Знак Гильдии

Но атакующее движение было оборвано у самой цели: возникшая из складок плаща черная лапа перехватила зверя и стиснула так, что когтистые пальцы утонули в податливой зеркальной коже.

Не обращая внимания на трепыхающегося, пронзительно верещащего пленника, человек встал из-под плаща, тряхнул головой, сбрасывая шапку, и левой рукой положил на угли заранее приготовленный пучок темной, резко пахнущей травы. Тут же к небу потянулась черная струя дыма.

На берегу лесной речушки Киджар Деревянный Нож, десятник издагмирских наемников, свистом поднял на ноги маленький отряд, загоравший в густой траве.

– По коням, лодыри! Совиная Лапа знак дает!

* * *

Костер уже не дымил, а весело пылал, похрустывая сухими сучьями. Наемники столпились вокруг Шенги, продолжавшего стискивать в когтях зверька с небывалой – зеркальной! – кожей.

– Тут жало, – объяснял охотник. – В верхней челюсти. Укусит – паралич. Зверь капризный, падаль жрать не станет, ему подавай живую дичь. Потому и называется зеркальный живоед. Парализует добычу, отъест кусок, рану залижет (у него слюна такая – кровь останавливает), выспится, проголодается, еще кусок отгрызет.

– У живого?! – охнул один из наемников.

– Ну и что? Ты вчера варил раков, тоже их в котел живыми бросал. Глянь лучше, красивый какой, переливается! Здесь его выдают вспышки солнечных лучей, а в Подгорном Мире солнце тусклое, неяркое, там он просто невидимка. Думаю, Хранитель пошлет его в Аргосмир. Король собрал неплохой зверинец.

– Да он сдох у тебя, этот живоглот! – хмыкнул десятник.

– Не живоглот, а живоед. И не сдох, а притворяется. Кто-нибудь, дайте вон тот кожаный мешок!

Ловко водворив пленника в мешок и заверив наемников, что зверюга не сумеет его прогрызть («Кожа-то не бычья, парни, а драконья!»), Шенги уселся у огня. Наемники, возбужденно переговариваясь, прилаживали над костром олений бок.

– Повезло тебе, Охотник! – остановился рядом Киджар. – С добычей вернешься! Хранитель за всякую диковинную живность платит не скупясь.

– Повезло? Да я его два дня как выследил! И приманить было несложно, только запарился под этим мехом. Но ведь мы не за такой дичью в поход отправились!

– Чем ты недоволен? – удивился десятник, усаживаясь рядом. – Дорога спокойна, караваны идут, никто купцов не трогает. Мои парни поначалу собственную тень за Тварей принимали, а теперь, глянь-ка, хохочут, купаются. Прогулочка по лесу! За что нам только деньги причитаются?

Шенги веткой поправил угли костра. Десятник ему определенно нравился: славный, веселый парень, – а дисциплину в десятке держит правильную, вояки ему поперек тявкнуть не смеют. К тому же Киджар сам вызвался идти с Охотником, а схватка в ночном лесу с Подгорными Тварями – не ловля воришек на городском рынке! Нельзя же было заранее угадать, что поход окажется таким спокойным.

– А как же та брошенная стоянка? – спросил Шенги. – Кострища, шалаши...

– Ты ж не хуже моего читаешь следы! – фыркнул десятник. – Там ночевало морд пять, не больше. А то и четверо. На них, что ли, грешишь? Брось! Я поспрошал мужиков в той, помнишь, деревеньке, в Ольшанке. Да, шастают по лесу несколько беглых рабов с дубинами, у одного даже меч есть. Жутко опасные злодеи: то у бабки корзинку грибов отнимут, то с шестов одежду, вывешенную для просушки, утянут... Думаешь, это они грабили торговцев, при которых была неплохая охрана?

– Не думаю, – помедлив, отозвался Шенги. – Но потолковать с ними хочется.

Киджар пренебрежительно повел широким плечом, прикусил белыми зубами стебелек медуницы.

– Они могут что-то знать, – сосредоточенно продолжил Совиная Лапа. – Все-таки не верю, что с нападениями на купцов все было так просто.

Десятник выплюнул стебелек и повернул к собеседнику широкое загорелое лицо. Ясные, светло-карие с рыжинкой глаза были веселы и слегка насмешливы. Одна бровь изгибалась чуть круче другой, от чего лицо десятника всегда имело такое выражение, будто он собирается лукаво подмигнуть.

– Не веришь, да? Ты у нас ни во что не веришь! Наш сотник слыхал от Хранителя: мол, Шенги и в призрака из Грайанской башни не верит!

– Сотник ошибся. Я сказал: не поверю, пока не увижу.

– Вот вернемся в город – сходи в развалины, если не боишься. Место жутковатое, как раз в таких привидениям и водиться.

– Что там было раньше?

– Замок властителя – еще в Огненные Времена, когда город был большой деревней. Король за что-то казнил властителя и взял земли под свою руку. Деревня разрослась, превратилась в городок, подступила к замку. А в Железные Времена нагрянула грайанская армия.

– Да, знаю, в тридцать девятом...

– Во-во... Захватили городок, замок велели горожанам снести – не хотели оставлять его в тылу. Пощадили только главную башню, чтоб было откуда врага высматривать. Оставили десяток солдат, а сами вперед пошли, но дальше Непролазной топи не дошагали.

– Мой учитель считал, что историю надо знать человеку любого ремесла. Так что можешь не рассказывать, как Артан Золотой Щит врагов в трясину опрокинул.

Киджар сдвинул брови, ловя нить повествования.

– Как докатилась до городка весть о разгроме грайанской армии, издагмирцы пришли в такой боевой восторг, что толпой ринулись бить оставленный у них десяток наемников. Бедняги пытались отсидеться в башне, но куда там! Издагмирцы, они неустрашимые, когда их двадцать на одного.

– А ты не здешний?

– Я-то? Нет, служу здесь года три, а сам из Силурана... Ну, потом, как водится, сложили чужеземцам костер. Да вот беда – одного тела недосчитались. Десятника этого самого... никто уж не помнит, как его звали. Решили, что сбежал в суматохе... ну и ладно, его счастье!

– А он погиб и тело осталось без костра?

– Во-во! Большой грех на издагмирцах! Не смогла душа воина попасть в Бездну, очиститься, воплотиться в новорожденного. И остался призрак десятника в башне, жалуется на горькую участь, проклинает издагмирцев, призывает страшные напасти на Озерное королевство. Тогдашний Хранитель чего только ни пробовал: и со жрецами, и с чародеями советовался, и рабов посылал в развалинах шарить – может, кости сыщутся, сложили бы костер... Да все без толку! Так башня пустая и стоит. И рядом два дома заколоченных, никто там жить не хочет.

– Ничего, к осени каменщики подлатают башню, поставят ограду. Рядом уцелели пристройки, их тоже приведут в порядок. И расчистят колодец.

– Да ты что?! Эти проклятые руины кому-то понадобились?!

– Ага. Мне. Я там жить буду.

Десятник попытался что-то сказать, но из горла вырвалось лишь шипение. Совиная Лапа невозмутимо продолжил:

– Хранитель рассказал о башне, я из любопытства пошел глянуть и влюбился. О таком доме я с детства мечтал. Маленькая крепость! И колодец во дворе! Тагиарри башню продал очень, очень дешево.

– Дешево, да? – обрел голос Киджар. – Да я бы и с приплатой... А про призрак грайанца ты не забыл? Он как раз этой зимой одному Охотнику шею свернул.

– Сколько лет он в башне обитает – двести с лишним, да? А сколько человек убил?

– Вообще-то первый случай, – озадаченно кивнул наемник.

– Ну, вот... Посмотрим, побеседуем с ним... Как оленина-то пахнет!

Десятник был так потрясен, что не сразу понял, о какой оленине зашла речь.

– А, да! Пахнет славно. Давай-ка по кусочку. Внутри сырая, а снаружи хороша.

Охотник глядел, как Киджар ловко орудует ножом с костяной ручкой, на которой выжжен странный зверь – мощный, толстоногий, с рогом на морде. Он хотел спросить наемника, что за тварь такая, но Киджар уже протягивал ему аппетитный, истекающий горячим соком ломоть мяса. Коротко вздохнув от удовольствия, Шенги взял мясо... и уронил его в золу, вскочил, бросил когтистую пятерню на эфес меча. Тут же оказались на ногах и встревоженный Киджар, и весь его десяток.

Потому что в чаще раздался хриплый рев, который ледяным ознобом отозвался в человеческих душах. Были в этом реве и гнев, и угроза, и злобная радость существа, сознающего свою мощь.

Люди оцепенели, но их заставил прийти в себя спокойный, твердый голос: