Океан чувств

Такой приступ случился в очередной раз. Соня была беременна пятым ребёнком. И попала ему под руку. Он думал, что добивает ногами фрица, а как оказалось, бил беременную жену. Если бы не подоспевшие на помощь мужики, зашиб бы насмерть на месте.

Да и так радости мало, всё равно отбил жене нутро. Умерла вот. И виной всему он сам. Считай, убил жену своими ногами. Как дальше жить?! Как смотреть людям в глаза?! Как объяснить смерть матери детям? Как их растить одному?

Фёдор был в отчаянии. Оказалось, что он был совсем беспомощным и жалким без жены. Народная мудрость гласит: «Три угла в доме держатся на женщине!» И это правда. Ни вести хозяйство, ни готовить, ни заниматься детьми – ничего этого Фёдор не умел. Да ещё эти косые взгляды односельчан и немой укор в их глазах: «Убийца!»

Знакомые обходили его стороной, при встрече отводили взгляд в сторону и старались пройти мимо, не заговорив. Его боялись. Дурная слава о нём переходила из уст в уста, из деревни в деревню.

Когда мужчина понял, что без новой хозяйки ему не обойтись, и решил жениться, то он столкнулся с тем, что за него не хочет идти замуж никто. Фёдор подумал, что вся проблема в детях: не всякая женщина решится пойти на пятерых. Тогда он отказался от новорождённой девочки, полуторо-годовалую дочку отдал в дом малютки, сыновей забрали в детский дом. С трехлет-ней дочерью пришлось повременить: в детских домах, находящихся поблизости, не было мест для детей этого возраста.

Каждое новое сватовство заканчивалось отказом. И всё-таки нашлась одна женщина, которая рискнула выйти за него замуж. Её звали Верой. Это была обыкновенная деревенская женщина, невысокая, полноватая, неброской внешности. В своей семье и среди односельчан она была изгоем.

Её жизненная история была такова. Молодой девушкой её угнали в Германию. В свою деревню она вернулась с новорождённым сыном. От кого ребёнок и как ей жилось в Германии, она никому ничего не рассказывала. По деревне поползли разные слухи, догадки. «Немецкая подстилка, – зло говорили о ней земляки. – Нагуляла «байстрюка».

Так что замужество ей не светило вообще. Разве только за старого вдовца. Выбора у неё не было. Сошлись с Фёдором на том, что она выйдет за него замуж. Но без детей. В отчаянии Фёдор пошёл в сельсовет, где председателем работала Анна – двоюродная сестра умершей жены. Она была в курсе происходящего, но всё-таки спросила:

– Фёдор Степанович, здравствуйте! Я слышала, что вы

собираетесь жениться. Это правда? Или сорочье радио мне соврало?

Мужчина сел на краешек стула, сложив огромные натруженные руки на коленях. Вид его был уставший, потерянный и жалкий. Стыдливо отведя глаза в сторону, как бы оправдываясь, заговорил:

– Да. Замуж за меня идти хочет. Детей смотреть – нет.

Анна, помоги мне устроить дочку в детский дом. Худо мне без Сони, а дочке худо со мной.

– Я хлопотала. Пока мест нет. Все детские дома переполнены. Придётся немного подождать.

Фёдор испуганно посмотрел на женщину:

– Сколько ждать?

– Не знаю, Фёдор Степанович! Этого я пока не могу сказать. Поймите меня правильно. Может, месяц, а может, и год.

Анна пыталась говорить спокойно, убедительно, мягко.

Но в её глазах прочитывался немой упрёк. Фёдор почувствовал себя неловко, стал оправдываться:

– Я старый мужчина: мне пятьдесят шесть лет, малограмотный. Какой я отец? Что я могу дать детям? Ничего. Люди от меня шарахаются, потому что боятся, считают бесноватым, припадочным. После последней контузии ещё в госпитале у меня было несколько припадков: в голове всё мутилось, сам не знал, что твори

Потом вроде как прошло. Думал, что вылечили врачи. Оказывается, не вылечили. Вот Соню свою на тот свет отправил. Детишек осиротил, оставил без матери. Сам себя бояться стал! Нельзя мне быть с детьми: могу убить ненароком. И без хозяйки в доме нельзя никак.

Фёдор тяжело поднялся со стула, нервно перебирая узловатыми пальцами старенькую кепку, попрощался и ушёл. В голове шумело, мысли путались, а мозг сверлил один и тот же вопрос: «Куда пристроить дочь?»

Подкидыши

В её душе на всю жизнь остались огромная кровоточащая психологическая рана, разочарование, боль и недоверие к людям противоположного пола.

В тот месяц поздней холодной осенью в детский дом из областной больницы поступили две трёхлетние девочки. Их объединяло одно – своим родителям по неизвестным причинам они стали не нужны.

Одна из них была очень маленькой и очень худенькой, с признаками дистрофии. Её, замёрзшую, почти мёртвую, с сильным переохлаждением организма нашли охотники.

Мужчины обратили внимание на то, что стая сорок беспокойно трещала и кружилась на опушке леса. Человеческое любопытство взяло верх: «Что сороки там обнаружили? Почему так сильно стрекочут?» Полуживую малышку отвезли в больницу. Она долго болела, но выжила.

Документов при ней не было. Врачи назвали девочку Леной, а фамилию дали Сорокина. Ведь её, по сути, своим криком спасли сороки, привлёкшие внимание находившихся поблизости охотников.

Вторую девочку лечили в неврологии долгое время от нервного срыва и глубокой депрессии. Её отец привёз из деревни в город и оставил около заводской проходной. Охранник обратил внимание на одиноко стоявшую девчушку с авоськой в руке, в которой лежало две большие груши. На вопрос мужчины «Кого ты ждёшь?» ответила: «Папу. Он купит мне большую куклу и придёт. Он велел мне никуда не сходить с этого места».

Девочка не согласилась на предложение охранника подождать в будке КПП и упорно мёрзла у ворот. Пытаясь согреться, дышала на замерзшие ладошки, стучала ножкой о ножку.

После осмотра территории мужчина-охранник нашёл совсем продрогшую малышку на том же месте. Она сидела на корточках на старом берёзовом пне заплаканная, съёжившаяся, обхватив ручонками колени; было слышно, как у неё от холода мелко-мелко дрожали зубы. Авоська с двумя грушами лежала рядом. Поняв, что произошло что-то неладное, мужчина взял девочку на руки и отнёс в тёплое помещение.

На этот раз она доверилась ему. Согревшись, уснула, а из крепко зажатой ладошки спящей девчурки выпал скомканный кусочек газетной бумаги, пропахший махоркой. На нём простым химическим карандашом корявым неровным почерком было написано: «Помогите пристроить дочь. Если надо, я напишу отказ». И подпись отца.

В авоське нашли свидетельство о смерти матери и свидетельство о рождении этой малышки. Ею была трёхлетняя дочь Софьи Верочка.

Стресс, полученный в детстве от предательства отца, глубоко травмировал неокрепшую детскую душу. Девочка искала уединения, избегала общения со взрослыми и с детьми, разговаривала только на языке жестов и мимики. Из родственников к ней никто не приезжал, ни разу не посетил её и отец.

Со временем родные образы матери, отца, братьев и сестёр стали расплывчатыми, а затем и совсем стёрлись из памяти. И что же осталось в душе Верочки? На всю жизнь сердце сохранило память о том, что был в её жизни человек, который любил её больше жизни

И это была мама. Она никогда не бросила бы её маленькую в чужом холодном городе на улице одну. Ни-ког-да! Девочка знала это совершенно точно. Софьина любовь стала оберегом на жизненном пути малышки; и эта порция любви, которую успела получить Верочка от мамы, стала прививкой от многих неправильных поступков в её будущей жизни.

А ещё в её душе на всю жизнь остались огромная кровоточащая психологическая рана, разочарование, боль и недоверие к людям противоположного пола. «Все мужчины – предатели! Никому из них нельзя доверять! Никому!» – такое стойкое умозаключение сформировалось в мозгу нашей главной героини, которое очень сильно повлияло на узловые моменты её жизни.

Консультация у психотерапевта (Москва, 50 лет спустя)

Москва. Новейший частный медицинский центр детской педиатрии. Учредитель постарался создать прекрасные условия для маленьких посетителей и их родителей: прямо в холле – игровая зона, сухой бассейн с шариками, во всю стену аквариум с экзотическими рыбками, много комнатных растений, огромный плоский цифровой телевизор, тихая спокойная музыка, льющаяся извне, внимательный, обходительный персонал.

Но главное – это, конечно, врачи. Здесь работают профессионалы, лучшие из лучших, на консультации пригла-шаются светила отечественной педиатрии с профессорскими званиями.

Павел Сергеевич – отец трёхлетнего Егора – выбрал этот центр, чтобы получить консультацию у опытного психотерапевта. Сюда они приехали втроём: он, сын, няня. Медсестра пригласила на приём. Зашёл вместе с сыном.

Помещение, в которое они попали, больше напоминало комнату для релаксации, чем кабинет – пушистые ковры, брошенные на пол, мягкие уютные кресла, приглушённое камерное освещение, тихая, спокойная, завораживающая слух музыка. Смежная комната с прозрачной стеной, по всей видимости, была игровой комнатой. Там же находился весь необходимый для работы психотерапевта материал.

Маленький Егор стал быстро осваивать новое для него игровое пространство: лесенки, горки, новые машинки, книжки с красивыми картинками, конструкторы, настольные игры… Сколько всего нового и интересного! Он был в восторге!

Психотерапевт, разместившись удобно в уютном кресле, предложила то же самое сделать и Павлу Сергеевичу:

– Меня зовут Клавдия Афанасьевна.

– Очень приятно. Меня зовут Павел Сергеевич, сына зовут Егор, ему три с половиной года.

– Давайте сначала дадим ребёнку освоиться, а сами понаблюдаем за ним. Затем я пообщаюсь с вашим малышом, предложу ему выполнить несколько заданий. Далее Егор продолжит играть, а мы с вами побеседуем, – предложила женщина.

– Хорошо, как скажете, доктор, вам виднее, – согласился отец.

Как договорились, так и сделали. В завершающем разговоре Клавдия Афанасьевна сказала:

– Ваш Егор абсолютно здоров физически и абсолютно здоров психически. Хочу обратить внимание на то, что у вашего ребёнка очень высокий уровень интеллекта: у него прекрасная память, хорошо развито аналитическое и логическое мышление. Он контактен, общителен, открыт. Звукопроизношение чистое, речь связная, грамотная. Давно не встречала таких умных, тактичных, тонко чувствующих и хорошо воспитанных детей. Я работаю в этой сфере больше тридцати лет, и поверьте, знаю, о чём говорю. Павел Сергеевич, вы можете по праву гордиться своим сыном.

У Павла Сергеевича глаза засияли радостью и счастьем от услышанных приятных слов о сыне. Клавдия Афанасьевна продолжила:

– Передайте своей жене, что она молодец, потому что родила и воспитала такого замечательного мальчугана. Я не знаю, что Вас привело к нам, но Егор однозначно не наш клиент.

После минутной паузы в разговоре, психотерапевт уточнила:

– Павел Сергеевич! Я чувствую, что между нами осталась какая-то недосказанность. И всё-таки почему вы решили, что вашего сына нужно обязательно показать нам? Может, в вашем роду были родственники с отклонениями в психике, и вы боитесь, что это как-то отразится на сыне? Или у жены были проблемные роды? Или ещё какая-нибудь причина, которую я не озвучила? Доверьтесь, поделитесь со мной своею тревогой, выговоритесь. Ведь вы, как я понимаю, за этим сюда и пришли! В данном конкретном случае помощь нужна не ребёнку, а скорее всего, вам. Я постараюсь помочь.

Мужчина явно занервничал, в глазах появилась тревога:

– Я не знаю даже с чего начать. Но мне и правда нужно выговориться. Пришёл сюда по просьбе няни Егора. Ей не мог отказать в такой просьбе: она для меня большой авторитет, отношусь к ней с огромным уважением. Я перед ней просто преклоняюсь. Про таких людей говорят «Густо сеют – редко всходит!»

Внешне, в общем-то, ничем не примечательная женщина: женщина как женщина. Всю жизнь проработала педагогом раннего развития. В своей профессии плавает, как рыба в воде. Любит маленьких детей, дети отвечают ей тем же. Но не это главное. То есть, это хорошо и очень даже замечательно, что в нашу семью попал такой высококвалифицированный и грамотный специалист, можно даже сказать, «педагог от Бога». Вы сегодня, общаясь с Егором, в этом смогли убедиться сами.

Просто, очень непростая жизненная ситуация, в которую я попал, помогла мне отметить про себя и оценить в ней именно чисто человеческие качества. Есть в ней какая-то глубинность, своё видение мира, своё отношение к происходящим событиям, своя философия жизни. Безграничная доброта, человеч-ность, трудолюбие, надёжность, жертвенность, умение быть другом – главные черты её характера. Она умеет пропустить чужую боль через себя, таких людей сегодня днём с огнём не найдёшь. Ну да что я вам её характеризую? После того, что я вам сейчас расскажу, вы её сами зауважаете.

Мужчина начал рассказывать историю своей жизни:

– Мой отец был профессиональным военным. Семья всю жизнь кочевала с места на место. Вечно съём чужих квартир либо временные квартиры в военных городках. Когда мне было двенадцать, а младшему брату восемь лет, отец нас оставил и ушёл жить к другой женщине. На тот момент мы жили в коммунальной квартире, в небольшом захудалом городишке, который находился в трёх часах езды от Москвы.

Развод перенесли болезненно. Особенно мама. Она как-то сразу состарилась от горя. Чтобы нас с братом прокормить, работала на двух работах. И тогда я дал себе слово, что, когда вырасту, обязательно окружу маму своей любовью и заботой, она не будет нуждаться ни в чём.

Я понимал – чтобы осуществить свою мечту, нужно из себя что-то представлять. Тогда изменил отношение к учёбе, поднажал и окончил школу с отличием. Мне всегда нравился спорт, он способствовал развитию такого качества, как целеустремлённость – умение ставить цель и достигать её. Стал усиленно заниматься биатлоном. Поступил в Московский государственный технический университет имени Баумана с первой попытки, успешно его закончил.

Понимал, что я гол, как сокол. Чтобы встать на ноги, нужно было «зацепиться» за столицу. Знакомств и связей у меня никаких не было, денег тоже. Самый выверенный способ – жениться на москвичке. А тут и случай подвернулся хороший: познакомился с девушкой-москвичкой в цветочном магазине. У меня не было ничего, кроме молодого накачанного тела и головы на плечах, у неё было всё: папа, мама, брат, новая отдельная двухкомнатная квартира, полностью начинённая и упакованная, новая машина, гараж, папин бизнес. И она вся такая молодая, красивая, модная, талантливая, недосягаемая. Стал ухаживать. Не заметил, как влюбился. Поженились.

Её отец помог мне открыть свой бизнес. Три года прожили, как у Бога за пазухой, на жизнь смотрел через розовые очки. Отец не жалел для нас ничего: мечтаете поехать в Прагу – пожалуйста, хотите в Израиль – никаких вопросов, соскучились по морю и теплу – летите в Турцию, Египет…

Период поэзии жизни закончился тогда, когда моя жена забеременела. И с этого момента началась проза жизни. Ирину стало не узнать: вся беременность – состояние затянувшейся жуткой депрессии. Что я только не делал: был всегда рядом, говорил, что она самая красивая и любимая, покупал дорогие подарки, цветы, возил к морю, каждый вечер выводил на прогулку, возил на приём к самым лучшим докторам. Даже устроил её в лучшую клинику Москвы, где ей сделали кесарево сечение. По медицинским показаниям Ира спокойно могла родить сама, но она очень боялась родов.

Мне думалось, что с появлением ребёнка у нас всё наладится, и мы будем жить, как и раньше, счастливо, только уже втроём: я, она, сынишка. На самом деле начался ад: ребёнок кричал с утра до ночи. Жена вела себя неадекватно: многократно в течение суток лила крокодильи слёзы, рыдания на ровном месте неожиданно резко переходили в гомерический смех. Громкие весёлые песни на весь дом сменялись грустными. День заканчивался слезами, апатией, глубокой депрессией.

Это проявлялось в ничегонеделании: она не ухаживала за ребёнком, не ухаживала за собой, не готовила, не убирала, не стирала, не гладила… Целый день на боку в депрессии. Близких интимных отношений после того, как она родила, у нас не было. Моя жизнь превратилась в сплошной кошмар.

Своих родителей не переносила на дух, гнала из дому и помощь от них принимать отказывалась. Московские няни сменялись как перчатки, больше суток никто не выдерживал.

Свозил жену к врачам, сказали что это, скорее всего, послеродовый психоз, что, мол, иногда у женщин со слабой психикой такое бывает. Рекомендовали покой, заботу, внимание. Выписали успокоительные травки. А эти травки как мёртвому припарка!

В общем, улучшений не было никаких. Чтобы как-то забыться, стал покупать коньяк. Вначале выпивал немного, потом больше и больше. Понимал, что пьянство – не выход из положения: сам сопьюсь, а проблема останется не решённой.

Взял себя в руки, перестал употреблять спиртное, все вечера просиживал в социальных сетях в поисках патронажной мамы – надёжного, опытного человека для круглосуточного досмотра сынишки.

Наконец нашёл то, что мне было нужно. Молодая женщина-москвичка, прочитав мою историю и, видно, прочувствовав ситуацию, пожалев меня и сынишку, проникшись сочувствием к нам, написала: «В Москве вы вряд ли найдёте такого человека. Но я знаю женщину, которая наверняка и точно может помочь решить вашу проблему. Это наша бывшая няня-гувернантка. Живёт она в Белоруссии . Ваша задача – найти её и уговорить помочь вам». Дальше был контактный телефон и точный адрес. Короче, всё срослось

Пребывание в доме Веры Фёдоровны благоприятно повлияло на всех нас, от неё исходило какое-то умиротворение, спокойствие, что ли, уверенность. Не знаю, как точно сказать. Короче, Ира успокоилась, стала приходить в себя, очень часто стал заставать её в хорошем настроении, занятой вышивкой. Этозанятие ей очень нравилось, успокаивало. Когда поместили вышитые работы в добротные рамки да повесили на стены – любо-дорого смотреть, настоящее произведение искусства! У Ирины, оказывается, был очень тонкий вкус.

Егорушка перестал плакать, как будто ребёнка подменили. В первый деньзвонил Вере Фёдоровне с работы чуть ли не поминутно: «Как у вас дела?» И в ответ всегда слышал одно и то же: «У нас всё хорошо. Вам нечего беспокоиться. Работайте спокойно». «Как дела у Ирины?» – спрашиваю. «И у Ирины тоже всё нормально», – отвечает.

Верите, раньше, бывало, иду вечером домой, а ноги не хотят переступать порог. Еду в лифте и уже оттуда слышу плач сына. А то прихожу с работы – дома непривычно тихо, ещё с порога нос щекочет вкус домашней еды и выпечки, Егор сладко спит в своей кроватке, а Ира и Вера Фёдоровна спокойно пьют на кухне чай, о чём-то мирно беседуют.

Вернее, говорит больше моя жена, а наша новая няня молча слушает, кивает головой, иногда задаст вопрос-другой и опять слушает. Это была моя первая ночь после возвращения супруги из роддома, когда я лёг и по-человечески выспался.

Как-то незаметно наша жизнь стала налаживаться, в доме поселились спокойствие, уют, радость. Я уходил на работу, женщины оставались дома с Егором, хлопотали по хозяйству. Сынишка поправился, креп, рос и умнел прямо на глазах.

Няня нам, родителям, постоянно внушала мысль: «Ваш ребёнок самый лучший, самый умный, самый уникальный, самый талантливый». Практически каждый вечер она рассказывала нам о маленьких достижениях сына, которые он совершал в течение дня, о своих наблюдениях за развитием Егора: что её удивило, что рассмешило, что насторожило, что огорчило…

Уже на второй день своего пребывания у нас Вера Фёдоровна попросила меня не звонить ей: «Если что-нибудь будет нужно – позвоню сама! Не звони без надобности». Вообще к хорошему привыкают очень быстро. Вот и я привык к тому, что у меня в доме Вера Фёдоровна, а это значит, что у нас в семье всё всегда в порядке.

Беда пришла в дом в тот момент, когда я её совсем не ждал. Как-то пригласил родителей Ириши к нам на чашку чая, чтобы повидали внука, пообщались с дочерью. Их приход неожиданно вызвал у жены агрессию, приступ ненависти, переходящий в истерический крик: «Что, опять хотите от меня избавиться? Опять хотите в дурку запрятать? Не получится! Я больше никогда не попаду в психушку на Кащенко! Теперь вам меня не достать! Я замужем! Мой муж – моя крепость! Он меня защитит! Убирайтесь из нашего дома. Пошли вон! Назло вам буду счастлива!»

Затем последовал беспредел. Мне не хочется не только говорить об этом, даже вспоминать. Закончилось всё тем, что родители вызвали спецбригаду медиков. На Ирину надели смирительную рубашку и отвезли в психиатрическую больницу. Так я совершенно случайно узнал, что моя жена с пятнадцати лет стоит на учёте с диагнозом «маниакально-депрессивный психоз».

Меня очень сильно зацепило то, что родители и сама Ирина не сказали мне правды до свадьбы. Я не знаю, как бы я на тот момент поступил. Но если бы я решился жениться на Ирине, зная такую правду, то это был бы мой выбор, я совсем по-другому относился бы к ней, совсем по-другому бы строил отношения. По крайней мере, я понимал бы, что с ней происходит!

Короче, я не смог простить обмана и решил расторгнуть брак. Перспектива жить с сумасшедшей всю жизнь меня не устраивала. Вскоре я встретил другую женщину, полюбил её, с ней сложились хорошие отношения, женился.

Вера Фёдоровна видела и понимала, что происходит в семье. Я ушёл из дома, когда Егорке не было года. Теперь ему три с половиной. Всё это время наша няня была рядом и с сыном, и с бывшей женой. Я не доплачивал ей за то, что она работала в экстремальных условиях, за то, что каждую минуту рисковала своей жизнью, находясь рядом с психически больным человеком, за то, что практически досматривала не только сына, но и Ирину.

Мало того, ей удалось каким-то чудным образом уговорить бывшую жену отказаться от приёма депрессантов, вывести её из состояния глубокой затяжной депрессии, приобщить к воспитанию сына и заботе о нём, наладить мосты в отношениях с её родителями. За всё это я ей очень благодарен.

В данный момент у меня некоторые трудности с деньгами: взял ипотеку на жильё, со дня на день ожидаю рождения сына от второго брака. Думаю предложить Вере Фёдоровне перейти работать в мою новую семью. Только, зная её принципиальность, боюсь, не согласится!

Мужчина замолчал. Клавдия Афанасьевна ни разу не прервала разговор. После минутной паузы уточнила:

– Где в данный момент находится ваша няня?

– Здесь, в вашем центре. Думаю, ожидает нас около вашего кабинета.

– Вы меня заинтриговали, Павел Сергеевич! Ваша Вера Фёдоровна и правда вызвала у меня огромное уважение и даже восторг. Любопытно было бы с ней пообщаться. Думаю, что мне, как психотерапевту, есть, чему у неё поучиться.

– Если хотите, я её позову.

– Если вас не затруднит, пожалуйста, пригласите её ко мне в кабинет, а сами подождите за дверью, – вежливо попросила женщина. – Мы с вами потом ещё встретимся и договорим.

И вот просьба доктора удовлетворена – перед ней ней сидит невысокая, приятной наружности женщина лет пятидесяти. Между ними завязывается диалог:

– Вера Фёдоровна, отец Егора рассказал мне об основной проблеме в семье.

– Что конкретно сказал вам Павел Сергеевич?

– Он утверждает, что Ирина – мать Егора – психически нездорова. Эта болезнь послужила причиной их развода. Павел Сергеевич хотел убедиться в том, что у Егора с психикой всё в порядке, и болезнь матери не передалась ему по наследству. Что по этому поводу думаете вы? Мне важно услышать ваше мнение.

– Клавдия Афанасьевна, я человек наёмный и не имею права, как говорится, «выносить сор из избы». Вам, наверное, было бы лучше поговорить с родителями Ирины.

– Но вы же понимаете, что мне нужна объективная и полная информация. Последние три года находились рядом с ней именно вы. Расскажите своё видение проблемы, почему вы убедили Павла Сергеевича привести Егора к нам?

– Хорошо. Но это всего лишь моё видение проблемы в этой семье. Ирина родилась здоровым и крепким ребёнком. В их роду не было родственников с психическими расстройствами, я уточняла. Состояние Ирины, её болезненное состояние психики – результат невежества её родителей в области детской педагогики и психологии и преступного равнодушия «врачей-профессионалов» в области психиатрии.

– Вы можете обосновать свою точку зрения?

– Конечно. Один из постулатов врачебной и педагогической практики, как вы знаете сами, гласит: «Не навреди!» В тот год, когда Ирине нужно было поступать в школу, министерством образования было рекомендовано принимать детей в первый класс с шести лет.

Но дошкольный возраст – это половинчатый возраст, то есть, надо всегда добавлять слово «с половиной». Если ребёнку исполняется шесть с половиной и более лет – он готов к учёбе и физически, и психологически, и умственно.

Спросите юного шестилетнего интеллектуала, что ему больше по душе – играть или учиться в школе? Конечно, ему хочется играть. Такова природа шестилетки.