– Э, не совсем так… – я снова не закончила фразу, потому что перечитала бейджик Анны и поняла, что с него исчезло слово «Маг». «Анна. Администратор, кондитер, владелец». Я потрясла головой, пытаясь проморгаться.
– Думаю, вам не помешал бы витаминный облепиховый чай, – предложила Анна, жестом приглашая меня сесть за столик, – за счет заведения.
Я решила присесть во многом за тем, чтобы сформулировать членораздельные вопросы, и выбрала тот же самый столик, за которым сидела в прошлый раз. На картине, висящей на стене напротив, больше не было ни девушки с гитарой, так похожей на меня, ни блондинки с ребенком. Теперь на ней изображен хмурый парень – тот самый любитель неоновой обуви. Я рассмотрела его лицо: точеные черты, яркие небесно-голубого цвета глаза, светлые волосы и кустистые брови, недовольно сдвинутые к переносице. Не мужчина, а мечта валькирии.
Анна принесла дивно пахнущий облепиховый чай невероятно быстро и, улыбаясь, поставила прозрачный чайник на мой столик.
– Послушайте, – затарахтела я, – я совсем не помню, как вчера добралась домой. Совсем память отбило.
– О, вы так быстро выскочили, что даже не успели попрощаться.
– Выскочила?
– Да. Но сначала уснули. Атмосфера здесь располагает к особенным сновидениям.
– Подождите… Но был май…Тепло…И моя одежда…Что вы добавляете в чай?! – меня вдруг осенило.
Анна хитро сощурилась.
– Всего лишь щепотку ваших желаний.
– Эта «щепотка» хоть легальна?
Девушка усмехнулась и протянула мне бумажный пакет.
– Я продаю самые обычные сладости и самый обычный чай. Но, по странному стечению обстоятельств, люди всегда видят в них что-то большее.
Я открыла пакет, и меня окутал невероятный аромат коричных булочек.
– Вы как будто что-то скрываете…
Анна села на стул напротив, загадочно наклонилась ко мне и тихо произнесла:
– Ну только если рецепт яблочного штруделя для девушки, замученной обыденностью.
– Откуда вы…
– У вас в глазах тоска, ее вой за милю слышно, – Анна встала, – наслаждайтесь чаем.
Я даже рот открыть не успела, а она уже, взмахнув клетчатой юбкой, исчезала в двери кухни, что-то напевая себе под нос. Удивительно юркая особа.
Вот теперь докажи, что я не утконос. Когда человек делает вид, что ничего не произошло, и он «ничего такого не говорил», это обескураживает. Ведь никто не вел протокол беседы, и никто не записывал ее на диктофон, чтобы при необходимости предъявить доказательства. А, учитывая происходящие вокруг меня странности, я вообще не имею право отвечать за то, что увидела или услышала. Возьмем хотя бы надпись на бейджике Анны. Маг. И вдруг, не маг. А всего лишь владелец, администратор….
Ну, раз предложено… Я отхлебнула чаю. Божественно! Горячо. Сладко и одновременно кисло. Как я люблю.
Я в который раз взглянула на картину-оборотня. Странно. Парень вроде такой серьезный, а обувь выбирает с закрытыми глазами. Мужчины с такими лицами и таким взглядом обычно раскладывают на столах зубочистки одна к одной, работают в скучных фирмах по производству скучных вещей, типа зубочисток, и бреются каждое утро, с целеустремленностью маньяков истребляя каждую ускользнувшую от лезвия щетинку пинцетом. И уж конечно, носят классическую черную, до блеска начищенную обувь, в которой можно узреть отражение блестящих перспектив. Но никак не ярко-желто-зеленое слепящее нечто, способное сыграть роль психотропного оружия.
Но со времени моего последнего изучения, картина претерпела некоторые изменения. И снова я не смогу доказать: вина ли это моей невнимательности или странного чая, который я, хотя уже наученная опытом, все равно продолжаю пить, даже в этот самый момент выработки этих самых мыслей.
За спиной у хмурого парня возникла лохматая девушка в длинном сером бесформенном платье. И судя по ее гневному лицу и широко раскрытому рту, она явно что-то орала. Но не ему, а куда-то перед ним. Словно бы… мне. В руке вопящей была раскрытая книга, а в позе – желание как минимум сжигать ведьм или свергать власть Романовых.
От созерцания нового художественного сюжета меня отвлек нарастающий гомон за окнами. Что там опять творится? Любопытство выдернуло меня из-за стола и швырнуло в сторону тонкого высокого оконца.
Уже не вечер – ночь. Горит фонарь на стене Лавки. И факелы в руках митингующей толпы, в которой я рассмотрела несколько знакомых лиц. Это что еще за доморощенное линчевание? Кому-то не дают уснуть лавры испанской инквизиции?
– Анна! – заорала я, но мне никто не ответил.
А тем временем вперед из толпы вышли худая взъерошенная женщина – явно та, что изображена на картине. И парень в неоновых ботинках. Они закричали какие-то нечленораздельные слова, возводя руки к небесам, и окончательно меня перепугали.
– Ээй! Тут гости незванные! И явно нежеланные! – ответом на мои более мотивирующие выкрики по-прежнему была тишина.
Я бросилась искать хозяйку заведения, от души надеясь, что она, обнаружив злых крестьян, не умчалась в закат раньше меня, тарахтя что-то о своей горькой предпринимательской доле.
На полке бара сидел огромный пушистый белый кот, которого раньше или здесь не было, или на которого я попросту (трудно представить) не обратила внимания, и не спускал с меня глаз.
– Где она?! – рявкнула я ему. Но он, как это и положено, не ответил. Только недовольно моргнул два раза. Как бы говоря: «Мне пофиг на твои проблемы, жалкое создание».
Так. Я пока тут одна. Подмоги в лице хозяйки и какого-никакого гипотетического персонала из кухни пока не предвидится. Что ж делать? Вооружиться скалкой?
Я с ужасом глядела на входную дверь, которая вот-вот должна распахнуться настежь или вовсе слететь с петель под напором расцивилизовавшейся толпы, явно жаждущей предавать что ни попадя огню и анафеме.
Ключ! В скважине под узорчатой дверной ручкой торчал здоровенный вычурный ключ! И – уже снова стоя у стойки бара, – я осознала, что только что, секунду назад, ноги сами понесли меня к двери и руки провернули в скважине это увесистое латунное нечто, издавшее сочный звук закрывшегося замка.
Заперто, булочки кончились! Никогда приходите, пожалуйста!
Крики снаружи усилились. Но мне совсем не хотелось вслушиваться в их суть, меня и так уже основательно трясло от страха и накатившей паники. Продрифтовав за барную стойку, я метнулась на кухню и, распахнув дверь, застала кухонную утварь в присущем ей неодушевленном виде и поразительное отсутствие поваров. Но вопросами задаваться было некогда, тем более, что я явственно почувствовала запах гари. Я промчалась по кухне в поисках подсобных помещений, где могли бы находиться заинтересованные в развитии событий сотрудники, и, не найдя таковых, снова вылетела в зал.
Который начал заполнять дым.
Мельком взглянув в окно, я увидела ликующую толпу, радостно подбрасывающую факелы к стенам Лавки и сполохи разгорающегося пламени.
Ощущая себя подкопчёной ведьмой на костре, я рванула назад. Надо давать дёру. Служебный вход, тайный черный лаз? Вряд ли. Но на кухне я видела окна. Обычные, без изысков и тонированых обманок, но зато с форточками и фрамугами.
Так что, спешно натянув пальто, я устремилась в сторону кухни, попутно и впервые в жизни сыграв в благородство: подхватив с полки на руки пушистого и самого тяжелого кота в мире. Он и не думал спасать свою жизнь, сидя бело-ватным комком, подобно флегматичному чучелу. Видимо, очень любит местный успокаивающий чаек. Дрожащей от адреналина рукой я повернула ручку окна на кухне, распахнула его и, держа второй на плече совершенно индифферентно настроенного кота, спрыгнула на сочную свежую траву, усыпанную цветущими одуванчиками.
Снова поздняя весна. День. Тепло.
Да что за бешеная смена сезонно-временных глюков здесь происходит???
Я помчалась прочь. «Прочь» здесь означало здоровенную дыру в полусгнившем заборе, усердно проломанную деградирующим населением, усиливавшим свою могучесть напитками бесстрашия.
Кот в моих руках своим спокойствием мог бы выбесить Будду. Он ни разу не сделал попытки шевельнуться, воткнуть в меня когти или хотя бы высказать гневное «мрр-мяу». Зверь практически был перекинут через мое плечо, и висел на нем подобно сползшему растолстевшему шарфу-боа. Задние лапы и аномально пушистый хвост покорно болтались в воздухе, а я придерживала монстра за спину, чтобы он не брякнулся с меня, окончательно расслабившись.
Из сумрачной глубины захламленного двора, где я оказалась, донеслось тонкое жалобное мяуканье. Еще один желающий быть спасенным? «Ну уж нет, – подумала я, – ты, братец, на улице, и можешь самостоятельно сделать ноги. Да тебя вообще могут не заметить».
Я выпорхнула со двора в дыру забора и остановилась, чтобы отдышаться, а заодно и поглядеть на степень разгорающегося безобразия. Я могла бы предположить, что фанатично преданные своим идеалам, странно одетые люди до добра не доведут, но то, что именно меня и именно сегодня – не могла даже и представить.
Из окон «Кондитерской Лавки» вовсю валил дым. Ликующая толпа не спешила расходиться, сквозь дыру в заборе я видела освещенные огнем довольные лица, одно из которых вдруг уставилось на меня.