33 несчастья для математика

– Супер! До встречи.

И Артур Велисов, этот темноволосый бог, шагает ближе, чтобы приобнять меня на прощание. Мозг отключается весь и разом. Красный диплом говорите? А что это? Всё, что я могу сейчас – по-дурацки улыбаться и блеять что-то невразумительное в ответ. Особенно, когда, отстраняясь, он губами задевает мою щёку.

Мама, роди меня обратно, иначе я опозорюсь прямо здесь!

К счастью, мне везёт – не оглядываясь, Артур сбегает по ступенькам и выходит на улицу, пока я пытаюсь вспомнить хотя бы собственное имя. Сердце бешено колотится в груди, пульс зашкаливает, а где-то под рёбрами разрастается что-то искрящееся и счастливое, готовое заполнить меня всю.

Заниматься! С Артуром! Я!

Завизжать в припадке фанатского восторга мешает разве что охранник на пропускной. Вот! Вот что может сделать смелость, характер и удачно выигранное пари! А ведь прошло всего несколько дней с той самой прогулки!

– Морозова, не стой столбом, замёрзнешь, – насмешливый голос за спиной в два счёта разбивает все мои наивные мечты о белом платье и детишках с серыми глазами. – Ау, Морозова.

– До свидания, Илья Глебович, – холодно, не поворачиваясь, прощаюсь я и спешу выйти на улицу.

Блин! Вот только перед этим неплохо было бы натянуть хотя бы шапку! Ледяной порыв ветра распахивает полы пальто, путает волосы и в целом не вызывает ничего, кроме желания спрятаться в троллейбус. Ничего, ещё чуть-чуть, и моих накоплений хватит на что-нибудь скромное, маленькое, но бензиновое. И своё.

Повесив сумку на локоть, я быстрым движением натягиваю шапку и ищу перчатки в недрах сумки. И зайти бы для этого внутрь, но там Глебов, а его мне сегодня хватило за глаза. Как назло, именно сейчас сумка выпячивает всё своё бездонное нутро, где под руку попадается всё, что не надо. Гигиеническая помада, купленная в киоске по случаю утери нормальной. Ручка, которую я ищу уже две недели. Стикеры, которые покупались вообще-то домой и полгода назад.

В общем, всё, что угодно, кроме дурацких перчаток.

А ветер продолжает качать голые ветки деревьев и мою слабую психику. Которая уже на грани оттого, что пальцы начинают приобретать весёленький синеватый оттенок. И перестают нормально гнуться, что тоже не способствует поискам.

– Есть! – Наконец, найдена хоть одна и я судорожно натягиваю перчатку.

– Помочь?

Чтоб тебя!

Рефлексы срабатывают быстрее мозга и, резко развернувшись, я бью сумкой по обидчику. Угум, ещё бы он не был Глебовым, была бы вообще красота.

– Морозова, ты откуда такая дёрганная? – Естественно, сумку Илья Глебович ловит в нескольких сантиметрах от себя. Боком. И мы вместе наблюдаем за эпичным падением моих вещей. – М-да…

И, конечно, поверх разбросанных по крыльцу мелочей, красиво опускается вторая перчатка.

– Тридцать три несчастья? – со смехом в глазах интересуется Глебов перед тем, как присесть на корточки.

В четыре руки мы собираем мои скромные пожитки почти мгновенно.

– Исключительно рядом с вами, – раздражённо фыркаю в ответ, поднимаясь.

– И как с таким настроением ты будешь сдавать экзамен? – Когда вторая перчатка оказывается на руке, пальцы уже практически отмёрзли.

– Так же, как и четыре предыдущих, – буркнув, я собираюсь уйти, наконец, из универа, но Глебов удерживает за локоть.

– Пойдём, я тебя подвезу, – легко предлагает он, утягивая меня в сторону от дверей. – Ты же окоченела, Морозова.

– Думаете, на мотоцикле мне станет теплее? – огрызаюсь я, за последний час доведённая до ручки эмоциональными качелями. Спохватываюсь, конечно, меняя тон и выражение лица на более вежливые: – Спасибо, но я доеду сама.

– Чтобы ты знала, Морозова, байк – явление сезонное. – Тоном, почти как на лекции, только там я сижу, а не иду к парковке, ведомая посторонним мужиком.

– Даже если так, это не значит, что я с вами куда-то поеду! – И неважно, что слова приходится проговаривать медленно и чётко. Губы замёрзли не меньше рук.

– Не куда-то, а домой. – Тяжесть его вздоха какая-то с перебором, и не слишком соответствует смыслу фразы. Чем Глебову мой дом-то не угодил? Или так далеко ехать? – А вообще, у меня к тебе дело, так что можешь считать, что я тебя похитил.

– Не хочу я никаких дел.

Угу. Бурчать можно много, вот только, когда Глебов достаёт ключи, останавливаясь у новенького красного седана, я продолжаю стоять на месте. Ладно, пусть уже похищает. Пусть всё, что угодно, только дайте мне согреться!

Фары дважды мигают, и слышится щелчок дверей. Побуду немного плохой и беспринципной, садясь в относительно тёплое нутро машины, которая ещё пахнет автосалоном.

– Машенька, ты же добрая девочка и не сможешь бросить любимого преподавателя в беде, – насмешничает тем временем Глебов, заводя мотор.

А что, самые придирчивые когда-то у кого-то бывают в любимчиках?

– Я не настолько добрая.

Пальцы никак не согреются и, сняв перчатки, я кладу их на дефлектор.

– Спорим, что настолько? – Мои мучения обрываются Ильёй Глебовичем.

Тем, который забывает про руль, забирает, сжатые в кулаки, ладони себе и… Нет, моё сознание этого не выдержит! Зажмурившись, я боюсь самого худшего, но Глебов, взяв мои руки в свои, всего лишь согревает их дыханием.

Всего лишь, блин! Доводя меня до обморока и инфаркта одновременно. Чтоб вас всех! А чего, вообще, я боялась? Очередного поцелуя? Его нет, а, не смотрящий на меня, Глебов есть. И разом пересохшее горло есть. И желудок, от волнения скручивающийся в узел. И… да много чего есть, и всё это – лишнее.

Спасибо хоть за выключенный в салоне свет и позднее время, иначе местные сплетницы подавились бы ядом.

– Я не спорю, – заметно осипшим голосом отзываюсь я и напарываюсь на внимательный взгляд.

– Ты вроде Морозова, а за пять минут на улице умудрилась вконец простудиться!

Ага, простудилась. Лучше так, чем думать про перебои с дыханием, пульсом и всей мной. И про то, что Глебов сейчас почти также близко как тогда, прижимающий меня к стене своим телом.

– Я мерзлячка, – по-прежнему сипло просвещаю его на свой счёт.

– Проблема, – подняв на меня взгляд, признаётся Глебов. И вот вопрос, он тоже резко простыл или как я? – Ничего, я… куртку тебе куплю. Тёплую. – Как-то сердито выдохнув, он отпускает мои руки и резко отстраняется, уделив всё внимание машине. – Надень мои перчатки, они в бардачке.

– Я не…

– Ты мёрзнешь, Морозова, и можешь пропустить неделю из-за своих гордых выходок, – хмыкает Илья Глебович и выезжает, наконец, с парковки.

Пока перчатки находятся и пока надеваются, мы проезжаем три квартала и два светофора. Перчатки, кстати, оказываются действительно тёплыми, настолько, что ещё через два квартала мне становится жарко.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

И вроде едем себе спокойно, молчим, а чисто женская логика недовольна, требуя начать хоть какой-то разговор.