– Развеять прах усопшего в космосе. Сначала покойника кремируют, потом пепел складывают в метеозонд, наполненный гелием, он улетает в стратосферу и развеивает прах. Удовольствие дорогое, но качественное. В космосе похоронен американский астроном Клайд Томбо, открывший планету Плутон. Родственников приглашают на место пуска, дабы они могли попрощаться с останками покойного, прежде чем их отправят в космос. Церемонию записывают и отдают им диск на память.
– И много покойников летает в стратосфере? – протёр окончательно запотевшие очки Геннадий Николаевич. – Похоронных дел мастера не унывают. Не посыпались бы усопшие родственники нам на головы. Я бы и рад запустить Нину Петровну в космос, но у меня таких денег – нет. Давайте лучше посчитаем остальные услуги, и не вздумайте меня обманывать, я – отличный счетовод.
– А кем вы были по специальности? Подсчитываете всё и всех.
– Математиком, – ответил Геннадий Николаевич. – Два высших образования – Бауманка и МГУ, большой опыт работы в техническом бюро на военном заводе «Сигнал». Подработка преподавателем математики и физики на вечерних курсах для абитуриентов.
– Ну и ну! – подскочил на стуле Максим Терентьевич. – Я ведь, батенька, тоже большую часть своей жизни проработал на этом же заводе. Занимался выпуском плат к изделиям военного назначения для оборонной промышленности, был начальником большого отдела, а вы, стало быть, занимались техническими условиями? Мы с вами в разных корпусах обитали. Завод-то наш большой был! Я, между прочим, кандидат технических наук. Сюда пришёл, когда наш завод распустили. Друг помог устроиться. Вот как бывает-то! С тёткой я вам помогу. Если сильно не кричать, то спокойно можно её в урне закопать на вашем фамильном участке. Подойдите в администрацию кладбища, оплатите землекопам, и они всё сделают, как надо. У меня скоро обеденный перерыв, пойдёмте-ка в кафе посидим, нам есть о чём поговорить. А помните нашего директора Камова? Человечище был! А его секретаршу Лилечку? Весь завод по ней с ума сходил.
Настоящая дружба, как и настоящая любовь, – явление редкое, но дружба порой объединяет даже сильнее, чем любовь. Так и подружились старый математик и старый радиоинженер.
Любовь до гроба, дураки – оба
Шестьдесят пять не возраст. Любви все возрасты покорны. Пётр Никитич собрался в театр на спектакль, в котором играет его дочь от третьего брака. Всего у Петра Никитича трое детей от трёх жён. Один сын – от брака с неудавшейся актрисой, второй – от брака с художницей, дочка – от последнего, теперь уже развалившегося брака.
В последнее время они с женой совсем перестали понимать друг друга. Супруга не работала – была домохозяйкой, а в последние два года её и вообще, словно подменили. Стала много выпивать, курить как паровоз, а главное, грубо разговаривать с заслуженным скульптором, и ведь не глупая она. Неувязочка была в интимных отношениях по причине того, что Пётр Никитич был старше супруги на двадцать лет. Придёт вечером домой из мастерской после занятий с учениками и слышит с порога.
– Пришёл старый хрыч! Миску ставить или у телевизора ляжешь?
Кусок в горло не лезет или перед выборами в прошлом году прицепилась: «Пойдёшь голосовать или лень ползти?», и обозвала его старым козлом, тогда они поссорились на неделю. А в последнее время и вовсе разговаривали исключительно нелитературными оборотами. Хотя бы дочери постеснялась. Дочь тоже хороша, весной закончила учёбу, привела в дом жениха двухметрового роста и устроилась на работу в театр, поэтому её частенько дома не бывает. В итоге в их маленькой двушке образовалось две семьи. В одной комнате – дочка с огромным мужиком, в другой – он со своей любимой. За стенкой охи-ахи всю ночь, а у них в комнате мат-перемат. Так и мучился бы Пётр Никитич, если бы не случай.
Шёл, как-то не торопясь домой из мастерской. Куда спешить-то? Увидел соседку, что этажом ниже жила. Она стояла над лежащей на асфальте дворнягой, и такое было у неё доброе лицо, жалостливое, что Пётр Никитич даже приостановился.
– Виктория Сергеевна, добрый вечер! Что это вы над собакой склонились? Помочь чем?
– Здравствуйте, Пётр Никитич. Да вот… собаку машиной сбило, хочу её в ветеринарную клинику отвезти, жалко её. Может поможете до машины её донести?
Пёс был крупным, а Виктория Сергеевна такая маленькая, пухленькая, хорошенькая, что-то кольнуло у него в груди. Пётр Никитич схватил пса на руки и понёс за Викторией Сергеевной на автостоянку. Пока они укладывали пса на заднее сиденье машины, он издох. Глаза Виктории Сергеевны наполнились слезами.
– Похоронить его надо бы по-людски. Поеду за МКАД, вот только лопату надо у сторожа гаража попросить.
Пётр Никитич тут же решил ехать с Викторией Сергеевной. А что? Дома его не сильно ждут. В последний раз жена ему брякнула: «Ты, Никитич, старый, скоро помрёшь, мне надобно учиться одной жить», помирать он вовсе не собирался, но на жену обиделся. Чего ему торопиться?
Побежал к сторожу стоянки, выпросил лопату на пару-тройку часов, и они покатили с Викторией Сергеевной в ближайший лесопарк.
В машине Пётр Никитич любовался соседкой. За рулём она сидела прямая, строгая, машину вела ровно, аккуратно, тормозила плавно, и так уютно и хорошо стало Никитичу, что он и совсем вылезать из машины не хотел. Пса похоронили, поехали домой и Виктория Сергеевна пригласила Петра Никитича на чашечку чая, хотя время уже приближалось к полуночи.
Дома у Виктории Сергеевны было тихо, уютно и спокойно. Старинная дубовая мебель, красивый абажур над столом, китайское покрывало на кровати, старинные чашки, в углу комнаты компьютер. Виктория Сергеевна работала переводчиком на дому. Пётр Никитич пил чай до двух ночи. Когда вернулся домой, жена пылала яростью.
– Ты где был старый развратник? По бабам пошёл!
Петру Никитичу спать не хотелось. Он молча вышел из комнаты и пошёл на кухню, где в это время будущий зять в одиночестве пил грузинское вино. Пётр Никитич заметил зятю, что настоящие мужчины вино не пьют и отправил его за водкой. До самого утра пил горькую. Идти в волшебную кровать к благоверной ему не хотелось. Когда ближе к утру она заявилась на кухню, Никитич выставил вперёд двухметрового зятя и сказал, что у них мужской разговор. Жена влепила ему пощёчину.
Наступило лето. Виктория Сергеевна уехала на дачу, а Пётр Никитич напросился к ней в гости. Два месяца провёл, как в раю. Маленький уютный деревенский домик, грядки, долгие разговоры по вечерам. Когда вернулся в Москву, у порога стояли два чемодана с его вещами. Он всё понял, подхватил чемоданы, молча съехал жить в свою мастерскую.
Всё бы ничего, но наступала осень, а мастерская не отапливалась. Пётр Никитич купил несколько обогревателей, пытаясь хоть как-то согреться. Его грызла тоска. Виктория Сергеевна к себе жить не пускала, а значит, надо было продолжать процесс ухаживания. А тут дочь позвонила, пригласила на премьеру спектакля. Пётр Никитич тут же перезвонил Виктории Сергеевне и пригласил её на совместный выход в свет. Она согласилась и вечером за ним заехала на машине.
В театре Пётр Никитич сидел на почётном первом ряду. Спектакль был молодежным, с огромной массовкой. Пётр Никитич долго искал в толпе массовки дочку, но так и не нашёл по причине того, что лица актеров были раскрашены до неузнаваемости. Оркестр гремел как из Иерихона, главный герой был молод, прыщав и гнусав. Добила Петра Никитича сцена с грязью, когда в декорациях приоткрылись отверстия и главную героиню, включая массовку, обдали несколько струй коричневой жидкости, и эту жижу массовка начала под музыку размазывать друг по другу. На сцене в луже бесновалась куча грязных оборванцев. Пётр Никитич окончательно потерял надежду отыскать дочь, с ужасом думая, что вся эта грязь, не дай Бог, утечет со сцены и выльется ему под калоши. Хорошо было только от того, что здесь в театре, после мастерской было тепло и сухо. Глаза его прикрылись, очки съехали на нос, и он задремал. Однако вскоре опомнился, встрепенулся, повернулся к Виктории Сергеевне.
– Спектакль дерьмо, а ноги в тепле.
Виктория Сергеевна застыла в задумчивости: «Брать или не брать?», вот в чем вопрос.
Вишня
Каждый год в конце лета пенсионер Владимир Васильевич помогал жене собирать урожай. Вот и в этот раз жена попросила его обобрать деревья с вишней, она собиралась закатать на зиму дюжину банок с вишнёвым компотом.
Владимир Васильевич взял корзинку, зашёл в сарай к курам, там была припрятана чекушечка. Закусывая вкусную водочку, подкрепился луковицей с грядки да и отправился выполнять указания благоверной.
Быстро собрав ягодки с низкорослых деревьев, Владимир Васильевич пригляделся к большой вишне, на которой по закону подлости висело огромное количество ягод, а самые крупные, светя ярко-малиновыми боками, весело покачивались на самой макушке разлапистого древа. Обойдя его вокруг, сборщик ягод пошёл за высокой стремянкой.
Шпицеобразная собачка Владимира Васильевича по кличке Вильма везде следовала за своим хозяином. Поэтому, когда он подтащил стремянку к дереву, Вильма, схватив хозяина за брючину, зашлась дурным лаем: «Куда лезешь, старый дурень?! Убьёшься…». Почти как в песне: «Поспели вишни в саду у дяди Вовы, а вместо вишен один весёлый смех».
И до того надоела Владимиру Васильевичу его питомица со своими приставаниями, что он решил её привязать рядом с деревом. Нашёл на участке чугунную тумбочку размером с Вильму, кряхтя подтащил собачонку, и посадил её на верёвку, накрепко привязав конец оной к чугунному держателю этаких зловредных четверолапых. Убедившись, что лающая вредина надёжно зафиксирована, установил стремянку, взял корзинку и полез на макушку древа испытания. Первую партию щедрых даров природы собрал быстро и ловко. Спустился, высыпал спелые ягоды в тазик и полез за второй порцией.
Внимательно следя за перемещениями хозяина, Вильма страшно нервничала и периодически пыталась тяпнуть его за штанину: «По деревьям гоже лазить только котам, а порядочной собаке на высоте делать нечего». Но Владимир Васильевич, в очередной раз рявкнув на питомицу, снова застрял на макушке древа.
Он уже почти собрал все ягоды, оставалось только дотянуться до нескольких, которые висели по краям веток, когда стремянка угрожающе накренилась. Владимир Васильевич сообразил: возможен неконтролируемый полёт. Поэтому и решил: подправлю-ка я на лету стремянку своим же весом. Сделал резкий рывок назад и чуть в сторону. Стремянка оторвалась от дерева и, рассекая воздух, полетела в сторону чугунной тумбы с привязанной к ней Вильмой.
Сам же Владимир Васильевич, оторвавшись от лестницы, с корзинкой в левой руке описал по воздуху большую дугу и улетел белокрылой птицей аккурат в колодец. Слава богу, колодец был прикрыт деревянными створками, так что на его дно незадачливый пенсионер не спикировал. А ударившись телом о крышку колодца, распластался рядом в зарослях клубники и разве что не скулил, накрытый корзинкой с остатками вишни.
…Вильма поняла, что ей пришёл конец. На неё летела страшная стремянка. Собрав последние силёнки, несчастная собачонка, весившая от силы килограммов семь, с диким визгом натянула верёвку и потащила за собой чугунную тумбу. Чудеса да и только, отволокла её аж на четыре метра от места падения стремянки, где и рухнула в траву, дрожа от пережитого ужаса. Вот что значит неукротимая жажда жизни!
На шум выбежала жена Владимира Васильевича.
– Паразит! Успел выпить! Так тебе и надо, алкоголик. Поставь корзину на землю. Что ты в неё вцепился?! Крышу колодца испортил!
Владимир Васильевич, лёжа в клубнике без сливок, попытался было оправдаться, но его стоны потонули в криках жены: та, раздражённо махнув рукой, ушла в дом.
– Хорошо ещё, что без кастрюли вышла, точно напялила бы её мне на голову, – выдохнул Владимир Васильевич, оглядываясь по сторонам.
– Вильма! Вильма! Иди сюда, моя девочка!
За углом дома послышался скулёж. Оглядевшись, Владимир Васильевич не увидел ни Вильмы, ни чугунной тумбы. Подивившись Вильминому темпераменту и её нежданной недюжинной силушке, пошёл налаживать контакт с потрясённым животным, но не тут-то было.
Увидев перепачканного клубникой хозяина, Вильма оскалилась и зарычала. Он с трудом отвязал верёвку от тумбы, отпуская несчастное животное, которое ушло виляющей походкой под дом. Сутки оттуда раздавалось скуление и светились два недоверчивых глаза… А Владимир Васильевич ещё долго рассказывал друзьям и знакомым про вишнёвые дожди и полеты во сне и наяву.
Фляжка
Алексей Степанович солидный мужчина средних лет, холостяк, начальник отдела программистов, терпеть не мог командировки по одной простой причине – он до смерти боялся летать в самолётах: лучше три дня на поезде, нежели два часа в воздухе. Но в жизни случаются именно те ситуации, которых больше всего боишься. Алексея Степановича отправили в командировку в Магадан. Лететь нужно было самолётом на целых девять дней. Восемь часов туда и восемь обратно. Шестнадцать часов в воздухе. Как пережить эти самые часы, он не представлял. В голову лезли тревожные мысли, а в ночь перед командировкой ему и вовсе приснился страшный сон. Сидит он в кресле боинга, выходит стюардесса и с приятной улыбкой сообщает: «Экипаж нашего самолета прощается с Вами и желает вам приятного полета…»
Алексей Степанович проснулся в холодном поту. Вечером он вылетал в Магадан. Утром в конторе ему встретился сотрудник – инженер из его же отдела, весельчак и балагур, который, зная о панических страхах Алексея Степановича перед полётами, решил аккуратно добить своего начальника.
– Алексей Степанович! Как настроение? Летим? Хотите, я Вам анекдот на дорожку расскажу для поднятия духа?
Алексей Степанович сжался.
– Боже мой, и этот знает о моем горе! – но внутренне собрался, – конечно, Валерий Васильевич, слушаю Вас.