Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках

В делах сталинского архива сохранилось значительное количество образчиков представленных на согласование текстов о нем с его резолюциями[28 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Примеры этого рода можно найти в книге Я. Плампера.]. Иногда он кратко, но выразительно мотивировал свое решение, как, например, случилось с опусом его детского приятеля Г. Елисабедашвили, решившего написать о детстве и юности Сосо Джугашвили: «Против опубликования. Кроме всего прочего, автор безбожно наврал. И. Сталин»[29 - Цит. по: Плампер Я. Алхимия власти. Культ Сталина в изобразительном искусстве. С. 61.]. Но главный мотив этих резолюций сводился к ссылкам на базовые тезисы русского марксизма о партии и роли личности в истории: «Зря распространяетесь о “вожде”. Это не хорошо и, пожалуй, не прилично! Не в “вожде” дело, а в коллективном руководителе – в ЦК партии»; «Упоминания о Сталине надо исключить. Вместо Сталина следовало бы поставить ЦК партии»[30 - Там же. С. 186–188. В первом случае цитата из ответа драматургу А. Афиногенову (1933), во втором – отзыв на сценарий фильма «Великий гражданин» (1937).].

Исследователи фонда Сталина полагают, что даже при формировании своего секретного до поры архива он тщательно следил за тем, как эти материалы будут обрисовывать его образ, и заботился о создании впечатления скромности и нелюбви к избыточной лести[31 - Хлевнюк О.В. Политбюро. М.: РОССПЭН, 1996. С. 15–16; Плампер Я. Алхимия власти. С. 193–194.]. Впрочем, заглянув в некоторые из отвергнутых им сочинений, нельзя не заметить, что Сталин не был лишен определенного чувства меры и отказывался выпускать в свет тексты действительно опрометчивые, нелепые или не учитывавшие нюансы столь тщательно продуманного образа. По-видимому, предпочтительны были тексты, восхваляющие Сталина в рамках современности, привязанные к текущим событиям, ретроспективные же вкрапления не поощрялись, тщательно отбирались и дозировались. Среди отвергнутых рукописей имеются, например, книги о детстве и юности вождя, ориентированные на детскую аудиторию (как упомянутая работа Елисабедашвили, а также книга другого его детского друга П. Капанадзе[32 - Капанадзе П. Воспоминания о детских и юношеских годах вождя. Литературная запись для детей Анны Кравченко. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 669.]).

Стоит обратить внимание, что художественнодокументальная литература, посвященная молодому Сталину, не поощрялась. Мы не найдем о нем того количества назидательных рассказов для детей, документальных повестей о похождениях большевика-подпольщика, вообще беллетризованных его биографий, какими изобиловал насаждавшийся в позднем СССР культ Ленина или какие писались о других известных большевиках (вспомним хотя бы многократно переизданную повесть А. Голубевой «Мальчик из Уржума» о юном Кирове). Полагаю, что в этом контексте следует рассматривать и запрещение пьесы М.А. Булгакова «Батум»: дело было не столько в конкретных промахах автора или отношении к нему Сталина, сколько в нежелательности самого биографического жанра.

Очевидно, Сталин прекрасно понимал, что чем больше подробностей из его прошлого окажется достоянием публики, чем больше они будут муссироваться даже в апологетическом ключе, тем больше риск, что пытливые читатели заметят какие-то несоответствия и несообразности. Вопрос о полной, подробной биографии был им снят. Вместо этого появилась «Краткая биография» (1939) – этот текст стал основой пропагандистского освещения темы[33 - Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография / Институт Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК ВКП(б). М., 1939. Книга многократно переиздавалась, в 1947 году вышло 2-е исправленное издание, снова под грифом ИМЭЛ (составители Г.Ф. Александров, М.Р. Галактионов, В.С. Кружков и др.). Известна правка, внесенная в текст при подготовке этого издания самим Сталиным (см.: Известия ЦК КПСС. 1990. № 9).], а также несколько эталонных работ, задававших тон и сообщавших тот набор фактов, которыми и следовало впредь оперировать. Это в первую очередь обнародованный под именем Л.П. Берии доклад «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье» (1935)[34 - Конечно же, этот доклад, при подготовке которого была проделана довольно серьезная архивная исследовательская работа, готовил и писал не сам Берия.]. Примечательно, что он составлен именно как рассказ о партийной истории, а не лично о Сталине – в полном соответствии с его требованием к соратникам быть скромнее и не забывать о том, что главными действующими лицами революционной борьбы были большевистская партия и ее ЦК. Вместе с тем доклад Берии представлял собой официальную трактовку наиболее спорного периода деятельности Иосифа Джугашвили.

Можно назвать еще все-таки написанную книгу Емельяна Ярославского «О товарище Сталине» (1939) или книгу Анри Барбюса, которому как иностранцу даже были позволены маленькие вольности в трактовке событий. Впрочем, дело было не только в его статусе сочувствующего иностранца. Проблема состояла в том, что даже при тщательном отборе и дозировании фактов не удавалось добиться единообразия изложений биографии вождя.

Приведу один пример. В январе 1904 года Иосиф Джугашвили бежал из сибирской ссылки. Доклад Берии и биографическая хроника в собрании сочинений Сталина лаконично сообщают, что он приехал в Тифлис и вернулся к революционной работе[35 - Берия Л. К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье. ГИЗ, 1952. С. 55; Сталин И.В. Соч. Т. 1. С. 121.]. На самом же деле сначала он поехал в Батум, но вернуться там к подпольной работе ему не удалось. Мы можем лишь гадать, было ли упоминание об этом опущено в бериевском докладе как мелкое и несущественное или же составители сочли, что тут просматривался бы неприятный намек на неудачу Сталина в Батуме и еще какие-то сопряженные с ней обстоятельства. В то же время совсем запретным этот эпизод не был, он присутствует в сборниках воспоминаний революционных рабочих о Сталине, а со ссылкой на них – в книге Е. Ярославского[36 - Киртадзе-Сихарулидзе Н. Из воспоминаний о вожде // Батумская демонстрация 1902 года. Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. С. 89; Ломджария В. Сталин воспитывал в нас мужество и ненависть к врагу // Рассказы старых рабочих Закавказья о великом Сталине. М., 1937. С. 75; Ярославский Е. О товарище Сталине. М., 1939. С. 27.]. Но тот же Ярославский в своем курсе лекций по истории ВКП(б), изданном в 1947 году, обнародовал и совершенно другую версию: «Из Сибири товарищ Сталин поехал за границу, в Лейпциг, где встретился с товарищами по совместной работе в Закавказье. В Лейпциге в декабре 1900 г. вышел первый номер ленинской “Искры”. Затем Сталин поехал в Россию, в Батум»[37 - Ярославский Е. История ВКП(б) (1883–1912 годы): Курс лекций, прочитанных в Высшей Партийной Школе при ЦК ВКП(б). М., 1947. С. 278.].

Я могу указать на источник, послуживший, вероятно, Ярославскому для формулирования этой версии: протокол допроса И.В. Джугашвили в Баку 1 апреля 1908 года. Он заявил жандармскому поручику Боровкову, что, бежав из ссылки, сразу же отправился в Лейпциг, где провел около 11 месяцев, причем далее, на том же допросе, уточнил, что вернулся в Россию после манифеста 17 октября 1905 года и жил в Лейпциге «более года»[38 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 627. Л. 25–26 об.]. Конечно же, это было откровенное вранье с целью избежать ответственности и не давать показаний о событиях 1905 года. Никто Джугашвили в Лейпциге не видел, никаких свидетельств, подтверждающих эту поездку, не существует. Ярославский, неплохо осведомленный о партийных делах, не мог не знать, что Сталин не был в Лейпциге в 1904–1905 годах. И все же эта версия, очевидно, показалась ему привлекательной, ибо, развивая ее, можно было отнести к этому времени знакомство Сталина с Лениным и, стало быть, изобразить его более близким ленинским соратником. Не зря в процитированном отрывке появилось упоминание об издании в Лейпциге первого номера «Искры». Ярославский, однако, поступил опрометчиво. Сталин еще в январе 1924 года, выступая перед кремлевскими курсантами, рассказал, что впервые увидел Ленина на Таммерфорской конференции в декабре 1905 года, и эта его речь была опубликована[39 - Сталин И.В. О Ленине: Речь на вечере кремлевских курсантов 28 января 1924 г. // Сталин И.В. Соч. Т. 6. С. 54.]. В сравнении с текстом Ярославского получалось, что Сталин, прожив столько времени за границей, так и не встретился с Лениным, а это выглядело уж совсем неуместно. И все же, несмотря на столь явное противоречие, процитированный пассаж появился в 1947 году при переиздании текста Ярославского, причем в более ранних вариантах его лекций, увидевших свет в 1933 и 1934 годах, ни этого эпизода, ни вообще повышенного

внимания к биографии Сталина на фоне истории партии не было. Надо сказать, что это не единственный случай, когда именно Е. Ярославский оказывался инициатором создания очередного, плохо продуманного мифа из жизни вождя. Возможно, именно по этой причине Сталин не захотел видеть его в роли своего биографа.

Никакой более или менее полной биографии Сталина при его жизни не появилось, а усилия сотрудников ИМЭЛ вместо того были направлены на подготовку многотомного собрания его сочинений, первые тома которого вышли в свет в 1946 году. Это также был хорошо продуманный ход: статьи и выступления Сталина так или иначе переиздавались, и он внимательно следил за тем, чтобы тексты были выправлены и приведены в порядок (не только политически, но и чисто стилистически, примеры его правки сохранились в архиве). Собрание сочинений, которое не замышлялось как полное, позволяло создать эталонный корпус текстов. К томам прилагалась биографическая хроника Сталина, более подробная, чем «Краткая биография», но в силу самой формы позволявшая обходить сложные вопросы.

Разумеется, и публикации документов, касавшихся прошлого Сталина, при его жизни внимательно выверялись и дозировались. Было их немного.

К 35-летию батумской стачки и демонстрации был издан сборник материалов, куда вошли воспоминания участников и некоторые архивные документы[40 - Батумская демонстрация 1902 года. Партиздат ЦК ВКП(б), 1937.]. В том же году в центральном столичном издательстве вышел сборник воспоминаний «Рассказы старых рабочих Закавказья о великом Сталине»[41 - Рассказы старых рабочих Закавказья о великом Сталине. 2-е изд. М., 1937. Первое издание данной книги незадолго до этого увидело свет в Закавказье и отсутствует в московских библиотеках.]. К 60-летнему юбилею вождя в 1939 году довольно объемная подборка отрывков из воспоминаний и архивных документов «Детство и юность вождя» появилась в журнале «Молодая гвардия»[42 - Детство и юность вождя. Документы, записи, рассказы / сост. Вл. Каминский, Ив. Верещагин // Молодая гвардия. 1939. № 12. С. 22–101.], хронологически она охватывала период от детства Сосо Джугашвили до конца 1901 года, то есть до переезда в Батум, таким образом, как бы смыкаясь со сборником о батумской демонстрации.

Если перечисленные издания делались к юбилеям, то еще одна, наиболее значительная из вышедших при жизни Сталина публикация документов о его революционной деятельности являет собой некоторую загадку. Во втором номере журнала «Красный архив» (исторический журнал, специализировавшийся на научных архивных публикациях, выходил 6 раз в год, т. е. второй номер должен был выйти в марте-апреле) за 1941 год были помещены «Архивные материалы о революционной деятельности И.В. Сталина. 1908–1913 гг.»[43 - Архивные материалы о революционной деятельности И.В. Сталина. 1908–1913 гг. // Красный архив. 1941. № 2 (105). С. 3–32.]. Предисловия публикация не имела, документам было предпослано лишь краткое указание на то, что читателю предлагаются материалы, «относящиеся к периоду столыпинской реакции и нового революционного подъема»[44 - Согласно принятой советской периодизации истории, за поражением революции 1905–1907 годов последовал период репрессий и реакции, новый подъем революционного движения начался в 1912 году.], что они «составляют лишь незначительную часть того огромного материала, который выявлен по данному вопросу в государственных архивах СССР», и что «подавляющее большинство» документов публикуются впервые, а оригиналы хранятся в архиве Института Маркса – Энгельса – Ленина и в Центральном государственном архиве революции НКВД СССР[45 - В настоящее время архив ИМЭЛ – это Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), а бывший ЦГАОР НКВД СССР преобразован в Государственный архив РФ (ГА РФ).]. Готовила к печати документы Софья Марковна Познер, старая большевичка, в прошлом член петербургской боевой группы большевиков, в 1920-1930-х годах много занимавшаяся историей партии, выпустившая сборники по истории боевой организации, первой русской революции и др. Загадка, как мне кажется, состоит в моменте публикации и выборе освещаемого ею отрезка времени.

Ни к какому юбилею она не была приурочена, а учитывая принципиальную редкость и продуманность обнародования любых касающихся биографии Сталина документов, сложно считать ее появление весной 1941 года случайным. Столь же неслучайным, вероятно, было и то, что непосредственно вслед за материалами о революционной деятельности Сталина в том же номере журнала был помещен довольно большой материал Е. Бор-Раменского «Иранская революция 1905–1911 гг. и большевики Закавказья», включавшая вступительную статью и документальную подборку. Речь шла о том, что «большевистская организация в Закавказье, созданная и руководимая соратником В.И. Ленина – товарищем Сталиным, принимала живое участие в иранской революции»[46 - Бор-Раменский Е. Иранская революция 1905–1911 гг. и большевики Закавказья // Красный архив. 1941. № 2 (105). С. 37–38.], рассказывалось о походе в Персию на помощь местным революционерам боевого отряда во главе с Серго Орджоникидзе в 1909–1910 годах. То, что Орджоникидзе считался давним другом и соратником Сталина, было общеизвестно. И, между прочим, в изданной журналом «Красный архив» к юбилею Орджоникидзе в 1936 году хронологии его жизни и деятельности персидский эпизод не был упомянут вовсе[47 - Некоторые даты подпольной партийной работы Г.К. Орджоникидзе. 1903–1912 гг. // Красный архив. 1936. № 5 (78). С. 15–22.]. Представляется, что появление весной 1941 года обоих этих материалов вместе могло быть неким сигналом, намеком на фоне происходивших в предвоенные месяцы закулисных дипломатических игр, когда Иран как спорная сфера влияния вновь приобрел актуальность. Однако вопрос этот совершенно не исследован и нуждается в дальнейшем осмыслении в контексте предыстории Второй мировой войны, далеко выходящем за рамки настоящей работы. Нам лишь важно не упускать из виду, что подробности биографии Сталина и его соратников ни на минуту не переставали быть фактором текущей политики.

Помимо перечисленных некоторые документы из архивов полиции, касавшиеся деятельности Сталина в подполье, появлялись то в виде отдельных журнальных публикаций, то в книгах о других большевиках (так, в книгах о Я.М. Свердлове, написанных его вдовой, приводились документы об их совместном пребывании в ссылке), то в изданиях краеведческого характера, рассказывавших о связанных со Сталиным мемориальных местах. Как правило, в такого рода изданиях наблюдается ротация одних и тех же цитируемых документов. Можно отметить выделяющиеся на общем фоне работы М.А. Москалева, который ввел в оборот ряд документов, особенно в своей книге о сибирской ссылке Сталина, где опубликовано довольно много материалов Красноярского краевого архива[48 - Москалев М.А. И.В. Сталин в сибирской ссылке. Красноярск, 1942; Москалев М.А. Русское Бюро ЦК большевистской партии. 1912 – март 1917. М., 1947; Книга того же автора «Большевистские организации Закавказья периода первой русской революции и в годы столыпинской реакции» (М., 1940) в значительно большей мере следует общим шаблонам изложения.]. Отдельного разговора заслуживало бы наличие разницы между историко-партийными, историкореволюционными работами, выходившими на русском языке в центральных советских издательствах, и изданиями на грузинском и азербайджанском языках, печатавшимися в Тбилиси и Баку. По-видимому, республиканским издательствам в некоторых отношениях позволялось несколько больше, в других, наоборот, – меньше, нежели центральным, а культ Сталина в грузинской печати имел свои особенности. К сожалению, этот аспект советской пропаганды совершенно не изучен и ждет своих исследователей.

Когда Сталин стал диктатором, его биография подверглась строгому контролю, цензуре, фальсификации, превратилась в парадное жизнеописание. Но, как мы уже видели, и до того о нем писали не слишком правдиво и также по причинам политическим, хотя совершенно другого рода. После XX съезда КПСС, речи Н.С. Хрущева и разоблачения культа личности некоторая доля прежде запретной партийной истории стала разрешенной. Но далеко не вся, по-прежнему не подлежали упоминанию в сколь-нибудь положительном смысле как имена Н.И. Бухарина, Л.Б. Каменева, Н.И. Рыкова и, конечно же, Л.Д. Троцкого (разоблачать их как врагов позволялось в определенных пределах), так и многие факты. Эта относительная свобода никоим образом не означала, что о фигуре Сталина стало можно писать более честно. Наоборот, имя Сталина теперь отовсюду вычеркивалось и подлежало забвению. Смена ориентиров произошла достаточно резко и внезапно, так что в парадной книге к 50-летию первой революции в Грузии[49 - Революция 1905–1907 гг. в Грузии. Сборник документов / под ред. Ш.В. Цагарейшвили. Тбилиси, 1956.] во вводной части находим несколько статей и прокламаций, написанных Сталиным, но затем, на следующих восьмистах страницах книги, его имя встречается лишь однажды (в тексте жандармского донесения). Такое впечатление, что указание исключить упоминания о Сталине пришло, когда начало книги уже было сверстано в типографии и переделывать его не стали.

Авторы многократно переиздававшихся мемуаров (в частности, вдовы Орджоникидзе и Свердлова) меняли текст, выбрасывая эпизоды со Сталиным. Причем в лучшем случае шли на умолчания, как З.Г. Орджоникидзе, в первой версии книги которой «Путь большевика. Страницы из воспоминаний о Серго Орджоникидзе» имелись упоминания о совместной деятельности Серго и Кобы, например, рассказ о том, как Орджоникидзе в 1912 году приехал к Сталину в вологодскую ссылку, помог организовать побег и вместе с ним выехал из Вологды[50 - Орджоникидзе З.Г. Путь большевика. Страницы из воспоминаний о Серго Орджоникидзе. М., 1939. С. 35.] (что подтверждается многими сохранившимися источниками, в том числе донесениями полицейских агентов наружного наблюдения). Во втором издании, переработанном практически в другую книгу, но вышедшем под тем же названием в 1956 году, этого эпизода нет, как нет и вообще упоминаний о Сталине. Однако З.Г. Орджоникидзе постаралась по крайней мере не писать явной неправды. Тогда как многие престарелые большевики умолчаниями не ограничивались, и к изумительным трансформациям, случившимся с их мемуарами, мы еще вернемся.

Запрет на упоминание в печати имени Сталина продержался до самого конца существования СССР, но в течение 1970-1980-х годов понемногу слабел, так что в научных изданиях его уже не избегали полностью, но старались, чтобы оно звучало нейтрально и не привлекало лишнего внимания. Это, конечно, не касалось рассчитанных на широкого читателя массовых пропагандистских и историко-партийных книжек, равно как многочисленных книг о Великой Отечественной войне – там никакого Сталина не полагалось. Впрочем, из таких солидных, хотя и многотиражных и имевшихся в любой библиотеке публикаций, как переиздания протоколов съездов РСДРП или тома сочинений В.И. Ленина, Сталин изгнан не был.

По не нуждающимся в комментариях причинам в написании биографий Сталина лидировали западные советологи. За рубежом первые книги о Сталине стали появляться еще в 1930-х годах, они были, конечно же, частью политической публицистики и заложили традицию, так или иначе оказывавшую влияние на последующих авторов. Западные ученые, разумеется, не могли пользоваться советскими архивами, небезосновательно не доверяли официозным историко-партийным изданиям (к тому же, подозреваю, не все эти издания были доступны зарубежному исследователю) и основывались прежде всего на эмигрантских мемуарах. Рассказы эмигрантов, политических (а зачастую и личных) противников Сталина именно в силу этого считались более объективными в противовес безудержной апологетике культа вождя и «отца народов». Исследователи охотно ссылались на книги Л.Д. Троцкого («Портреты революционеров», «Сталин»), воспоминания И. Иремашвили, Г. Уратадзе. Книга Иремашвили появилась раньше прочих, в 1932 году, и долго служила одним из основных источников для выходивших за пределами СССР работ о советском диктаторе. Незаконченная книга Троцкого о Сталине впервые увидела свет в 1941 году.

Говоря об их информационных возможностях, следует отметить, что Иремашвили, приятель Иосифа Джугашвили по горийскому духовному училищу и тифлисской семинарии, достаточно рано примкнул к меньшевикам, следовательно, он лишь в какой-то степени являлся непосредственным свидетелем деятельности Джугашвили в рядах большевиков. Не был таковым и Троцкий, не входивший в большевистскую фракцию и до 1917 года видевший Джугашвили лишь мельком в Вене. Осведомленность Троцкого о более поздних партийных делах не делала его знатоком истории революционного подполья в Закавказье периода первой русской революции. Впрочем, на фоне других писавших в эмиграции авторов он обладал материалом, почерпнутым из советских историко-партийных публикаций 1920-х. Воспоминания крупных грузинских меньшевиков Уратадзе и Ноя Жордании были опубликованы позднее, в 1960-х годах, причем оба автора, как и Иремашвили, знали далеко не все о происходившем внутри большевистских организаций.