– Шо ну? Давненько они, Мань любуются, ходють слухи, шо брюхатая она…
– Кобель облезлый, – ругнулась Маша и плюнула на землю. – Сторожевать, говорит, буду, ня жди…
– Да ты шо? На конюшне? – женщина вытерла рот и придвинулась поближе, наклонив голову. – Вот шо я тебе скажу, мила моя, шустренько сбираемси и на конюшню, шоб на конюха поглядеть.
– Чу, сдурела? Позор-то якый!
– А хвостом крутить перед чужими мужиками – не позор? Ты думки свои распрями… Бери, чё у тебя тама есть: картошку, молочка, хлеб, и неси дорогому мужу вечернюю. Учить тебя, шо ли? Жёнка пришла мужа проведать и накормить…
– Не сготовила я, – вздохнула Мария. – Ребятишки молочком обошлися… Хворала на постели, сама ж видала…
– Ай, чёрт с им… – вскочила Стешка. – У меня есть, пошли…
Недолго думая, женщины отправились на конюшню, чтобы поймать нерадивого мужа с поличным. Больше всего этого желала Стешка, всем известная сорока до сплетен. Дойдя до заветного места, соседки остановились, посмотрели друг на друга.
– Темно, хоть глаз коли, – возмущалась Трофимова. – Дорога – ноги переломаешь.
– Тихо ты, – Маша дёрнула попутчицу за рукав фуфайки. – Гляди, свет в конюшне, значится, тута он.
– Енто ничого не значить, – Стеша заволновалась. Вдруг всё дело обломится, а так хотелось соседям донести из первых уст.
– А твой-то где? – подкрадываясь ближе к конюшне, шептала Маня.
– Где-где, у Мельниковых поминки, тама он.
– А ты чаво не пошла?
– Охота мне на их пьяные рожи глядеть. Помянула и к тебе…
Женщины подошли ближе к зданию, прислушались. Тишина, только кони тихонько фыркают.
– Не пойду, – простонала Мария у самых ворот. – Боязно…
– Тьфу, ну шо ты будешь делать? – психанула Трофимова. – Мне, шо ль, итить? И як я объясню твоему Ваньке, шо я сюды припёрлася?
Из-под навеса, где стоял огромный стог сена, послышался женский смех.
– Вона, тама они… – довольная Стешка повернула голову. – Ну, покличь его…
Трофимой до такой степени не терпелось уличить соседа в неверности, что даже не замечала, как она переминается с ноги на ногу, будто где-то в мыслях танцует вальс.
– Ва-ань! – крикнула Маша, дрожащим голосом.
Женский смех замолк. Из-под навеса зашептались.
– Ва-ань! Ты где? – у Марии заколотилось сердце с такой силой, что хотелось бежать куда подальше, лишь бы не увидеть то, чего она больше всего боялась – измену.
Тишина. Только собаки лают где-то во дворах, будто уже осуждают Ивана Грищенко за его беспутство.
Внезапно послышалось шуршание сена. Со стога упал один сапог. В полумраке женщины разглядели мужчину, спускающегося по лестнице. В потёмках со спины не признать в нём ни Ваньку, ни какого-либо другого знакомого мужика. Незнакомец опустил ноги на твёрдую поверхность и, не оборачиваясь, начал шоркать рукой по земле в поисках второго сапога.
Мария взяла себя в руки, подбежала, схватила сапог и молча протянула ищущему.
– Порфирий… – упала боком на стог сена от удивления.
Порфирий молча взял сапог, кряхтя натянул его и выпрямился. Положил руку на стог и приставными шагами стал было огибать его, чтобы незаметно скрыться.
– А горючка-то, як я погляжу, волшебная! – подошла ближе жена Стеша и бросила на землю узелок с припасами. – Перенесла муженька из-за стола на тюк сеновальнай!
Муж Трофимовой остановился, громко выдохнул, но голову повернуть не смог.
– Я кому говорю? – Стешка сделала ещё шаг.
По спине Порфирия пробежались мелкие мурашки, стягивая кожу. Он прекрасно знал нрав своей жены. Трофимов побаивался Стешу с тех самых времён, когда впервые повысил голос на свою жену. В тот день, недолго думая, Степанида голыми руками сорвала куст крапивы и оприходовала возлюбленного по лицу. Порфирию приходилось оправдывать покраснение и сыпь на своей физиономии перед мужиками, рассказывая басни о своём великом предназначении.
– Ей-богу, вот те крест, – Порфирий крестился, состроив серьёзное лицо, дабы доказать соседям правдивость своих слов. – Утром встаю, а жинка и гутарить, завидев мой анфас, ты, грит, особеннай, тебя боженька в темечко поцеловал, вона, гляди, и на плешке пятно!
Мужики, конечно, не верили, но слушали с удовольствием местного Петрушку, как со временем его и прозвали.
– Кому говорю? – Стешка повторила свой вопрос грудным голосом. – Кудый-то тебя понесло?
Порфирий не спеша стал поворачиваться, будто в замедленном кадре, пытаясь произвести впечатление.
– Ой, Стешенька моя пришла! – радостно всплеснул руками Трофимов. – А ты как туточки оказалася?
– Ногами! – жена подошла ещё ближе и выпятила живот вперёд. Так она изображала всю мощь свою и силу.
– Золотая моя, а я подумал было показалося, – Порфирий чувствовал угрозу со стороны обозлённой женщины.
– Ты с кем тута лясы точишь? Полюбовницу завёл?
– Шо ты, шо ты, Стешенька, образумься! – глаза забегали, мужчина слегка нагнулся, пытаясь устоять на своих кривых ножках. – Як такое могло прийти в твою светлую головушку? Я даже в помыслах ни-ни…
– Кто тама? – махнула Трофимова головой в сторону стога.
– Нико?го…
– Я ишо не в том возрасти, шоб памятью страдать! Я усё услыхала… – Стеша подошла вплотную и взялась за ворот фуфайки мужа. – А ну…
– Да нету тама нико?го… – у мужика подкосились ноги, еле держался то ли от страха, то ли от принятого алкоголя.
– Манька, а ну стеряги его… – подошла Трофимова к лестнице. – А я чичас усё сама разузнаю…
Быстренько взобравшись на высокий стог, Стешка умолкла. Секунд десять стояла полная тишина.
– Вот лярва! – показались ноги Трофимовой на верхних ступеньках лестницы. – С той стороны утика?ла!
Стеша спустилась вниз, держа в левой руке белый платок, расшитый красными розочками.