И жизнь, и слезы, и любовь

Вскоре Басаргина назначили старшим советником Представительства, и круг его обязанностей расширился и стал еще более ответственным. Он весь день пропадал на работе, но вечерами неизменно выходил с Андросовым на теннисный корт и самозабвенно гонял мяч. И во всем представительстве не было более близких друзей, чем они.

Но однажды Глеб закончил игру гораздо раньше обычного. Взглянув на недоумевающего Андрея, он объяснил:

– Хочу с тобой посоветоваться. Даже заказал ради этого столик в нашем ресторане. Поехали, там нас уже ждут.

Когда они уселись за старинный дубовый стол, привезенный в эту итальянскую тратторию из Феррары, и им подали восхитительную ароматную пиццу по-неаполитански, Глеб пригубил бокал красного вина и произнес:

– Мне предложили работу в Москве. Но не в министерстве иностранных дел. А в нефтяной компании «Нобель-ойл».

– Что же именно?

– Заниматься международными проектами компании.

– Но тебе этого не очень-то хочется, – проницательно заметил Андросов.

Глеб вздохнул:

– Понимаешь, когда ты отдал МИДу столько лет своей жизни, знаешь всех и вся, когда ты уже кое-что понимаешь в дипломатии, менять стезю не очень хочется. – Он оглядел уютный зал ресторана. – К тому же, не скрою, мне нравится Нью-Йорк. И очень нравились Женева и Вена, в которых я работал до этого. Если я перейду в «Нобель-ойл», то вместо уютных ресторанчиков, красивых набережных, парков и бульваров меня ждут одни нефтяные вышки и инспекции нефтеперегонных заводов.

– Возможно, они будут расположены в очень живописных местах, – улыбнулся Андросов. – А если без шуток, Глеб – тебе же предлагают стать кем-то вроде министра иностранных дел «Нобель-ойла». А сам «Нобель-ойл» – это что-то вроде государства в государстве. Компания расположена на огромной территории, в ней работают сотни тысяч людей. – Андросов внимательно посмотрел на Глеба. – Вот кого, быть может, ты станешь представлять.

– Я думал об этом, но… – Всегда решительный и уверенный в себе Басаргин опустил глаза. Андросов видел, как ему нелегко.

– Не стану говорить, что бы сделал я, если б мне предложили это – ведь это предложили не мне, а тебе, что уже свидетельствует о многом, – медленно произнес Андросов. – А хочешь сделаем так – подбросим монетку, и в зависимости от того, какой стороной она упадет, станет ясно, к чему тебя толкает судьба.

– Давай! – с видимым облегчением сказал Басаргин. – Орел!

Андросов выудил из кошелька затертую четверть доллара и подбросил вверх. Монетка со звоном упала на полированную поверхность стола. В мягком ресторанном освещении поблескивали широко расправленные крылья орла.

Андрей улыбнулся:

– Полностью совпадает с моей рекомендацией. Но ты, конечно, еще подумай. И посоветуйся с Машей – ведь именно ей придется разделить с тобой бремя твоего решения.

Две недели спустя в представительстве России был организован прощальный прием по случаю окончания работы старшего советника Глеба Басаргина и его отъезда в Москву. Пришло множество дипломатов почти из всех миссий, аккредитованных в Нью-Йорке, с которыми пересекался по работе Басаргин, пришли его знакомые журналисты, куратор музея «Метрополитен», с которой Басаргин сотрудничал во время выставки произведений «Эрмитажа». Пришел и его старый знакомый – обладатель львиной гривы седых волос и черной, как смоль бороды почти до пояса Осип Бар-Цадик, внук раввина из украинской Умани, поэт и философ, предпочитавший знакомить публику со своими произведениями на небольшой площадке прямо под мостом Куинсборо.

Люди произносили прочувственные речи, желая Басаргину счастливого будущего, а одна эмоциональная советница из представительства Сьерра-Леоне даже разрыдалась. Глеб мужественно принимал нескончаемый поток поздравлений и пожеланий, а затем, улучив момент, подошел к Андрею:

– Наверное, этого не было бы, если б не ты…

Андросов пожал плечами:

– Надеюсь, что мой совет в чем-то помог тебе. Маша ведь тоже тебя поддержала?

Глеб кивнул.

– Интересно, где ты будешь заниматься в Москве теннисом, – протянул Андрей.

Басаргин вздохнул:

– Теперь там уйма кортов, но, боюсь, мне будет не до тенниса. – Он крепко сжал бокал с вином в своих сильных пальцах. – Это и есть как раз то, чего я так опасался.

– Взгляни на это дело иначе: кто-то же должен делать эту работу. А ты ее сделаешь лучше других. Я уверен в этом!

Слова Андросова оказались пророческими: вернувшийся в Москву Басаргин сделал головокружительную карьеру – сначала возглавил международный департамент «Нобель-ойла», а через три года стал одним из вице-президентов этой могущественной нефтяной корпорации.

Правда, одновременно сбылось и другое его пророчество – после перехода в «Нобель-ойл» Глеб уже больше не принадлежал себе, работа поглощала все его время, и если он не находился в бесконечных разъездах по стране и за ее пределами, то работал допоздна в Москве. Его должность подразумевала необычайную ответственность, а судьбы тысяч людей, которые от него зависели, требовали непрестанного внимания. Даже поговорить по телефону с ним было трудно, и поэтому Андрей общался в основном с его женой Машей.

С Машей общалась и Алла Андросова. Алла очень гордилась, что у ее мужа есть такой влиятельный друг, но и немного побаивалась Басаргина – она чувствовала, что Глеб видит ее насквозь. Он оказался, наверное, единственным сотрудником Представительства России при ООН, на кого ее чары не подействовали. А ведь она так старалась ему понравиться… Но он сразу дал понять: не стоит. И Алла поняла…

Но сейчас было не до старых счетов. Басаргин был, пожалуй, единственным, кто мог помочь и ей, и Андрею. Прежде всего – Андрею, потому, что ни у кого не было такого влияния на Андрея, как у Глеба.

Поэтому Алла оделась как на парад, тщательно накрасилась – не очень броско, но эффектно и, довольная полученным результатом, стала ждать назначенного времени. Она точно в 15.00 прибыла к штаб-квартире «Нобель-ойла», расположенной на Цветном бульваре, и не удивилась, когда мужчина лет тридцати, стоящий у тяжелых полированных дверей, сразу направился к ней, мгновенно выбрав ее из более чем двадцати человек и ввел в здание, небрежно кивнув охране: «К Басаргину!»

В кабинете, где все сверкало и сияло, как полагается по статусу одному из влиятельнейших и богатейших людей России, Аллу ожидал Глеб. Он нисколько не изменился с момента их последней встречи в Нью-Йорке. Пожалуй, даже постройнел и помолодел.

Не предложив ей сесть, он почти ласково приказал:

– Не смей мне врать! Я знаю, что происходит с Андреем, и в этом – твоя вина. Но у нас пока есть время и ситуацию можно исправить. – Он внимательно посмотрел на женщину. – Андросов нужен «Нобель-ойлу». У нас на него – серьезные виды, фантастические планы. Мы собираемся разрабатывать нефть на шельфе Тринидада и Тобаго. Надеюсь, ты слышала о таком государстве? – и он скептически посмотрел на Аллу.

В ответ женщина машинально кивнула.

– Так вот, нам там нужен, просто необходим Андросов – с его блестящим знанием английского и испанского языков, с его организаторскими способностями. А главное – с его порядочностью. – И он снова, но уже многозначительно посмотрел на Аллу, как бы говоря: «А я-то знаю, что ты – баба непорядочная».

Алла нервно сжала руки и закусила губу. В другой ситуации она бы так ответила этому наглецу, что тот надолго запомнил бы. Но сейчас ей лучше было вообще позабыть про гордость.

Глеб Басаргин подался вперед:

– Пока ты целыми днями носилась по магазинам в погоне за модными тряпками, Андрей и я работали как проклятые. А после работы шли на теннисный корт. Как ты понимаешь, у дипломатов теннис – тоже часть работы. И там, на кортах Центрального парка, нашими партнерами часто бывали дипломаты из Южной Америки – один аргентинец и первый секретарь миссии Тринидада и Тобаго. Аргентинец переехал в Вену, работает в представительстве своей страны при ЮНИДО – Организации по промышленному развитию ООН, а вот Патрик Делейни стал министром энергетики Тринидада и Тобаго. И непосредственно курирует те самые участки шельфа, на которых мы планируем добывать нефть.

– Я поняла, – кивнула Алла.

Глеб Басаргин холодно усмехнулся:

– Очень рад, что голова у тебя наконец начала работать. А не другие части тела… – Он скрестил руки. – Патрик Делейни был отличным парнем, и у меня с ним установились хорошие взаимоотношения, но по-настоящему близок он был именно с Андреем. Они вместе ходили в музей «Метрополитен», Музей Гуггенхайма и в Музей современного искусства, и по его просьбе Андрей перевел на английский книгу про нашего мордовского скульптора Степана Эрьзя, который почти четверть века прожил в Южной Америке, где делал скульптуры из твердого, как камень, дерева кебрачо. Эта книга был издана в Порт-оф-Спейн и имела большой успех, а сейчас успешность нашего проекта в Тринидаде и Тобаго во многом зависит от того, сумеет ли Андрей выехать туда и возглавить представительство «Нобель-ойл». – Басаргин сузил глаза и стал похож на своего отца – генерала Виктора Басаргина, грозное имя которого было известно не только в России, но и в Афганистане и Вьетнаме, где ему довелось воевать. – Поэтому ты сделаешь все, чтобы он немедленно бросил пить, расстался с Ладой и обрел душевный покой. Ты – в ответе за его здоровье. А если со здоровьем возникнут проблемы, ты сделаешь все и даже больше, чтобы его спасти. Поняла?

Алла опять кивнула. Произнести что-либо она уже не осмеливалась.

Басаргин рявкнул:

– А теперь – кругом и шагом марш отсюда!

Алла вылетела из кабинета как пробка и только на улице пришла в себя. «Что же это было?» – пронеслось у нее в голове, когда она садилась в машину, собираясь ехать домой.

«Ах, да – у Андрея будет и неслыханный карьерный взлет, и статус, и другие деньги. Значит, и у меня тоже. И я опять – в шоколаде, – поняла она. – Тогда – за работу!»

Алла довольно легко отшила «необременительную любовницу». Со спиртным было сложнее, однако она сумела выиграть и эту битву – посадила мужу на строгую диету, без алкоголя и жирной пищи, и вскоре Андросов выглядел почти так же, как и во время работы в Агентстве. Теперь он целенаправленно готовил себя к новым условиям существования. Его, как и Аллу, вдохновляло намерение Басаргина использовать его в очередных грандиозных планах «Нобель-ойла». Даша исчезла, бросила его, найти ее невозможно, как он ни пытался. Остается одно – жизнь без любви, жизнь без Даши. Но будет работа, на которой он с его опытом и знаниями принесет пользу тысячам людей и не подведет друга Глеба.

И все же в глубине души его не отпускала тоска по Даше. Он ощущал ее как физическую боль, как астму – ему трудно было дышать. Острая ноющая боль постоянно подступала, сжимала грудь и горло, особенно по ночам, когда он часами лежал без сна, отвернувшись от безмятежно посапывающей Аллы. Конечно, безумно интересно прилететь на Тринидад и Тобаго и после стольких лет разлуки встретиться с Патриком Делейни и с его женой, очаровательной Синтией, но… Андрею оставалось лишь скрипеть зубами, потому что у Патрика была и прекрасная Синтия, и трое замечательных детей, а у него не было ничего. Он сам был как брошенный на произвол судьбы ребенок, которому надо было одному выживать в жестоком мире – без любви, без детей, без Даши. И как он ни старался забыть об этом, переключиться на предстоящую службу в далекой Южной Америке, думать о работе в «Нобель-ойл», у него почти ничего не получалось.