Дочь экстрасенса

Ирина пыталась объяснить дочери, как плохо и одиноко ее двоюродному брату, что у него нет мамы и папы, и он погибнет один. Но на девочку это не действовало. Она не хотела делить свою маму с каким-то другим ребенком. Максим старался быть незаметным, прятался по углам, чувствую отношение к себе. Ирина старалась всячески поддерживать мальчика, она подбадривала его, пыталась подружить с сестрой, придумывая им совместные игры и занятия, незаметно от остальных давала съесть что-нибудь вкусненькое.

Изредка Ирина появлялась на работе – но институт фактически уже не функционировал. Деньги не выделялись, и какие-то научные исследования проводить было не на что. Приходилось искать другие заработки. Многие знакомые Ирины, люди с высшим образованием, бросив работу, не приносящую денег, превратились в челноков. Они мотались в Китай и Турцию, закупали там одежду, и, таская на себе огромные тюки, привозили вещи, преодолевая таможенные препоны, бытовые трудности, вооруженные нападения, домой в Россию, одевая своих соотечественников в недорогие импортные шмотки.

Одна из таких приятельниц, Лера, поссорившись со своим компаньоном, у которого была машина, предложила Ире с мужем помогать ей. За определенную сумму денег и вещей из привезенного товара они должны были встречать ее из поездок, помогать отвозить вещи домой, возить ее на барахолку с товаром и обратно. Николай сначала заартачился, но Ирина пригрозила отнять у него ключи от отцовской машины и заняться извозом сама. Муж слишком любил машину, чтобы пойти на такое, и согласился работать.

Сначала Ирина ездила вместе с ними, но увидела, что Николай справляется один, и решила, что в это время лучше заниматься дома детьми и различными своими делами. Лера не возражала, ей давно нравился Николай. Она стала угощать после работы его вкусными обедами. Специально для него покупала деликатесы и французский коньяк, дарила галстуки, кошельки, рубашки. Николаю нравилось отдыхать в уютной чистенькой квартире Леры. Одинокая женщина была достаточно привлекательна и не закомплексована. И мужское сердце не выдержало.

Николай все чаще и все дольше задерживался у своей любовницы. Там он чувствовал себя любимым мужчиной, окруженным вниманием и заботой. Там не было материальных проблем и вечно ссорящихся детей. И он ушел к Лере. Ирина не удерживала мужа. Она даже почувствовала облегчение, теперь Николай был для нее чужим человеком. Договорились, что на квартиру он претендовать не будет, а машину оставит себе. Николай стал тоже ездить в Турцию и Китай, таскать баулы, торговать на барахолке. Еще больше растолстел, но был вполне доволен жизнью.

А Ирина в этот период была занята другим. Неожиданно для себя она увлеклась магией, хиромантией, астрологией, гаданием и картами Таро. Она захотела подвести под паранауку научную основу. Умение перерабатывать огромные объемы информации помогли ей понять главное, отобрать действующие методы работы, дали умение входить в информационные потоки. Она решила испытать на практике полученные результаты – и стала гадать своим приятельницам. Те были поражены точностью ее предсказаний.

Как-то раз к ней зашла школьная подруга Галя, попросила погадать. Узнав про соперницу, заплакала: «Я так и знала. Он хочет меня бросить. А у нас уже двое детей, и я снова беременна. Как я жить буду? Растить детей? Только на ноги встали, бизнес пошел. Конечно, молодые теперь на него, раз деньги есть, вешаются. И эта тоже». Ирина пожалела подругу и сказала: «Попробую приворожить к тебе мужа, сохранить семью».

Первый раз в жизни она совершала подобное действие, только читала о нем, но все шло гладко, будто она всю жизнь занималась этим.

Через пару недель пришла сияющая подруга с полными сумками подарков для детей. Она же сунула конверт Ирине: «Бери, не отказывайся. Муж ко мне снова так относится, как в медовый месяц. Кралю свою забыл. Ты спасла нашу семью. Спасибо огромное».

В конверте лежало триста долларов. Можно было накупить еды, выплатить долг за квартиру.

А через несколько дней в квартиру позвонила незнакомая женщина. Она была модно и дорого одета, благоухала французским парфюмом, с волевым лицом, но все равно держалась как-то неуверенно. На вид ей было около сорока лет. Удивленной Ирине она сказала: «Ирина Георгиевна! Я от Галины. Помогите мне, пожалуйста!»

У нее была та же проблема, что и у Гали. Но эта женщина была директором крупной процветающей фирмы. И, когда Ирина приворожила к ней любимого мужчину, женщина тоже принесла конверт, но с такой суммой, которую Ирина не заработала бы у себя в НИИ за пять лет работы.

Вот с того времени и потянулись к Ирине клиенты. Устная молва быстро облетела город. Магические успехи Ирины Георгиевны поражали воображение. В доме появились деньги. Сначала они просто отъедались. Потом Ирина оплатила все долги, стала покупать детям и себе новые вещи. А потом стало хватать и на современную бытовую технику и на обучение детей в гимназии и занятия в разных кружках. Ирина купила компьютер, затем себе машину марки «Тойота», сделала в квартире евроремонт. По просьбе детей, в красивом престижном месте на берегу реки, недалеко от города, взяв кредит, построила загородный дом, в котором оставалось провести мелкие отделочные работы.

Конечно, все это пришло не сразу. Ирина бы никогда не стала самым сильным и известным в городе экстрасенсом, если бы ограничилась гаданием и приворотами. Но женщина никогда не успокаивалась на достигнутом. Пришло желание глубже понять восточную философию, тайны эзотерики, методы развития экстрасенсорных способностей. Она стала запоем читать книги Вивекананды и Ошо, Рамачараки и Рериха, Гурджиева и Блаватской, Кастанеди и Безант. Стала заниматься хатка-йогой и медитациями. Ее жизнь становилась все более аскетичной.

Основываясь на древних практиках, Ирина стала разрабатывать новые методы усиления возможностей человеческого мозга. Она поняла, что интеллект человека является самым совершенным инструментом познания. Эйнштейну не нужны были лазерные установки и синхрофазотроны для экспериментов. Он совершал великие открытия, сидя за своим рабочим столом с листком бумаги и ручкой в руке.

Результаты пришли довольно быстро, но неожиданно для самой Ирины. Сначала она стала изредка замечать в полумраке комнаты легкое свечение вокруг головы своих клиенток. Потом виденье ауры стало постоянным и не только в полумраке, но и на освещенной солнцем улице. Аура была разноцветной, многослойной, но Ирина научилась расшифровывать ее быстро. Было интересно наблюдать какую-нибудь улыбающуюся приятельницу со сладкими речами на устах и видеть, как вокруг нее полыхают коричневато-красные сполохи неприязни, зависти и агрессии.

Но дальше стало еще интереснее. Как-то раз она сидела в кабинете с клиенткой и услышала: «Как же она мне надоела. Неужели Виктор всегда будет с ней? И ничего не поделаешь – сестра. И квартиру не разменять, слишком маленькая. И видеть их постоянно рядом, счастливых, невозможно. Неужели я ему совсем безразлична, и он ни о чем не догадывается? Что делать?» Ирина удивленно взглянула на девушку. Та пришла снять венец безбрачия, твердила, что не может ни в кого влюбиться. А теперь говорит, что любит мужа сестры. Но девушка сидела и молчала. Она ушла в свои мысли и не произнесла ни слова. И Ирина поняла, что прочла ее мысли! Поразительно!

Девушка спросила: «Вы мне поможете, Ирина Георгиевна?»

Ирина ответила: «Люда, как же я сниму тебе венец безбрачия, если ты любишь Виктора и хочешь стать его женой, а он – муж твоей сестры?»

Девушка испугалась: «Откуда Вы знаете? Об этом никто даже не догадывается. Да я специально из-за этого советоваться в другой город приехала. Не люблю, когда обо мне какие-то разговоры или сплетни ходят».

Ирина успокоила девушку: «И не узнает об этом больше никто, если сама не расскажешь. Я же на то и ясновидящая, чтобы все знать. А тебе надо уехать в другой город жить. Учиться, приобрести хорошую специальность. Чувства твои нестойкие, уедешь – пройдут. Просто тебе мешает постоянное с детства соперничество с сестрой, усилившееся после ее замужества. Надо разорвать этот замкнутый круг. Твоя любовь впереди. Через один – два года встретишь настоящую любовь, но только в другом городе, учти, выйдешь замуж за хорошего человека».

Потрясенная девушка ушла. Через год от нее пришло письмо. Она последовала совету Ирину Георгиевны, уехала в Казань, окончила курсы поваров, устроилась на хорошую работу, познакомилась с парнем, за которого скоро выходит замуж. Приглашала на свадьбу.

Так Ирина начала читать мысли людей. Но это, оказывается, было не очень приятное занятие. Поток мыслей чаще всего представлял из себя нечто невразумительно пустое: «Вот эта девчонка ничего. Попка упругая. А сиськи маленькие. Зато вон у той коровы в берете – большие. А сама – трактор в скафандре. Как наша бухгалтерша. Опять она за одно дежурство ночные не проставила. Сволочуга. Пойду, обматерю завтра. Нет. Не стоит. В другой раз обсчитает. Лучше по-хорошему договориться. А дочка у бухгалтерши —девочка что надо. С ней бы на природу съездить, в траве поваляться. Или с новой кладовщицей. И грудастая и задастая. Даст или не даст?»

В других случаях это было нечто гадкое, вязко – тягучее, насыщенное злобой и завистью: «Вырядилась, мужиков заманивает. Видно сразу – шлюха. Морда, вон какая гладкая, на косметику тратит, поди, тысячи рублей. Так мужики ей платят. Говорят, проститутки некоторые за раз сто баксов берут, бесстыжие. В два раза больше, чем пенсия. Ну ничего, заболеет еще СПИДом. Или какой маньяк изобьет, ножом изрежет. Так ей и надо, шлюхе».

У подавляющей массы людей мысли были как заезженная пластинка, с простой мелодией из двух аккордов: шли по одному кругу, повторяясь, примитивные и однообразные.

Вскоре проявилась и еще одна экстрасенсорная способность. Когда Ирина начала видеть ауру, постепенно разбираться в ее структуре, то стала и определять и ее нарушения – болезни, как уже проявленные на физическом плане, так еще и таящиеся на нулевом уровне, не определяемые врачами, даже с помощью приборов и лабораторных исследований. Клинически они беспокоили пациентов неопределенными болями, недомоганиями, общей слабостью. У Ирины во много раз возросла энергетика, которую она научилась поднимать до нужного уровня с помощью йоговских асан и особого дыхания. И она начала восстанавливать своей энергией разрывы в полевых оболочках человека, его ауре. Так пришел дар целительства.

От клиентов не стало отбоя. Записывались за месяц вперед. Чтобы не истощить свои ресурсы и энергетику, больше шести – семи пациентов в день она не принимала. Для уменьшения потока страждущих, Ирина организовала оздоровительные курсы, на которых учила людей восстанавливать и поддерживать здоровье своими собственными силами, чтобы не нуждаться в лекарствах и целителях.

Конечно, трудно жить в потоке чужих мыслей и видеть постоянно обнаженными души людей через их ауры. Но Ирина научилась отключаться. Она воспринимала свой мозг, как какой-то сложный прибор (компьютер или телевизор). Надо увидеть ауру – включаешь одну волну, хочется прочитать чьи-то мысли – переключаешь другую. Пора подлечить кого-то, поворачиваешь тумблер в голове – и вот уже из пальцев начинает струиться целительная энергия.

Ирина никому не рассказывала об этих особенностях своего мозга, не писала научных статей и популярных книг. Она знала, что когда начинаешь говорить о своем даре, то по эзотерическим законам, он пропадает. А этого не хотелось. Никакой мании величия, свойственной многим колдунам и целителям, у нее не развилось. Ирина понимала, что был проделан огромный труд, благодаря особым методам, учитывая опыт многих поколений экстрасенсов, ее организм настроился на определенный информационно – энергетический поток. Так появилась способность видеть ауру, читать чужие мысли, заниматься целительством. Но этот настрой мозга легко можно сбить или потерять. Разные излишества, вредные привычки, секс, эгоцентризм, грязные мысли, отрицательные эмоции – нарушают работу человеческого мозга.

И тогда он, как старый испорченный приемник, становится непригоден для экстрасенсорного восприятия информации. Она так же знала: раз дано – надо использовать. Еще один закон эзотерики. Ирина все дальше и дальше отдалялась от большинства своих старых друзей и знакомых. Мало кто понимал ее стремление к самосовершенствованию, постоянную работу над собой, напряжение интеллектуальных сил в поисках истины и новых возможностей человека. Видели только внешнюю сторону – успех, высокие заработки, финансовую независимость.

Николай через несколько лет понял, что прогадал. Ему надоело таскать тяжелые баулы и часами стоять и в жару и в холод на барахолке, торгуя вещами. Раньше он навещал дочь два—три раза в год, а теперь зачастил. Приносил гостинцы, водил Женю в кафе—мороженое и в парк на аттракционы. Женя, милостиво приняв подарки, съев несколько порций мороженого и откатавшись на каруселях и качелях, под благовидным предлогом старалась поскорее ускользнуть от отца, чтобы не слышать его нудных речей: «Женя, я люблю тебя, доченька. Ты же хочешь, чтобы мы всегда были вместе: ты, я и мама. Семья должна жить вместе. Мы будем ездить на дачу, ходить в лес. Я буду маме помогать и тебе тоже. Ты скажи маме, что очень хочешь, чтобы я вернулся. Сделаешь это, доченька?» Женька буркала: «Да» и убегала.

Потом Николай, решив, что почва достаточно подготовлена, пришел к Ирине, клялся в любви, каялся в своей роковой ошибке и просился домой. Но Ирина высмеяла его и прогнала. Николай обозлился и хотел через суд разделить профессорскую квартиру. Но знакомые адвокаты Ирины Георгиевны легко доказали необоснованность его требований. Николай обиделся, успокоился и перестал приходить.

Изредка звонил дочери и на день рождения дарил подарки. Алиментов не платил. Но сейчас в его деньгах нужды не было. Но тут, буквально две – три недели назад, когда они собрались ужинать, раздался звонок. Открыли дверь, на пороге стоял Николай, полупьяный, с бутылкой вина в руке, сказал, что надо поговорить. Его позвали к столу. Ели молча, а потом, поев и выпив, он начал паясничать и говорить гадости: «Что, богатые стали. Коситесь на меня, как на таракана, даже разговаривать не хотите. Гордые. И теперь торгаш с барахолки вам ни к чему. С ним и за одним столом сидеть западло? Так, что ли? А ты, Ирка – кто сама-то? Гадалка. Да как ты можешь людям головы морочить? А еще кандидат наук. Материализм научный изучала. Ни хрена ты не видишь, говорить только умеешь, понавесишь лапши на уши, а денежки в карман. Хорошо устроилась!»

«Да пошел ты» – Ирина встала и хотела уйти к себе. Николай продолжал бухтеть: «Правда – матка глаза режет?!»

Максим вскочил: «Ну, ты меня, падла, достал! Когда у нас в доме есть было нечего, ты смылся, пристроился, как альфонс, к бабенке за жирные щи и пироги, служить. А теперь, гнида вонючая, приперся!»

Он схватил Николая за шиворот, потряс, а потом, толкая и пиная, вышвырнул за дверь квартиры.

Побледневшего Максима тогда трясло от ненависти: «Прибил бы эту сволочь, прямо здесь, только руки марать не хочется». Ирина успокаивала парня: «Да брось ты, он просто слабый человек, не выдержал испытаний, которые выпали тогда на нашу семью, да и на всю страну в целом. Не все люди сильные и верные, способные защитить себя, своих детей, любовь. Ну не убивал же он, не грабил. Просто предал нас в трудные дни – вот и все, что сделал плохого».

Максим сказал: «Ненавижу слабых людей» – и пошел курить на балкон, чтобы снять напряжение. Видимо, у него тогда всплыли в памяти воспоминания, как его этот «дядя» попрекал куском хлеба.

Ирину этот визит совсем не взволновал. Все это: любовь, совместная жизнь – были далеко в прошлом. Женя, когда узнала, что без нее приходил отец и пытался скандалить, пожалела, что ее в этот момент не было дома: «Уж я бы ему высказала все, что думаю о нем!»

Да, кстати, детей-то своих у Леры не было. Получается, Женя – единственная наследница их имущества. Вот теперь у нее к двадцати одному году будет своя квартира и машина. Вот тогда пусть и отделяется. Что-то она поговаривала насчет жениха. Пусть выходит замуж за этого своего художника или дизайнера, кто у нее там сейчас. А то стала совсем неуправляемая. Ночные клубы. Гонки без правил. Толпы то лохматых, плохо пахнущих парней в квартире; то каких-то бритоголовых качков и хохочущих, продажного типа девиц на даче. Вероятнее всего, выйдет замуж – и кончатся пьянки, «энергетики» и разные рисковые авантюры. Ирина вздохнула.

Максим рос послушным, вежливым мальчиком. Он хорошо, ровно учился. Учителя не могли на него нарадоваться. И она, Ирина, не знала никаких со своим племянником хлопот. Правда, он был угрюм и слишком застенчив, но постепенно стал более общителен.

Но зато Женя всегда была трудным и упрямым ребенком. Своевольная, скандальная, драчливая – она с раннего детства с кем-то ссорилась, потом мирилась, дралась с пацанами и девчонками, орала на весь двор, обзывала старушек. Обливалась с балкона водой, лазила по деревьям и крышам. В школе пререкалась с учителями, постоянно с кем-то враждовала и выясняла отношения. Не слушала мать и делала все по-своему. С ней было трудно, а порой и невозможно найти общий язык. Ирине постоянно приходилось то вытаскивать дочь из вопящего дерущегося комка тел, то выслушивать замечания учителей или жалобы соседей. А в старших классах даже ходить к инспектору по делам несовершеннолетних (драка, мелкое хулиганство, оскорбление милиционера). Ирина обращалась к психологам, опытным педагогам и воспитателям, читала книги по детской и семейной психологии. Но никакие ее усилия к исправлению дочери не приводили. Хотя, может быть, не делай она всего этого, Женя вообще бы скатилась на самое дно.

Глава 2

Джейн проснулась от своего крика. Снова этот жуткий сон. Она услышала свое прерывистое дыхание и почувствовала отчаянно бившееся сердце в своей худенькой детской груди. Снова и снова сон врывался в ее уже пробудившееся сознание. Сначала луна освещает красивый серебристый снег. Потом ее заволакивает темная туча. Ночная темень, зловещие ветки деревьев. И тяжелые шаги настигающего преследователя. Она бежит, бежит на пределе сил, но путается в каких-то зарослях, падает. И ее догоняет крупный, буквально огромный, как ей кажется с земли, мужчина. Хватает своими железными, цепкими руками, стискивает, ломая ребра. Невыносимая боль. Ее крик в ночи. И ужас от ожидания страшного конца. Этот сон повторяется постоянно вот уже год. И каждый раз ей становится все страшнее и страшнее.

Вбегает испуганная дежурная воспитательница, обнимает, успокаивает, дает выпить какие-то капли с сильным запахом валерьянки. Джейн перестает дрожать и всхлипывать, но до утра уже не может заснуть.

Джейн не помнит своих родителей и то, как она попала в приют. Но, когда стал повторяться этот ужасный сон, она как-то раз услышала разговор двух воспитательниц. Одна сказала: «Бедная девочка. Может этот сон, от которого она кричит по ночам – ее детская память о страшной гибели родителей?» На что мадам Бэнсен ответила: «Вряд ли такое возможно. Джейн была совсем крошкой и не могла ничего запомнить».

И Джейн действительно ничего не помнила о своем раннем детстве. Вся ее двенадцатилетняя жизнь прошла в приюте небольшого приморского городка. Здесь к ним относились очень хорошо. Кормили, одевали, учили шить, вязать, готовить, танцевать, играть на фортепиано. К ним приходили преподавательницы и проводили занятия по тем же предметам, что и в соседней гимназии. Девочки чинно гуляли и играли по парку или по набережной в сопровождении дежурной воспитательницы. По воскресеньям ходили в церковь. В приюте была хорошая библиотека, и девочки много читали. Особенно большим спросом у них пользовались любовные романы Джейн Остин и Шарлотты Бронте. Мечтали. Думали о мальчиках. Как все девчонки их возраста, ссорились и мирились. И Джейн даже не представляла, как это – жить вместе с мамой и папой, а не в большой компании девочек разного возраста.

Утром Джейн неожиданно вызвала к себе директор приюта мадам Дюваль. «Какую провинность я совершила?» -думала немного испуганная девочка, когда шла по длинному коридору в кабинет директора.

Но мадам Дюваль встретила Джейн приветливо, усадила в большое удобное кожаное кресло, сама села напротив и спросила: «Как дела, Джейн?» На Джейн смотрели умные, внимательные глаза. Седые волосы на висках. Прямая спина. Строгий темно-коричневый костюм. Хотя мадам Дюваль никогда не кричала на воспитанниц и строго не наказывала их, почему-то все они уважали и побаивались ее. Даже сам кабинет, с его дубовой мебелью, огромными книжными шкафами и тяжелыми портьерами на окнах, внушал уважение.

Джейн, потупившись, ответила: «Спасибо, мадам Дюваль, все хорошо».