– Теперь я просто темный маг, – поправила я. Но пришлось добавить, уловив скепсис главы тайной канцелярии: – Хорошо, сильный темный маг с дополнительным подарком от прежнего дара. Я до сих пор ощущаю чужие эмоции.
– Это лишь пока, ведь дар может восстановиться, и ты решишь отправить нас всех к Белой Эйте? – парировал он.
– Нет, – потерев грудину, невольно улыбнулась я, несмотря на легкую, постоянно мучившую боль. – Эта капля света внутри меня не позволит. Она моя, родная, защищает душу. К тому же стабилизирует мою магию и избавляет от зловредного воздействия темной энергии на мозги и эмоции. Благодаря этому свету я не сошла с ума, пока заново проходила инициацию и… вспоминала… не свое.
Задумчивое молчание главного безопасника страны начало напрягать, но, надо думать, я еще слишком наивный интриган, а вот он, наоборот, слишком опытный. И пока я накручивала себя, переживая о его решении, эйт Хорн доводил меня до нужной кондиции. Наконец, он выдал:
– Хорошо. Тебя выпустят отсюда. И ты останешься Катрией Фолкзан…
– Нет! – оборвала я его и упрямо вздернула подбородок, всем своим видом демонстрируя непреклонность. – Я не позволю лишить меня собственного имени. Поэтому готова выйти отсюда только как Виктория, а Катрия может быть моим вторым именем.
Мужчина скрежетнул зубами и сухо процедил:
– Хорошо, князь согласен объявить народу Солката о том, что даровал своей наследнице второе имя в благодарность за спасение.
– Спасибо, – с облегчением выдохнула я.
Но оказалось, это были не все условия.
– Однако ты обязана дать нам клятву верности и что никогда не…
– Нет! – вновь жестко оборвала я. – Я готова дать кровную клятву о непричинении вреда и верности только своему отцу, князю Дивиту Фолкзану. Вам же я подобных клятв давать не намерена.
– И почему же? – проскрипел ледяным тоном взбешенный темный маг.
– Потому что хранить верность многим невозможно. Вдруг ваши с князем взгляды или жизненные интересы разойдутся. И что тогда делать мне? Разорваться на части? – спокойно пояснила я. – Насколько я понимаю, эрэт Фолкзан решил пока оставить меня в статусе главной наследницы княжества, а значит, может так статься, в будущем я займу трон Солката. Тогда уже вы должны будете верны мне. В этом случае моя клятва сыграет против меня же.
– Я предупреждал тебя, Себ, что эта девочка гораздо умнее и осторожнее Катрии, а ты не верил, – донеслось из темноты коридора.
Через пару мгновений из сумрака вышел сам князь Дивит Фолкзан. Высокий, очень симпатичный, сероглазый мужчина в черном и с цепью на груди. Жесткий, суровый, но справедливый и не бездушный правитель, как я смогла убедиться. Я почувствовала его грусть, душевную боль, пока он пристально рассматривал меня. По-прежнему ощутила непривычное родственное тепло, словно мы и правда с ним родные. Вот бы узнать его поближе. Прочувствовать нутром эту непривычную сопричастность хоть к кому-то, как настоящей дочери.
Жадно рассмотрев отца своего нового тела, я неуверенно улыбнулась, неловко присев в реверансе.
– Я принимаю тебя, Виктория, как свою дочь, – хрипло проговорил князь слова, от которых екнуло мое сердце. Потом, протянув сквозь прутья скарификатор, добавил: – И жду обещанную клятву.
Проколов палец, из-за накативших эмоций я скорее проскрипела клятву, чем торжественно произнесла, правда, немного «упростив»:
– Клянусь, что никогда не буду покушаться на власть и жизнь князя Дивита Фолкзана.
Князь и его страж криво усмехнулись, отметив краткость и узкую направленность клятвы, но приняли как есть. Себ Хорн открыл дверь моей камеры и жестом предложил ее покинуть. Князь протянул мне плащ со словами:
– Всем сказано, что после смерти матери и ее попытки убить меня на твоих глазах, ты была немного не в себе. Мне пришлось закрыть дочь в казематах ради нее самой, пока не возьмет свои эмоции и магию смерти под контроль. Так что твой облик никого не удивит.
– Постараюсь не доставлять вам лишних хлопот, эрэт Фолкзан, – я вновь присела в реверансе.
Для прежней хозяйки тела это было как дышать, а вот для меня кланяться и заискивать – нет. Только человека, от которого зависело: жить мне дальше или нет, надо расположить к себе.
Князь помолчал с минуту, изучая меня, будто муху под лупой. Затем тяжело, немного рвано вдохнув-выдохнув, спросил:
– Насколько хорошо ты помнишь… сроднилась с памятью Катрии?
– Полностью, – глухо призналась я, невольно напрягаясь в ожидании его реакции.
Как только после покушения князя подлатал целитель, произошло много чего. Очнувшись от обморока, я забилась в судорогах от накатывавшей волнами магии смерти. Сперва Катрию отправили в казематы, действительно, чтобы спасти, решив, что, потрясенная потерей матери, она потеряла разум и контроль. Однако оказалось, что началась моя собственная магическая инициация. Ведь магии смерти плевать, чье тело, главное, душа новая, не инициированная, новорожденная, можно сказать!
К сожалению, а может и к счастью, все это я помнила урывками. Как потрясла окружающих тем, что говорила на неизвестном языке, билась в истерике, когда бесконтрольные потоки магии набрасывались на опрометчиво приближавшихся крыс, пытались убить стражников, подходивших к клетке. Князь с Хорном видели, что я не понимала происходящего, не понимала, как и почему мои руки вдруг выпускали жуткие серые жгуты, все вокруг превращавшие в прах и гниль. К тому же на любое обращение и попытку достучаться я выкрикивала другое имя, отказываясь от «своего» и с очумелым видом шарила по своему телу и разглядывала руки и ноги, задирая подол.
Когда окружающие все-таки заподозрили чудовищную подмену и затем убедились в ней с помощью артефакта истины, повелитель Солката меня чуть собственноручно не уничтожил. Но жалкий вид забившейся в угол девушки с внешностью его дочери, с подлинным отчаянием и в слезах таращившейся на него – жуткого мужика с кошмарным черным сгустком в ладони – остановил. Чуть позже князь, выражаясь официальным языком, пересмотрел свои планы на меня.
Потом, когда я лучше освоила чужой язык и воспоминания Катрии, начались тяжелые, утомительные допросы. И еду с водой мне давали только за честные ответы, правдивость которых подтверждал артефакт истины.
Эти двое мужчин, самых влиятельных в Солкате, узнали обо мне очень много. Впрочем, как и я о них. Халзина Бачир, жена князя и мать его единственной дочери, собрала на каждого самое подробное досье. Вот и ее дочери, а теперь и мне о большинстве местных аристократов известно больше, чем они о друг друге знали.
Наконец князь кивнул мне, видимо, удовлетворившись моей памятью. Но расстроенно нахмурился от моего вида – жалкого, замызганного, не подобающего княжне. Дождавшись, когда я наглухо закутаюсь в длинный черный плащ с капюшоном, князь молча двинулся на выход из подземелья. Я спешно семенила за ним, спиной ощущая тяжелый взгляд следовавшего за нами Хорна.
Придерживая полы плаща на груди, я думала о том, как же круто вновь поменяется моя жизнь.
Я, Виктория Невская, родилась в совершенно в другом мире. Сирота и детдомовка, как у нас… там говорят… говорили. Студентка четвертого курса юрфака, считавшаяся, надеюсь, заслуженно, умной и деятельной особой, хоть и со скверным характером. Незамужняя, бездетная, ни разу не любившая мужчину и даже не познавшая страсти. Холодная, расчетливая и пакостливая, в общем, натуральная Шапокляк, как прозвали меня подруги в честь вредного персонажа из мультика.
В той жизни, на Земле, у меня были лишь две ценности. Мои мозги, благодаря которым хорошо училась и продвигалась по жизни, подрабатывая в успешной юридической фирме. И две мои подруги – Мария Васюнина и Евгения Корзинкина, подельницы во всех авантюрах, названные сестры и мое спасение в холодном и неприветливом к сиротам мире.
Пухленькая рыжая Машка из-за красневших по малейшему поводу щек в детстве получила прозвище Томат и училась в меде. Высокую и худую Женьку, студентку экономического факультета, всегда отлично управлявшуюся с цифрами, в детстве за худобу и высокий рост прозвали Шпалой. Обе девочки стали замечательными девушками.
Мы родились в один день, в одном роддоме, и от нас троих отказались родители. Потом и в один детдом попали, который соединил нас навсегда. Неразлучная троица, ставшая семьей, которой нас лишили родители. Или обстоятельства? Кто знает?
И умерли мы тоже в один день и даже в одно время.
Сейчас уже сложно сказать, в какой момент мы втроем открыли для себя музыку. Сперва научились играть на гитаре, потом начали петь. А после выпуска в «свободную» жизнь пение и музыка помогали выживать. Мы зарабатывали, выступая в парках, переходах и кафешках, жили в одной квартире, хотя каждая получила свое жилье. Ведь привыкли всегда и везде быть вместе, делить все на троих, как хорошее, так и плохое.
И вот вскоре должен был состояться музыкальный конкурс, победа в котором открывала прекрасные перспективы. Конечно, заманчиво маячил и денежный приз. По крайне мере, лично меня интересовал именно приз. Женька же верила в чудеса: мы станем богатыми и знаменитыми. Маша надеялась, что слава известной певицы поможет ей встретить своего рыцаря в сияющих доспехах. В общем, в нашем трио я оказалась самой приземленной и меркантильной. Шапокляк, одним словом.
Женька подслушала разговор своих однокурсниц и узнала про суперкрутую ведьму, которая может помочь во всем. И выиграть музыкальный конкурс, в том числе. Уговорить меня на эту глупость, пойти к ведьме за заговором на удачу, было равносильно подвигу. Тем более, за «удачу» необходимо было заплатить. Но отказать в чем-то Маше и Жене я была не в силах. Хоть и вполне успешно это скрывала. Очень жаль, что моя безотказность сыграла с нами жуткую шутку!
Ведьма Анхелла оказалась действительно… ведьмой. Это выяснилось из разговора на первой же минуте. Мы провели всамделишный магический ритуал, по ее словам, добавили себе двойную дозу магии, любви и удачи. Я цинична, прагматична и не верила в сказки, однако даже я убедилась в том, что Анхелла не какая-нибудь шарлатанка, коих развелось как грязи. Магия существует! Ведь в процессе проведения ритуала я ощущала дыхание «той» стороны, дичайшую неподъемную тяжесть, когда нанизывала бусинки, олицетворявшие желаемое, на восковый браслетик, добавляла нам с девочками море удачи.
А потом ведьмин кот – толстый, зеленоглазый Амагрелим – устроил поджег и открыл для нас врата ада. В пламени, полыхавшем на столе Анхеллы, над ее головой я увидела жуткие тени, темные маски вместо лиц, в глазницах которых горел огонь. Видимо, жуткое, мистическое зрелище не было плодом моего воображения, потому что орали и убегали из ведьмовского офиса мы с подругами вместе, перепуганные до ужаса. Так неслись, что не заметили, как влетели в раскрытые двери лифта, но, вместо кабины, упали в пустовавшую шахту.
Первой вывалилась Женька, утянув меня следом, Маша успела нас удержать. Всего на несколько мучительных мгновений, позволив полностью прочувствовать момент, когда жизнь трещит в буквальном смысле и висит не на волоске, а на шлевке моего тоненького ремня.
У нас была одна жизнь на троих! И смерть мы тоже разделили на троих!
Умерев на Земле, я совершенно непостижимым образом оказалась в другом мире, в чужом теле, душа которого за мгновение до меня отправилась к Белой Эйте, как здесь назвали Смерть. Так я обрела шанс на вторую жизнь, чужую память, магию и чужие проблемы в масштабе страны.
Мир, куда меня занесло, называется Хартан. Как когда-то на Земле, здесь один огромный материк, на котором расположены сотни разных стран. На Хартане живет множество разных рас, вполне разумных и, помимо людей, есть существа, наделенные вторыми ипостасями, животными. По сути, это оборотни. И без магии здесь не обошлось.
В этом мире магия делится на два вида: темную и светлую. В зависимости от источника, что «бьет» на территории, который проложил себе путь из недр планеты. Любопытно, что несмотря на наличие источников, магией здесь обладают далеко не все жители. И у тех, кто родился без нее, срок жизни обычный для Земли, примерно сто лет. А вот маги и оборотни доживали и до двухсот, старея лишь в самом конце.
Эта новость меня ошеломила и обрадовала, ведь я тоже маг. Теперь я Катрия Фолкзан – единственный ребенок повелителя княжества Солкат, которое граничит со странами различной темности и опасности. С одной стороны, Фейрат с его магами смерти, откуда родом мать Катрии и где у женщины прав меньше, чем у собаки. С другой – великий и могущественный Ирмунд, с ними у нас добрососедские, пока, отношения. На севере – Дарглан, земля оборотней. Ну и скромненький покладистый Кайкасор, который из последних сил поддерживает со всеми нейтралитет.