Чашечку кофе, доктор?
Патрик Хилл явно не обрадовался новой встрече с полицией – а теперь еще и с прессой. Инспектору Найту и Джеку Финнегану пришлось подождать, пока он не отпустит пациента, после чего все трое прошли к кабинету Паттерсона.
Отперев замок, Хилл собрался было уйти, но инспектор остановил его, сказав:
– Я прошу вас задержаться ненадолго.
– У меня очень мало времени, – предупредил врач. – Мне нужно начинать обход пациентов.
– Я это учту.
Они вошли внутрь. Найт велел репортеру оставаться у двери. Хилл, как и вчера, встал у окна, сложив руки на груди.
Инспектор подошел к шкафчику с лекарствами, однако стеклянная дверца оказалась заперта. Он повернулся к хирургу, вопросительно подняв брови. Тот вытащил из кармана халата два маленьких ключика, один положил на письменный стол, а другой протянул Найту.
– Это Паттерсона, – пояснил он, возвращаясь к окну и принимая прежнюю позу. – Я вчера забрал все ключи.
Найт поблагодарил, отпер дверцу и принялся неторопливо перебирать пузырьки и флаконы, внимательно изучая этикетки. Некоторое время Хилл следил за его действиями с мрачным выжиданием и наконец не выдержал:
– Если вы ищете нитрат стрихнина, то его там нет. Я проверил это еще вчера.
Инспектор резко повернулся к нему:
– Вы сразу заподозрили отравление стрихнином!
– Не отрицаю. Поэтому я и сохранил остатки кофе в чашке. Я сначала хотел сам отнести кофе на анализ, но потом подумал: пусть лучше это сделает полиция.
– Почему вчера вы умолчали о своих подозрениях?
– Бросьте ваши полицейские формулировки, – не дрогнул хирург. – «Умолчал»! Я не сказал, потому что не был уверен. Лечение отравлений не моя специальность, хотя, разумеется, теоретически мне известны симптомы и принципы оказания первой помощи. К несчастью, наши попытки помочь Паттерсону запоздали: у него, по всей видимости, был уже не первый припадок. Спасти его было нельзя. Стрихнин действует очень быстро.
– Почему вы подумали именно о стрихнине, доктор Хилл?
– Я наблюдал последний припадок у Паттерсона. И потом, мне знакомы посмертные признаки – характерная поза и прочее: однажды меня пригласили сделать вскрытие, я видел тело в прозекторской. То, что умерший принял именно стрихнин, полиции уже было ясно из его записки. – Врач помолчал и добавил: – Это был самоубийца.
– Самоубийца, – Найт ухватился за это слово. – Вы допускаете возможность того, что доктор Паттерсон сознательно принял яд?
Хилл решительно отверг это предположение:
– Абсурд! С какой стати?!
– Например, из-за того, что он никак не мог сделать выбор между своей женой и другой женщиной.
– Вздор! – фыркнул хирург. – Ни один мужчина в здравом уме, а тем более врач, не станет из-за этого травиться! А у Паттерсона была светлая голова.
– Так вы знали о его любовных связях в больнице?
– Его личные дела меня не касались, – огрызнулся Хилл.
– Понимаю, – кивнул инспектор. – Пожалуйста, скажите, доктор: имеется ли в вашем отделении нитрат стрихнина?
Хирург бросил на него опасливый взгляд, но ответил спокойно:
– Да, в виде раствора для инъекций. Как правило, у каждого врача хранится небольшой запас – несколько флаконов.
– Однако у доктора Паттерсона его нет.
– Очевидно, он использовал свой запас. У меня сейчас тоже нет нитрата стрихнина – можете проверить. Мы применяем этот препарат нечасто.
– В каких целях?
– Он оказывает на организм стимулирующее действие и поэтому может быть полезен в послеоперационный период. Мы применяем его только в тяжелых случаях и, разумеется, в малых дозах.
«Раствор во флаконе, – подумал Найт. – Чтобы плеснуть его в чашку, достаточно одной секунды».
Он подошел к письменному столу Паттерсона и, воспользовавшись предоставленным ключиком, начал решительно выдвигать один за другим ящики, вытаскивать и просматривать их содержимое. Периодически он искоса посматривал на доктора Хилла. Тот казался равнодушным и лишь однажды нетерпеливо вздохнул и перенес вес с ноги на ногу. Найт поинтересовался:
– Как давно у вас работал доктор Паттерсон и насколько хорошо вы его знали?
– Он пришел к нам после университета семь лет назад, продолжил учебу здесь. Первое время он был моим ассистентом, но очень скоро стало ясно, что это – уникальный талант. Паттерсон словно родился хирургом. Ему доверили самостоятельную практику, но и после этого мы с ним нередко оперировали вместе, почти ежедневно встречались здесь, в отделении. Да, могу сказать, что знал его достаточно хорошо.
– Я не сомневаюсь, что врачи вашей специальности сильно устают – и физически, и морально, – заговорил Найт, как бы рассуждая. – Возможно, им требуется какое-то средство, чтобы быстро привести себя в форму, взбодриться. – Он вопросительно взглянул на Хилла: – Если допустить, что доктор Паттерсон в качестве стимулятора принимал нитрат стрихнина…
– Это чушь! – перебил его тот, багровея. – И чушь оскорбительная!
– … или какой-то другой препарат…
– Мне противно это слышать!
– … то вчера он мог по ошибке…
– По ошибке! По-вашему, мы здесь читать не умеем?!
– И все же позвольте мне добраться до того, чтобы сформулировать мой вопрос, доктор Хилл, – произнес инспектор спокойно, но жестко: – вы бы заметили, если бы Паттерсон принимал опасные препараты?
Хирург подавил свой гнев и процедил ледяным тоном:
– Если бы я это заметил, я бы его остановил, по крайней мере, попытался бы. А также, несмотря на все мое уважение к его способностям, поставил бы в известность главного хирурга. Я категорически отрицаю ваше вздорное предположение – и не потому, что не хочу пятнать честь больницы, в которой работаю. Мне, увы, доводилось видеть, к чему приводит подобное пристрастие, а для врача это тем более недопустимо… Что касается Паттерсона, то для него тонизирующим средством был кофе.
Найт заглянул в свой блокнот и спросил:
– Он всегда пил черный кофе без сахара?
– После операции – обязательно.
– Кроме вас, в отделении еще кто-нибудь знал об этой его привычке?
Хирург пожал плечами:
– Все знали. У медсестер есть кофеварка. Какая-нибудь из них всегда сразу же готовила и приносила Паттерсону кофе. Обычно подобные вещи поручают кому-то из новеньких.
– Кто приносил вчера?
– Понятия не имею. Можете поинтересоваться у сестры Барлоу – ей, как правило, известно все, что происходит в отделении.
– Благодарю, я так и сделаю.
Инспектор стал задвигать ящики письменного стола. Нижний остановился, не дойдя до задней стенки: очевидно, какой-то предмет выпал и заклинил его, попав между дном ящика и основанием тумбы. Найт вынул этот ящик и положил на столешницу, а затем наклонился и вытащил из ниши нечто любопытное: довольно толстую стопку записок, аккуратно скрепленных хирургическим зажимом. Почерки в них были разные – инспектор навскидку насчитал не меньше семи, – а содержание примерно одинаковое: чувствительные признания и просьбы о встрече. Бумага на нижних листках слегка пожелтела и истерлась. Справедливо предположив, что записки хранились в хронологическом порядке, Найт отобрал те несколько штук, что были прикреплены сверху и написаны одной рукой. С безразличным лицом прочел все, выбрал из них две и показал доктору Хиллу:
– Вам знаком почерк?
Тот негромко прочел вслух:
– «Хорошо, я могу задержаться на два часа»… «У меня изменился график. Я дежурю в ночь с 25-го на 26-е мая». – Он нахмурился и покачал головой: – Нет.
– Вы уверены? Это явно писала одна из медсестер.
– Не нужно спрашивать меня по два раза, – сердито сказал хирург. – Я и так из-за вас опаздываю с обходом. Если у вас ко мне больше нет вопросов, инспектор…
– Последний: вчера, после того как вы закончили оперировать, вы заходили к Паттерсону?
Хилл поколебался и ответил:
– Не помню. Кажется, нет. У меня начинался прием, и я сразу ушел к себе в кабинет.
– Благодарю, доктор, не стану больше вас отвлекать. И прошу вас: воздержитесь говорить кому-либо о стрихнине.
– Разумеется, – буркнул хирург, отделился от подоконника и быстро прошел к выходу.
Он так резко распахнул дверь, что чуть не сбил с ног проходившую мимо медсестру. Девушка испуганно отскочила в сторону – это была та, что вчера впустила Найта в кабинет доктора Паттерсона.
– А вот, кстати, можно спросить у сестры Лоусон, – сказал Хилл, не подумав извиниться. – Она работает у нас недавно. Инспектор интересуется, кто вчера варил кофе для доктора Паттерсона.
– Я, – просипела девушка, кашлянула и повторила своим обычным голосом: – Я.
– Чашку в кабинет принесли тоже вы? – спросил Найт.
– Да. То есть не совсем, – залепетала медсестра. – Я сварила кофе и понесла его доктору Паттерсону, но у меня забрала чашку сестра Батлер. Она и отнесла кофе в кабинет.
– Вы познакомите меня с сестрой Батлер?
– Ее сегодня нет.
Инспектор вопросительно взглянул на хирурга. Тот был мрачен – очевидно, уже терял терпение – и лаконично посоветовал:
– Сестра Барлоу, приемный покой.
Хилл велел сестре Лоусон следовать за ним, и они вместе удалились.
За спиной инспектора Найта раздалось вежливое покашливание. Он обернулся: на пороге кабинета переминался с ноги на ногу Джек Финнеган. Все это время газетчик вел себя так тихо, что Найт почти забыл о его присутствии.
Оба вернулись в кабинет.
– Хотите обыскать еще раз? – с жадным интересом спросил Финнеган.
– Угадали.
– Можно, я вам помогу?
– Пожалуй, – согласился Найт.
Газетчик с готовностью поддернул рукава:
– Что нужно искать?
– Все, что может не принадлежать доктору Паттерсону. А также следы стрихнина – пузырек, обрывок этикетки и тому подобное.
Вдвоем они тщательно осмотрели кабинет, но ничего подозрительного не обнаружили.
– Пусто, – разочарованно заметил Финнеган, заглянув на всякий случай под кушетку еще раз. – Я думаю, это Лоусон. Уж больно испуганный был у нее вид!
– Лоусон вымыла бы чашку, – возразил инспектор. – У нее для этого было достаточно времени.
– Тогда та, другая, – репортер заглянул в свой толстый блокнот, – Батлер.
– Возможность у нее, безусловно, была. Что ж, последуем совету доктора Хилла и отправимся добывать сведения в приемный покой.
– Минутку, – попросил Финнеган. – Могу я прежде полюбопытствовать: почему вы не показали Хиллу самую верхнюю записку?
– Вы наблюдательны, – усмехнулся Найт. – Вот, держите.
Он протянул газетчику листок. Тот впился глазами в следующий текст: «Так не может больше продолжаться. Порой мне приходит жуткая мысль: только смерть может все прекратить».
– Чем могу помочь? – приветливо поинтересовалась сестра Барлоу.
– Я заметил, что с этой точки хорошо просматривается дверь в кабинет доктора Паттерсона, – сказал инспектор Найт. – Вы можете вспомнить, что видели с того момента, когда у него начался прием, и до того, как вы обнаружили доктора умирающим?
Прежде чем ответить, девушка горестно вздохнула и помолчала, припоминая.
– Нууу, – протянула она, – я вообще-то не смотрю все время в ту сторону… По-моему, все было, как всегда…
– Может быть, вы заметили что-то необычное? Или кто-то вел себя странно?
Неожиданно медсестра прыснула:
– И правда, был один необычный пациент – полисмен, он чуть не проглотил свой свисток. Его привел ваш знакомый пожилой джентльмен. О, к сожалению, я не знаю, успел ли доктор Паттерсон принять этого беднягу…
– А посторонние? Мог ли кто-то пройти в отделение, минуя вас?
– Нет, – твердо сказала девушка. – Всех пациентов к врачам направляю только я.
– В отсутствие доктора Паттерсона кто-нибудь мог зайти в его кабинет?
– Врачи, когда выходят, обязаны запирать дверь – у них же хранятся лекарства, инструменты…
– Мисс Барлоу, я не инспекция из совета вашей больницы.
– Случается, что не запирают, – призналась сестра. – Особенно в спешке, когда привозят кого-то, кому нужна срочная помощь. Так что – да, думаю, кто-то мог зайти. Но только, мне кажется, доктор Паттерсон не выходил из кабинета, после того как начал прием.
– Вы знакомы с супругой доктора?
– Как вам сказать… Мы с ней здороваемся.
– Значит, она здесь бывает?
– Приходила несколько раз. Но вчера я ее не видела, если вы об этом.
– Это правда, что она ревновала своего мужа к вам? – небрежно спросил Найт.
Медсестра чуть не задохнулась от негодования:
– Кто вам это сказал?! Какая гадость! Какие у нее могли быть причины?!
– Миссис Паттерсон могло не нравиться, что вы флиртуете с ее мужем.
– Как вам не стыдно такое говорить?! Это что же – все в Скотланд-Ярде такие бестактные? Мы с доктором Паттерсоном просто шутили! Знаете, у хирургов ужасно тяжелая работа, они чаще других врачей видят боль, страдания, смерть. Им нужно как-то отвлечься от этого, и я стараюсь их подбодрить, поднять им настроение – только и всего!
Инспектор извинился и сменил тему:
– Вы знали, что Паттерсон всегда пил кофе после операций?
– Да, черный, без сахара, – подтвердила сестра, успокаиваясь.
– Он один из персонала отделения предпочитал именно такой?
– Нет. Врачи у нас любят кофе, кто – черный, кто – с молоком, кто – сладкий, а кто – несладкий. А сестры в основном пьют чай.
– Кстати, я хотел бы поговорить с сестрой Батлер.
– С Лорой? Зачем она вам? – резко спросила блондинка, но тут же опять перешла на дружелюбный тон. – Она уже ушла домой, у нее была ночная смена. О! – вдруг возбужденно воскликнула девушка. – Значит, она еще не знает о смерти доктора Паттерсона! Боже, это, наверно, ее убьет!
Она осеклась.
– Почему? – тут же заинтересовался Найт. – У них были какие-то особые отношения?
Сестра Барлоу ответила чопорно, с назиданием:
– Между хирургом и медсестрой должно быть полное взаимопонимание – от этого может зависеть жизнь пациента. Лора Батлер – очень хорошая операционная сестра. Она часто работала с доктором Паттерсоном, и они доверяли друг другу. Если вам угодно называть это особыми отношениями…
Инспектор уважительно поднял брови и слегка склонил голову набок, показывая, что принимает такое объяснение, а потом спросил:
– Когда я смогу поговорить с сестрой Батлер?
– Сейчас она наверняка отсыпается. Выйдет завтра с утра. Простите, у меня уже выстраивается очередь, так что, если вы…
– Последний вопрос. – Найт положил перед девушкой те же записки, которые показывал Хиллу: – Вы узнаете этот почерк?
Медсестра прочла текст и замялась:
– Право, я не уверена… Мне не хотелось бы на кого-то наговаривать…
Инспектор наклонился к ней и произнес доверительно:
– Полицейские – народ дотошный, мисс Барлоу. Мы просмотрим все ваши журналы и карточки пациентов и обязательно найдем автора, но вы могли бы сберечь наше время.
– Это писала Лора Батлер, – неохотно сказала девушка.
– Он еще здесь? – спросила Патрисия свистящим шепотом.
Она изнывала от того, что ей пришлось сесть спиной к конторке, так как свободных мест на скамьях в приемном покое почти не оказалось. У ее дяди, расположившегося напротив, была более выгодная позиция, и он прошептал в ответ:
– Да, у конторки. Разговаривает с сестрой Барлоу. С ним еще кто-то – наверное, помощник.
– Что? – не расслышала девушка.
Сэр Уильям наклонился к ней и нечаянно задел свою прислоненную к скамье трость. Медная ручка звонко ударилась о выложенный плиткой пол – инспектор Найт обернулся на звук.
Пожилой джентльмен привстал и слегка поклонился с приветливой улыбкой. Патрисия вскочила. Инспектор поблагодарил медсестру и направился к ним, Джек Финнеган поспешил следом.
Подойдя, Найт поздоровался и спросил настороженно:
– Что вас сюда привело, сэр? Надеюсь, вы не больны?
– Нет-нет, – заверил его пожилой джентльмен. – У меня было… ммм… небольшое недомогание. Но теперь все в порядке.
– Я рад, сэр. Тем более что, если не возражаете, я желал бы побеседовать с вами обоими.
Дядя с племянницей переглянулись, стараясь не выдать своего ликования: ведь именно ради этого они и сидели на жестких скамьях уже почти целый час.
– Разумеется, мы не возражаем, – заверил Найта сэр Уильям.
Инспектор представил ему и Патрисии своего спутника, и все четверо вышли во двор.
– Как я понимаю, – сказал Найт, – вы, сэр, были вчера на приеме у доктора Паттерсона.
– Да, верно.
– Как он себя вел? Не выглядел ли расстроенным или встревоженным? Возможно, рассеянным?
– Ни в коей мере, – уверенно ответил сэр Уильям. – Он был бодр и весел, шутил.
– Вы не заметили, кто входил в кабинет или выходил оттуда перед тем, как туда вошли вы? Или, может быть, сразу после этого?
– Боюсь, инспектор, мое тогдашнее состояние не позволяло мне интересоваться окружающим, – произнес пожилой джентльмен с извиняющейся улыбкой. – Я запомнил только самого доктора.
– А вы, мисс Кроуфорд?
– Я тоже, – с сожалением пожала плечами девушка. – Я волновалась за дядю. В коридоре, конечно, были люди… Кажется, кто-то выходил… Увы, нет, сейчас ничего не могу припомнить!.. Хотя нет, могу! Только это было немного позже…
Она рассказала о констебле, подавившемся собственным свистком.
– А почему вы спрашиваете, инспектор? – прищурился сэр Уильям. – Что-то случилось с доктором Паттерсоном?
– Он скончался.
Найт назвал причину смерти хирурга, дождался, когда утихнут ошеломленные и сочувственные возгласы, и сообщил:
– Кто-то подлил яд в чашку примерно в то время, когда вы оба находились рядом с кабинетом. Поэтому, пожалуйста, если вы все же…
– Инспектор! – послышался голос.
На крыльце стояла сестра Барлоу.
– Вас приглашает зайти главный хирург.
Найт попросил сэра Уильяма и Патрисию подождать его. Те охотно согласились и направились к уже знакомой им скамейке рядом с фонтаном.
– Вы не будете против, если я… – зашептал Финнеган; следуя за инспектором, он оглядывался на пожилого джентльмена и его племянницу. – Это ваши знакомые? Какая потрясающая девушка! Можно, я останусь и побеседую с ними? Это может пригодиться для моей статьи.
– Только не выкладывайте им никаких подробностей о расследовании, – предупредил Найт.
– Но сами-то вы только что сделали это!
– Я – другое дело. Я знаю, кому можно доверять. И вот еще что: без их согласия ничего в свою статью не включайте.
– За кого вы меня принимаете?! – тихо воскликнул газетчик, изображая праведное негодование.
Главный хирург больницы Святого Варфоломея, Энтони Кэмпбелл, оказался мужчиной лет под семьдесят, крепким и широкоплечим; гордая осанка придавала его внешности нечто весьма солидное, даже величественное. Его красивая седая голова напомнила инспектору Найту скульптурные изображения кого-то из прославленных древних греков – Архимеда или Аристотеля: те же правильные черты лица, густые курчавые волосы, окладистая борода.
Стена за спиной Кэмпбелла была увешана вставленными в рамки дипломами и свидетельствами; среди них на видном месте красовалась грамота о присвоении ему рыцарского звания, отпечатанная готическим шрифтом и заверенная подписью ее величества королевы Виктории.
– Невосполнимая потеря! – сокрушенно покачал головой врач. – Вчера я был на конференции в Королевском медицинском обществе13, узнал об этой трагедии только сегодня.
– Уверен, вам также известно, сэр, что доктор Паттерсон умер от отравления стрихнином, добавленным в кофе, – сказал Найт. – Я пытаюсь выяснить, каким образом это могло произойти. Одно из предположений – роковая ошибка: доктор выпил яд вместо какого-нибудь безобидного лекарства.
– Врачи в моем отделении не делают таких ошибок, – высокомерно вскинулся Кэмпбелл и добавил наставительно: – Кстати, чтобы вы знали: безобидных лекарств не существует.
– Благодарю, сэр, учту. А не могло ли быть так: Паттерсон был утомлен после операции, но, зная, что ему предстоит работать еще целый день, решил принять тонизирующее средство – нитрат стрихнина. – Помня гневную вспышку доктора Хилла, инспектор прибавил: – Я не говорю, что он делал это постоянно. Однако разве нельзя предположить, что в тот день случилось именно так, а усталость помешала ему правильно отмерить дозу?
– Простите, но мне, как врачу, неловко выслушивать подобные нелепости. Даже если допустить абсурдную мысль, что Паттерсону взбрело в голову повысить тонус медикаментозным способом, причем именно с помощью нитрата стрихнина, то, уверяю вас, он был способен рассчитать безопасную дозу.
– Тогда, возможно, это было самоубийство?
– Самоубийство?! Очередной нелепый вопрос. Абсолютно невероятно! Как и то, – тут Кэмпбелл почти дословно повторил фразу доктора Финдли: – что Паттерсон выбрал бы столь мучительный способ свести счеты с жизнью.
– Значит, вам известны последствия отравления стрихнином?
– Не только мне, но и всему персоналу моего отделения, – отчеканил главный хирург. – Что касается нитрата стрихнина, то он выдается только врачам и строго под отчет. Кроме того, у нас все прекрасно знают, какие меры следует принимать при отравлении медикаментами. И я не сомневаюсь, что вчера для спасения Паттерсона было сделано все возможное. Повторяю: у него не было причин для самоубийства. Блестящий специалист с фантастической интуицией и искусными руками – он был хирургом, что называется, от бога! Такие рождаются раз в сто лет.
– У талантливых людей нередко бывают завистники, – заметил Найт.
– Не в моем отделении!
– Или даже враги.
– Какие… Постойте… вы хотите сказать, что Паттерсона убили?! – поразился Кэмпбелл.
– Я не напрасно задавал вам нелепые вопросы, сэр. Ваши ответы подвели и меня, и вас самого к непреложному выводу: версии несчастного случая и самоубийства можно не рассматривать.
– Да, вы правы…
– Кто, по-вашему, мог желать смерти доктору Паттерсону?
– В больнице – никто! – уверенно заявил врач. – У нас к нему все относились прекрасно, с огромным уважением.
– И все же убийство произошло именно в больнице, – мягко напомнил инспектор. – Как вы думаете, сэр: могла ли причиной быть страсть или ревность? Мне сказали, что доктор Паттерсон пользовался впечатляющим успехом у женской части вашего персонала.
Главный хирург с упреком посмотрел на него поверх очков, придвинул к себе какие-то бумаги и с надменным видом произнес:
– Я бы посоветовал вам меньше обращать внимания на сплетни. Позвольте также выразить пожелание, чтобы вы завершили ваше расследование как можно быстрее и не будоражили пациентов и персонал. И я был бы вам весьма признателен, если подробности вашей деятельности не попадут в газеты.
– Стрихнин – это очень сильный яд, – заключил Финнеган. Он поджал губы и покивал головой с видом знатока. – Спасти доктора Паттерсона было, увы, невозможно… Больше я, к сожалению, ничего вам сказать не могу – обещал инспектору Найту хранить тайну следствия. Кажется, вы с ним хорошо знакомы. Я не ошибаюсь?
– О, мы всего лишь пару раз вместе расследовали убийства, – отозвалась Патрисия с напускной небрежностью.
– Потрясающе! – искренне восхитился газетчик, мгновенно выдергивая из кармана блокнот и карандаш. – Юная студентка-художница и ее мудрый дядя, бывший судья по уголовным делам, помогают полиции ловить преступников… Это же готовая тема для статьи! Смертельно хочется узнать подробности! Когда это было? И где?
Польщенная, девушка охотно начала рассказывать:
– В первый раз – в апреле этого года. Мы с дядей приехали отдохнуть в Борнмут и, конечно, совершенно не ожидали, что…
– Пат, – сэр Уильям предостерегающе коснулся руки племянницы, – думаю, инспектор сам предоставит мистеру Финнегану эти сведения, если сочтет нужным.
– … что весной на взморье может стоять такая прекрасная погода, – Патрисия, несколько обескураженная, послушно изменила конец фразы. – Мой дядя прав, мистер Финнеган.
Репортер тоже был обескуражен, но не терял надежды разговорить своих собеседников и принялся расспрашивать девушку о ее учебе в школе изящных искусств.
Тема была нейтральной, и сэр Уильям позволил себе отвлечься и залюбовался солнечными бликами, играющими в бассейне фонтана. Внезапно он почувствовал, как его легонько тронули за плечо. Он повернул голову: рядом ним стоял благообразного вида старичок с тросточкой; сквозь очки смотрели внимательные глаза.
– Хотите узнать здешние тайны? – негромко спросил он.
Сэр Уильям кивнул, заинтригованный. Старичок опасливо огляделся по сторонам и, наклонившись, быстро проговорил:
– Через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.
Он снова огляделся и, опираясь на тросточку, но все же довольно бодро, устремился к воротам.
Глядя ему вслед, пожилой джентльмен машинально повторил:
– Через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.
Джек Финнеган и Патрисия тут же повернулись к нему.
