– Она будет, поэтому я вас прошу. Она отказывается нанять мне учителя рисования, говорит, что мне это не нужно.
– Ты хочешь стать художником?
– Хочу попробовать. Так вы научите меня рисовать?
– Давай позже это обсудим, – увильнула я.
Вмешиваться в личную жизнь клиентов не в моих правилах. Мое дело прийти, выполнить свою работу, любезно поболтать о какой-нибудь ерунде и уйти. Разочаровывать Кристину не хотелось, но ситуация щепетильная. Вести с ней уроки за спиной матери исключалось.
– Если вы думаете, что у меня не получится из-за моей руки, я умею все делать левой. Я могу к вам приезжать и платить буду, деньги у меня есть, папа мне дает и не проверяет, на что я их трачу. Я немало накопила.
– Дело не в этом…
– Как продвигается работа? – не дала мне закончить Марго. Войдя в комнату, она прямиком направилась к портрету. Критически поизучала его минуту и сказала, что получается неплохо, но цветы следует сделать ярче.
– Сделаю, это только начало, – взбрыкнулась я про себя, но виду не подала. С клиентами приходится держать себя в руках, а то выгонят, не заплатив. Зарабатывать бы только чистым искусством, без чьих-либо указаний и требований, быть свободным художником и творить, творить, творить! Нравится – покупайте, не нравится – не покупайте. Когда-нибудь так и произойдет. «Дуреха-мечтатель», – сказала бы Нора.
– Удастся закончить портрет сегодня? – спросила Марго.
– Да, если Кристина не очень устала.
– Ты устала? – спросила Марго дочь и, не дожидаясь ответа, сказала: – Хорошо, сделаем небольшой перерыв, пусть Крис отдыхает, а я пока покажу вам свою коллекцию кружек. Мы с мужем часто ездим за границу, и я везде их покупаю. У меня есть уникальные, в единственном экземпляре, мы за них кучу денег выложили, но они того стоят.
Она привела меня в столовую – широкую, с мебелью под старину: смешение стилей и веков. Резные стулья и стол с изогнутыми ножками в форме звериных лап, толстопузый буфет, все позолочено, посеребрено. И висит над всем этим гора острых блестевших льдинок – хрустальная люстра. Такая тяжеловесная и огромная, что невольно подумалось, не сорвется ли она вниз. Свалится и засыплет льдом дорогую мебель.
Во мне мгновенно встрепенулся сюрреалист. Перенести бы эти стулья с лапами на холст и переделать их в львов – будут этакие стулья-звери! И вся мебель – зоопарк! Идеи летают в воздухе, путешествуют по земному шару, по всем странам и островам, и наверняка кто-то где-то уже сделал это до меня. Кому-то удается схватить пролетающую мимо идею, а если прозевает, другой схватит. Получается, что новаторство – дело случая: кто опередит других, тот и новатор.
– Не правда ли, красота? – сказала Марго, распахнув дверцы буфета.
На полках стояли кружки – всех размеров и форм, с картинками, надписями, названиями городов и стран, в которых побывали Марго с мужем. Своего рода летопись их путешествий. Снимая с полок одну кружку за другой, она показывала мне, что на них изображено, где они их приобрели.
– Как вам моя коллекция? – спросила она.
Я похвалила, и вполне искренне.
– Давно вы их собираете?
– Уже много лет. Сейчас модно что-то коллекционировать, самое популярное – это куклы, но мне это неинтересно, они есть у всех, особенно Барби. Я не собиралась этим заниматься, случайно получилось, мы с мужем отдыхали в Испании и купили там на память пару кружек, ну а потом пошло-поехало. У меня есть уникальные, вот как эта, видите, за нее муж выложил целое состояние. Денег он не жалеет, выполняет все мои желания. Вы не представляете, как мне с ним повезло, – тараторила она.
– Повезло, – кивнула я.
– Мы с ним живем душа в душу почти двадцать лет. Дочек своих он обожает, для нас он готов на все. Мы с ним вместе еще со студенческой скамьи, и, представляете, ни разу не поссорились. У нас одинаковые вкусы и интересы, и секс с годами не только не завял, а стал лучше, а это нечасто бывает, столько пар из-за скуки в постели разводятся.
– Вам можно только позавидовать, – произнесла я дежурную фразу. Непонятно, зачем она рассказывает интимные подробности незнакомому человеку.
– Мне и завидуют, – рассмеялась она. – Некоторые даже норовят моего мужа украсть.
– Вряд ли им удастся, раз у вас такой крепкий брак, – выдала я очередную банальщину.
Слушать историю ее любви и про то, какой потрясающий у нее муж, поднадоело. Мне не терпелось побыстрее закончить портрет, и именно сегодня, чтобы больше сюда не возвращаться. Наигранное поведение Марго и ее колющий взгляд напрягали. Жаль только, если больше не увижу Кристину.
– Вы правы, украсть у меня мужа никому не удастся, он от меня никогда не уйдет, тем более сейчас, когда мы планируем сына. У нас уже две девочки, теперь настала очередь мальчика. Все меня отговаривают, пугают, что в моем возрасте рискованно рожать, а я не боюсь. Мой муж так меня любит, что мне ничего не страшно, – продолжая смеяться, строчила она.
Ее беспричинный режущий смех и поток излияний досаждали. Мнение о ней у меня скакало. В первую минуту она показалась мне сдержанной и нормальной женщиной, затем – излишне любопытной, а сейчас болтливой и неадекватной.
– Кристина, наверное, нас заждалась, – поторопила я.
– Да-да, сейчас пойдем, я только хочу показать вам кое-что, это подарок мужа на нашу годовщину, здесь наша фотография.
Она вложила мне в руку кружку. Я глянула на фотографию, и… мое сердце дрогнуло и разорвалось на части. Случилось то, чего я со страхом давно ждала – все рухнуло и скатилось в пропасть. Марго пристально смотрела на меня с насмешкой. Затея с портретом ее дочери, откровенности про ее нерушимый брак с мужем, демонстрация коллекции – это спланированный спектакль, чтобы меня унизить и сказать, что Стас принадлежит ей, а не мне. Она права: он – не мой и никогда им не был.
– Что скажете? – усмехнулась Марго.
– Я пойду, – сказала я, чувствуя себя оплеванной. «Сама виновата», – осудила бы моя мать.
– А как же портрет? Надо закончить. Скоро мой муж придет, надо бы его спросить, что он думает, заодно познакомитесь с ним. Не сомневаюсь, вы понравитесь друг другу. Возможно, вы даже где-то с ним встречались, – продолжала она глумиться надо мной. – Не встречались?
– Мне пора, я пойду, – промямлила я и двинулась к выходу.
В коридоре стояла Кристина – бледная, прозрачная, как невесомая. Неужели все слышала и догадалась? Или поняла по интонации голоса своей матери, что между мной и Марго происходит что-то гадкое? Скорей всего, мне мерещится от отчаяния. Но глаза Кристины, голубые, как и у ее отца, говорили о том, что не мерещится. Ни в чем я не уверена, все как в дыму. В голове только одна четкая мысль: надо поскорее отсюда удрать, пока не вернулся Стас.
Я множество раз представляла себе сцену разоблачения. Проигрывала ее в уме в разных вариантах – один хуже другого. Не всеобщего осуждения я боялась, с этим я бы справилась, да и плевать на осуждение. Я боялась потерять Стаса. То, что он женат, я вычислила довольно быстро, и меня терзала мысль, что он меня бросит – никогда не оставит свою семью, как заявила мне с издевкой Марго. Ради этого она меня сюда заманила под предлогом портрета. Ложь Стаса меня съедала, терзала, возмущала, но я готова была все простить и принять ситуацию такой, какая она есть, лишь бы не расставаться с ним. И бунтовала моя совесть: нельзя воровать чужое. «Я же не знала, что он женат», – спорила я сама с собой. «Теперь же знаешь, но не хочешь от него отказаться», – стыдила я себя. Меня кидало из крайности в крайность: готова была порвать с ним и освободиться от лжи, но, представляя свою жизнь без Стаса, ничего не делала и не признавалась ему, что обо всем догадалась. Пусть остается так, как есть, тогда не придется принимать мучительные, непосильные решения. Любовь-страсть меня поработила, а я хотела быть свободной. Сейчас открою входную дверь и, скинув с себя несвободу, навсегда уйду, должна уйти, должна.
– Не получается открыть? – раздался за спиной насмешливый голос Марго. – Надо повернуть ключ.
– Да, да, – пролепетала я.
Одновременно с моим лепетом дверь распахнулась, и в квартиру вошел Стас. Посмотрел на меня, как на незнакомку, которую видит впервые, и безразлично поздоровался. Ни один нерв не дрогнул на его лице. Глаза равнодушные, прохладные, без глубины и теплоты, когда он был со мной. Он тоже был незнакомцем – не любимый человек, а играющий роль артист.
– Это Стас, мой муж, а это Вероника, – со смехом представила нас друг другу Марго.
– Извините, – пробормотала я и выскочила на лестничную площадку. И только в метро вспомнила, что в спешке забыла свои рабочие инструменты. Ну да ладно, не бежать же за ними назад, куплю новые!
Я надеялась, что Стас позвонит, оправдается, что-то объяснит. Его отчужденный взгляд говорил о том, что я ему – никто, семья дороже и не станет он переворачивать свою жизнь из-за какой-то временной любовной интрижки. Не делай поспешных выводов, начала я себя убеждать, он растерялся, не хотел скандала в присутствии дочери, не мог же он броситься ко мне с объятиями. Внезапно меня осенило: он подумал, что я явилась к Марго с целью их развести. Надо срочно написать ему, что произошло в действительности, что я не действовала за его спиной. С трудом себя остановила, чтобы не написать.
Пока покачивалась в вагоне метро, перемалывая одно и то же, пристал какой-то наглый парень с противной рожей. Отшив его, я вышла из метро. Краем глаза проверила, что этот придурок не тащится за мной. На всякий случай вытащила из сумки газовый баллончик. Сжимая его в руке, направилась к дому. Шла и внушала себе, что не рыдать надо, а ликовать – наконец-то я свободна, не придется больше врать матери и бабушке, жить под страхом быть брошенной. «Ура, я свободна!» – кричала я про себя, но крик звучал слабенько. Молчание Стаса убивало. Выходит, его не тревожит, конец ли это наших отношений. Раз конец, так тому и быть.
Разбитая, с застрявшим в горле комом слез, я вошла в квартиру. Из кухни доносился недовольный голос матери. Она отчитывала за что-то бабушку. Срывала на ней свои неудачи дня.
– Что здесь происходит? – спросила я.
– Ничего, пустяки, – сказала мама.
Однако бабушкин похоронный вид говорил о том, что ссора серьезная. Обычно непреклонная и решительная, в этот раз она выглядела раздавленной.
– Не похоже, что пустяки, – вспыхнула во мне защитница. – Я же вижу, что бабушка расстроена, ты опять ее обижаешь.
– Это не я, а она меня обижает! Я попросила ее посидеть завтра вечером часа два в своей комнате, пока у меня будут гости, а она заявила, что я ее оскорбляю.