Заворачивая на свою улицу, она услышала крики. Возле забора стояли женщины с ребятишками и глазели на бесплатное представление, громко переговариваясь и посмеиваясь.
– Неужто Зинка мужика оттяпала?
– А что ей терять? Девка молодая, красивая, в самом соку!
– А мужик чей же?
– Да бог его знает. Какой-то Самойлов. У нас таких отродясь не было!
– А не тот ли Самойлов, что в Зареченске живёт?
– Всё может быть.
– А баба эта, кто ему будет?
Женщины глянули на пухлую бабёнку с крепкими кулачищами, таскающую Зинку за волосы.
– Жена?
– А он разве женат?
Женское племя одновременно пожало плечами. Женат – не женат – неизвестно, всех жителей Зареченска и не упомнишь. Село большое, на несколько километров расстилается, народу – тьма тьмущая.
– Не тот ли это Самойлов, что Игнату Никифоровичу племянником приходится? – баламутила свою память женщина в переднике. – Он ещё из городских.
Бабы вновь недоумённо пожали плечами.
– Расступись! – крикнула Марина, бросившись в толпу.
Дав дорогу хозяйке, бабы приготовились к новому представлению. Марина рванула калитку на себя и вбежала во двор. Там какая-то толстуха мутузила её дочь, схватив за длинную косу. Швыряла по всему двору и орала, как бешеная.
– Куда ты лезешь, шмакодявка? Куда ты свои лыжи навострила? Кого ночами привечаешь? А я тебе сейчас все патлы повырываю, ножонки твои кривенькие повыкручиваю! Я тебе покажу, как к женатому в койку прыгать! Я тебя так раздеру, что ни одна живая душа не соберёт!
– А ну, убери свои крэгли от моего дитя! – навалилась на толстушку Марина и наклонила её голову назад, вцепившись в густой пучок волос. – Отпусти девку, иначе я за себя не отвечаю!
Крикливая нападающая, не ожидая внезапной атаки, расцепила пальцы и завыла в небо:
– А-а, отпусти! Отпусти, шею сломаешь!
– И сломаю! Ты кто такая? Откуда пришла? За что девку мою лупцуешь? – грозно отрапортовала Марина, оттолкнув дочь.
Раскрасневшаяся Зина отпрыгнула и завизжала на всю улицу, разгоняя соседей:
– Что уставились? Делать нечего? Идите отсюда!
– Ой, поглядите-ка, то молчала, когда эта её за космы тягала, а тут видишь, осмелела! – расхохотались любопытные зрители.
– Да я вас сейчас… – Зинка схватила вилы, воткнутые в землю, и направила на людей.
Те бросились врассыпную. Да ну её, придурошную, ещё уколет.
– Зинка! В дом! – гаркнула Марина, наблюдая, как толстуха извивается, пытаясь высвободить волосы.
Пригрозив кулаком незнакомой бабе, Зина прилизала пальцами выбившиеся волоски и забежала в хату.
– А теперь рассказывай, кто ты и откуда сюда пришлёпала, – Марина толкнула женщину в спину. – Почто на девку мою кинулась?
– Твою девку надо в монастырь сдать, чтобы поскромнее себя вела, – гостья вытирала слёзы и шмыгала носом. – Я б на твоём месте так бы её прутом оприходовала, чтоб враз мозги на место встали.
– Да причём тут моя Зинка, скажи толком?
– Смотрю, годков-то ей мало, а как на мужиков прыгать, уже научена, – задыхалась приезжая, поправляя причёску.
– А ну-ка, айда в хату, – Марина взяла гостью за широкий рукав платья и потащила за собой, чтобы не дать соседям удовольствия, подслушать любовную историю.
Усадив бабу за стол, она поставила перед ней кружку с водой.
– Пей.
Охладив разгорячённое горло, женщина выдохнула.
– А теперь выкладывай.
– А что выкладывать? У меня дочка на выданье, а твоя малолетка дорогу ей перешла, – всхлипнула от обиды гостья. – Я свою давно в ту семью сватаю, а тут вона, что.
– Договорённость у них? – стало жалко чужую дочь. Марина села рядом, чтобы выслушать.
– А как же. Девку испортил, а сам на гу?льки. Вона, к твоей бегает, – махнула рукой в сторону толстуха. – А нам теперь, что прикажешь делать?
– А девка-то, на сносях, поди?
– Угу, – и баба заревела в три ручья.
– Зинка! Подь сюда! – у Марины жар образовался под черепной коробкой. – Иди, говорю, всю правду докладывай!
Зина вышла, исподлобья посмотрела на женщин и закусила губу.
– Что?
– Не штокай. – ударив себя по колену, Марина обратилась к плачущей. – А вы… как вас звать?
– Глафира я.
– Глафира, что за парень, как фамилия?
– Самойлов, – всхлипнула та, строго зыркнув на самодовольную девчонку.
– Самойлов? – Зина осмелела. – Так ты ж ошиблась, дура старая!