Отдайте ее мне!

– Что она под этим подразумевала?

– Не знаю, она не объяснила, а сам я могу только предполагать. Рамона страстно любила своего мужа и тяжело переживала его гибель. Овдовев, она решила полностью изменить свою жизнь, разорвать прежние связи. Переехала из Виндзора, где они жили с Энтони и где многие ее знали и жалели, в Лондон, потому что здесь у нее не было знакомых. Она надеялась, что такая перемена поможет ей справиться с ее горем. Наверное, через какое-то время она смирилась, почувствовала в себе силы жить заново. Не исключено, что и наследование фамильных сокровищ сыграло свою роль: Рамона ощутила некую ответственность перед своим родом, связь со своими корнями…

– И тем не менее она отказывалась составить завещание?

– Вы можете уточнить у ее поверенного. Хотя я почти уверен, что завещания не существует.

Хуан Валера продиктовал название солидной адвокатской конторы. Найт записал его в блокнот и сказал миролюбивым тоном:

– Надеюсь, мои вопросы не показались вам бестактными, сеньор Валера. Прошу учесть: мы всего лишь полицейские, а не дипломаты.

– Мне было любопытно столкнуться с методами работы английских сыщиков, – вежливо отозвался посол. – Я могу их только приветствовать, если они помогают вам ловить преступников,.

– Благодарю вас, мы стараемся делать все возможное для этого.

– Если вам понадобится любая помощь с моей стороны, обращайтесь без всякого стеснения.

– Вы очень любезны, сеньор, – инспектор слегка наклонил голову, выражая признательность. – Вы уже прояснили для нас многие моменты, и мы вам очень обязаны.

– Прошу незамедлительно извещать меня, если появятся какие-то новости.

– Обещаю, вы можете на это рассчитывать.

– Ну, довольно расшаркиваться, – вдруг улыбнулся Хуан Валера, но сразу посерьезнел: – Инспектор, я не хочу, чтобы вы думали, будто меня интересуют пропавшие драгоценности. Для меня главное – призвать к ответу убийцу человека, который был мне дорог.

– Я ни минуты в этом не сомневался, сеньор, – так же серьезно заверил его инспектор.

Посол предложил сыщикам доставить их обратно в Скотланд-Ярд в своем ландо, однако Найт отказался, сказав, что им нужно остаться в квартире.

– Как он на вас взглянул, сэр! – воскликнул Лейтон, когда испанский посол удалился. – Мне сразу представилась коррида: полуденный зной, арена, кровь на песке, рев трибун! А тореадор уже занес шпагу, чтобы нанести быку последний удар!

Инспектор Найт хмыкнул:

– Не хочется уточнять, кого из нас вы вообразили тореадором, а кого – быком.

– А вообще, по-моему, он отличный парень, – сказал стажер без всякой связи.

– Мне он тоже понравился, – признался Найт и предложил еще раз внимательно просмотреть весь манускрипт.

– Как и сказал посол, недостает только листа с рисунком шкатулки, – констатировал Лейтон через некоторое время. – Вам не кажется это странным, сэр?

– Кажется, – отозвался инспектор и достал из кармана лупу.

– Его забрали убийцы? Но для чего им понадобился рисунок, если они уже взяли шкатулку? – недоумевал Лейтон. – А если и понадобился, зачем было его вырывать? Не проще ли было взять весь свиток целиком?

– Этот лист аккуратно вытащили, – сообщил Найт о своих наблюдениях. – Бумага очень плотная. Если бы его вырвали, остались бы обрывки, а я их не вижу. Кроме того, ленточка, которой скреплены листы, совсем новая. В отверстиях, через которые она продета, есть волокна… похоже, это пенька.

– То есть раньше они были связаны пеньковой нитью?

– Да. И еще на первом листе имеются следы сургуча. Наверно, концы нити были закреплены сургучной печатью.

– Значит, кто-то сломал печать, разорвал или разрезал пеньковую нить, вытащил рисунок шкатулки, а потом снова связал листы шелковой лентой, – предположил Лейтон. – Как сложно! Вряд ли это сделали преступники, скорее всего, сама миссис Дэвис. Но зачем – тоже непонятно.

– Миссис Дэвис могла скрепить листы лентой, потому что нитка истлела, – сказал Найт. – Сургучная печать сломалась из-за того, что листы были свернуты в трубку. А рисунок шкатулки потерялся – все-таки почти двести лет прошло. Иногда самые простые объяснения бывают самыми верными. Однако не будем забывать об этих деталях: пока что данный манускрипт – единственное весомое доказательство мотива убийства, которое у нас есть.

– Хорошо. А что мы будем делать сейчас, сэр?

– Поскольку нам так феерически повезло и нас с таким почетом доставили на Фредерик-стрит, поищем здесь свидетелей. А завтра одному из нас придется снова отправиться в улей, то есть в издательство. Мы упустили из виду художественную редакцию, а миссис Дэвис могла обращаться и туда. И пойдете вы, Лейтон. – Инспектор добавил весело: – Я заметил, что ваша внешность больше, чем моя, располагает тамошних обитателей к откровенности.

Стажер скорчил недоверчивую гримасу.

– Это правда, – заверил Найт, забавляясь. – Обманчиво простодушный вид, этакая детская наивность во взгляде – подарок для сыщика. Люди не могут даже представить, что за столь бесхитростным фасадом скрываются недюжинный ум и цепкая наблюдательность.

– Вы надо мной смеетесь, сэр! – простонал Лейтон.

Очевидно, он считал, что природа поступила с ним несправедливо, наградив светлыми ангельскими кудрями, румяными щеками и пушистыми ресницами; он выбрал серьезную и опасную профессию, и в свои восемнадцать лет ему хотелось выглядеть более солидно.

– Надеюсь, вы не обиделись, – улыбнулся инспектор. – Пользуйтесь своими внешними данными, пока не состарились.

– Скорей бы уж, – проворчал Лейтон.

10 мая 1887 года, вторник. Полиция повсюду

– Добрый день, вот и я! – весело сказала Патрисия Кроуфорд, входя в узкую и длинную, как пенал, комнату, которую занимала помощница художественного редактора мисс Мэри Коллинз.

– Здравствуйте, Патрисия, – несколько рассеянно приветствовала ее молодая особа в пенсне, худощавая и серьезная. – Принесли?

– Да. Специально ездила на Юстонский вокзал, чтобы сделать зарисовки вагона третьего класса. Чуть не уехала в Ливерпуль!

Патрисия вытащила из папки рисунок и протянула мисс Коллинз.

– Так стало более реалистично, – одобрила та.

– Я еще кое-что сделала. Помните, мы с вами говорили, что обложка должна привлекать внимание? Она должна быть такой, чтобы книгу купил человек, спешащий на поезд. Я подумала: поскольку ключевая сцена в романе – объяснение героев в поезде Лондон–Ливерпуль, то почему бы ее и не изобразить на обложке? Вот, взгляните на эскиз… Мы как будто смотрим снаружи: поезд мчится в ночи, а в освещенном окне – два силуэта. Свет из окна выхватывает что-нибудь на первом плане, какое-нибудь растение. Черное на желтом… Как вы думаете, такая обложка привлечет внимание?

Увлекшись, девушка не сразу заметила, что собеседница ее не слушает, а словно думает о чем-то своем.

– Мэри, – позвала Патрисия.

– А? – вздрогнула та. – Простите, у нас тут такое происходит! Невозможно сосредоточиться… Что вы сказали?

– Я предложила поместить на обложке ключевую сцену романа. А что у вас происходит?

– Давайте лучше посмотрим обложку, – помедлив, предложила мисс Коллинз.

Но Патрисия чувствовала – продолжение будет. И оказалась права. Мисс Коллинз отложила эскиз в сторону, достала из сумочки портсигар и спички, вытащила сигарету, вставила ее в длинный мундштук и закурила. Все это она проделала если не напоказ, то все же слегка бравируя тем, что является современной работающей молодой женщиной, без лишних предрассудков. Мисс Коллинз сделала две глубокие затяжки и заговорила, сдерживая волнение:

– У нас рыщет полиция! Все взбудоражены уже второй день! Меня только что допрашивали. Вчера было двое, а сегодня пришел один: с виду совершенный цыпленок, но такой въедливый!