Я (убью) люблю тебя, Воскресенский!

– Уже уходите? – улыбается ресепшен.

– Погуляем, посмотрим город, – ей в тон.

Делаю два шага, а потом оборачиваюсь.

– И, Анастасия, не надо уборки, у нас там… – бросаю прищуренный взгляд из арсенала Кота на Полякову, та отворачивается. – Сюрприз.

– Конечно, как скажете.

Вот бы и Полякова так отвечала. Но нет, эта зараза собиралась выдернуть руку, как только мы вышли за дверь гостиницы. Почти зелёная, с набрякшим рукавом, но гордая. Женщина, блин, из русских селений.

– Камеры, – поясняю и также за руку веду на парковку.

– Воскресенский, ты идиот, – больше по инерции огрызается она. – Зачем тебе парковка? Мы приехали на такси.

Вопрос из разряда «всё, что вы скажете, будет использоваться против вас».

– Побежишь на своих двоих?

Хуже всего, что апгрейд ретранслятора я ещё не тестил даже виртуально, не говоря о реале. А прошлый открывал едва ли каждую третью тачку.

– Святой глюк, ты ещё и угонщик! – закатывает она глаза, когда средненький Хёндай всё же щёлкает замками.

– Я ещё и вышивать могу. И на машинке тоже, – фыркаю, укладываю её назад.

Ради разнообразия без споров и ехидства. Хотя есть вероятность, что болевой синдром Полякову всё-таки нагнал, заметно понижая градус язвительности.

– Мой любимый мультик, – слабо улыбается она, ложится на сидение и, похоже, вырубается.

Хотя не должна бы. Чёрт.

Самое время свалить и привести её руку хоть в относительный порядок. Так что ускоряюсь, сажусь за руль и вылетаю с парковки в сторону однушки, которую меньше всего собирался использовать таким способом.

Глава 6

Очухиваться выходит больно. Хотя, скорее, неприятно. И звездец удивительно. Особенно когда осознаю себя в кровати под пледом, а не на прокуренной обивке заднего сиденья.

По привычке опираюсь на руки, чтобы подтянуться и от резкой боли заваливаюсь направо, едва не шандарахнувшись с кровати. Вот был бы цирк.

– Что? – врывается в комнату взъерошенный, с футболкой не на ту сторону Воскресенский. – Где болит?

И в два счёта я поднята на подушки, накормлена каким-то обезболом и осмотрена во всех местах. Собственно, для последнего много ума не надо, раз этот гений умудрился меня раздеть и перевязать.

– Просто скажи, что ты догадался промыть рану, – со вздохом.

Понимая, что вряд ли, раз он даже еду себе не в состоянии погреть. Видела я, как Воскресенский на второй день нашего знакомства стоял перед микроволновкой и тупо тыкал все кнопки подряд.

– Издеваешься? – хмурится он и садится на край кровати, подогнув под себя ногу.

– Да если бы. Так промыл?

Потому что от этого зависит моё здоровье и заработок, правая рука у меня всё-таки ведущая.

И по взгляду вижу, как ему хочется меня послать, но мгновение и вместо эмоции остаётся безграничный океан вины. За что – будем разбираться потом.

– Трижды. Перекисью, если тебе интересно. Кровь, грязь и остатки рукава из раны тоже достал и на входе, и на выходе. Заодно залил зелёнкой и закрыл антисептической повязкой. А это антибиотик, – гений кивнул на тумбу, где лежал блистер от проглоченной мной таблетки. – И, если тебе опять же интересно, обезболивающее и противовоспалительное я воткнул тебе уколом.

Боже, он ещё и медик? Помимо программера, угонщика и хрен знает кого. Мда. Мне казалось невозможным, но этот Воскресенский на раз уделал своих братьев. С лихвой.

– Уколом куда? – поднимаю бровь, потому что реально интересно.

– Туда! – взрывается Есений, вскакивает, но далеко не уходит. – Блин, Стась, ну какая разница…

Вздрагиваю.

– Как ты меня назвал?

Так можно было только Мышке. Потому что слишком. И навевает грустные мысли о прошлых временах, когда родители были в себе, а бабушка жива.

А гений тем временем приостанавливает раздражённый забег по комнате и вскидывает взгляд.

– Уважаемая Анастасия Евгеньевна, – кривится, – мною была проведена инвазивная процедура с противовоспалительным и обезболивающим эффектом прямиком в ваши мягкие ткани, – с рыком. – С инструкцией и противопоказаниями задействованного препарата вы можете ознакомиться в ближайшее время.

– Это когда – в ближайшее? – сдержать улыбку удаётся чудом.

Довела всё-таки, и гораздо быстрее, чем рассчитывала. И даже рана становится не такой болезненной.

И интересно, мягкие ткани – это всё-таки куда?

От любопытства руки чешутся проверить самые мягкие, но держусь.

– В самое ближайшее, – бурчит гений, который сегодня оправдал звание. – После того как измеришь температуру.

– А, может, сам? – с невинным видом.

Но дожимать не хочется. Вместо этого левой рукой с трудом дотягиваюсь до новенького, ещё в упаковке градусника и со второго раза ставлю его как надо.

В комнате царит блаженная тишина – мы ждём писк.

Гений ждёт, каждые две секунды отодвигая задёрнутые шторы и с опаской осматривая улицу. Я – рассматривая непокорные вихры, словно о существовании расчёски ему не сообщили. Взгляд против воли путешествует дальше: по шву вывернутой не туда футболки, неожиданно мощному плечу, выраженной мышце. Перескакивает на основание шеи с короткими, ещё влажными волосками.

Я сдёрнула Воскресенского с умывания?

Хмыкаю едва слышно. А гений в очередной раз выглядывает из-за тёмной шторы.

А вот это внезапно.

Моргаю, прикусываю губу и отвожу взгляд.