Шарада

– Позвольте, почему? – возмутилась я, чувствуя, как летит к пяткам душа.

Франц вращал глазами и вертел головой, кажется, мало что понимая.

– По подозрению в убийстве господина Камышина.

– В убийстве? Какая чушь! Что вы такое говорите?

– Was ist denn hier los?[5 - Что здесь происходит? (нем.)] – вопросил Франц.

– Вы также следуйте за мной, – сказал ему чин.

У меня подкосились ноги. Да, я подозревала, что эта часть плана – наихудшая.

– Вы – Елена Даниловна Тихменева? – спросил следователь, тот самый, что задержал меня в парадной у квартиры.

– Да, – подтвердила я, подавив желание добавить, что об этом он меня уже спрашивал.

Меня била мелкая дрожь, словно возвращалась недавняя лихорадка. То ли в комнате, где я сидела напротив следователя, было холодно, то ли мёрзло всё внутри.

– Ваше звание? – продолжил следователь.

– Девица, – сообщила я и, подумав, добавила: – Сирота, дочь обер-офицера Тихменева Данилы Гавриловича.

– Так и запишем, хорошо-с. Бываете, разумеется, на исповеди. Состояли ли под следствием и судом?

– Нет.

Секретарь в углу усиленно скрипел пером, время от времени бросая короткие взгляды из-под круглых очков.

– Замечательно-с, – продолжил следователь. – Должен вас предупредить, что чистосердечное признание и раскаяние смягчают вину преступника и, следовательно, степень наказания.

– Мне не в чем признаваться и раскаиваться, я ни в чём не виновата.

– Но факты и улики говорят об обратном.

– Я ничего такого не совершала…

– Первого ноября сего года, в воскресенье, – монотонно начал следователь, глядя на меня из-за кипы бумаг, что заполонили его стол, – вы прибыли в Петербург и поехали на квартиру номер шесть в доме Яковлева на углу Садовой и Гороховой. Там вы встретились с господином Камышиным, которого и убили по неясным причинам.

– Я не знаю никакого господина Камышина…

– Что в таком случае вы делали в его квартире?

– В его квартире?

– Да, в той самой квартире, которую вы посетили вчера.

Несомненно, последняя часть моего вчерашнего плана была не просто наихудшей, но и наисквернейшей.

– Я приехала к певице, мадам Жармо, – пробормотала я.

– Но в этом доме не живёт никакая мадам Жармо.

– Не живёт, я перепутала адрес. Или Жармо бессовестно дала неверный.

– Хорошо-с, но неубедительно. Значит, вы отрицаете, что были на квартире погибшего первого ноября.

– Отрицаю, – кивнула я, уже догадываясь, что последует дальше.

– Знакомы ли вы со студентом Плетневым?

– Нет, не знакома.

– Хорошо-с. А вот он утверждает, что знает вас и, более того, видел, как вы выходили из квартиры господина Камышина первого ноября сего года в таком нескрываемом волнении, что даже не ответили на его приветствие.

Я молчала. Отрицать встречу со студентом, лицо которого тогда показалось мне знакомым, было нелепо, но я всё же попыталась.

– Стало быть, вы не отрицаете этот факт-с? – уточнил следователь.

– Я… я не помню такого, – промямлила я.

– Не помните о встрече со студентом, когда выходили из квартиры после убийства?

– Нет, не помню и не выходила…

– Что ж, так и запишем-с.

Секретарь потряс своим скрипучим пером. Вероятно, поставил кляксу…

– Второе… – продолжил следователь. – Возле тела убиенного было обнаружено дамское зеркальце, вот это…

Он порылся в ящике стола и почти торжественно извлёк оттуда моё злосчастное зеркало. Зачем, зачем я кинулась проверять, жив ли этот… Камышин? Сжала кулаки, пытаясь унять проклятую дрожь.

– Вам знакома эта вещь?

– Нет, не знакома.

– А вот эти инициалы?

Он сунул зеркальце и лупу мне под нос, но я не стала всматриваться, и без того зная, что на обратной стороне иглой нацарапаны две буквы Е.Т. Моя жизнь катилась куда-то вниз, в тёмную бездну.

– Я никогда не видела этого зеркала. Зачем вы показываете его мне?

– Это улика… Вы напрасно отрицаете, что это ваша вещь. Господин Штольнер подтвердил, что видел это зеркальце у вас и даже держал его в руках, разглядывая инициалы. Вот так-то, сударыня.

Ах, Франц, Франц! Неужели ты не мог соврать? Следователь смотрел на меня, будто поставил точку, пригвоздив к месту. Рассказать всю или часть правды? Признаться, зачем и почему я пришла на ту квартиру? Придумать что-то другое? Справиться с паникой, собраться с силами. Отрицать всё, даже очевидное…

– Я… я не помню, ничего не помню. Скажите, если кто-то убил этого… Камушина, то как?