Академия контролируемой магии

– Это… – Удавка сжалась на горле, не давая вдохнуть. – Это такая честь, ваше высочество!

Желание дёрнуть ворот рубашки, ослабить затянутый узел растворилось под взглядом тёмных глаз Эвилонберга, не допускающих даже намёк на неповиновение.

– Что вы, Аурелия, для вас я просто Джакоб.

И этот Джакоб бросил резкий взгляд на Оллэйстара.

И хуже всего, что ректор, который только говорил о защите, сразу отошёл, повинуясь воле советника императора! Оставил меня под цепким вниманием того, кому за каким-то шаргхом понадобилась безродная сиротка!

– Простите, ваше высочество, но я не могу… – возражение захлебнулось красивым, по сути, мужчиной, склонившимся к моей руке.

Шаргх с ним, с советником! Сам дядя императора взял мою безвольную ладонь и коснулся её поцелуем! Дядя! Императора!

Боги, почему я ещё в сознании?..

– Вы всё можете, Аурелия, – Эвилонберг выпрямился, но не отпустил мою ладонь. – И сможете ещё больше после того, как станете моей женой.

Просто убейте.

Это будет гораздо милосерднее, чем смотреть на свою разрушенную жизнь, сидя в золотой дворцовой клетке, будь она хоть тысячи раз императорской.

– Б-благодарю вас, – надеюсь, что дрожащий, срывающийся голос они все примут за волнение, – ваше высочество.

За что благодарю? А фаркасы его знают, лично мне бы сейчас просто дожить до своей комнаты…

– Джакоб, Аурелия! – А вот и тон, в котором прорезались холодные нотки того, кто привык повелевать.

– Благодарю вас, Джакоб, – ещё тише и едва дыша, отозвалась я. Сделав вид, что ладонь из его руки выскользнула сама по себе.

– Ваше высочество, кажется, вы хотели осмотреть корпус лекарей? – Оллэйстар снова шагнул вперёд и почти перекрыл меня собой, указав рукой на выход из кабинета.

– А тебе есть чем меня удивить, Ориан? – вскинул бровь Эвилонберг.

– Всегда есть. – Оллэйстар едва заметно поклонился и позвал: – Господин Оберг, проводите нашего гостя к тьерре Вирме, главному лекарю, – и обратился уже к Эвилонбергу: – Я присоединюсь к вам чуть позже.

– Прошу вас, ваше высочество. – Секретарь ректора, господин Оберг пропустил высокого гостя перед собой, и они скрылись за пределами кабинета.

– Что же, – мгновенно засобирался Неиски, – пожалуй, мне тоже пора. Барон Присли жаждет узнать подробности встречи двух влюблённых…

Я даже с места не сдвинулась, лишь сознание ещё как-то отслеживало происходящее.

Вот Неиски хватает свою шляпу. Вот он же подхватывает папку. Вот уже одни, последний шаг отделяет его от выхода…

– Господин Неиски, – остановил его ледяной голос ректора, – вы кое-что забыли.

– Забыл? – притворно удивился тот и повернулся.

– Разве вы не должны оставить лиерре Грасс месячное содержание?

– Ах, да, конечно… – скользкий гад Неиски просочился мимо нас к ректорскому столу и раскрыл папку.

Как подписывала, забирала увесистый мешок и прощалась с Неиски, не помню. Ничего не помню после властного «Джакоб, Аурелия!» Хотя, может, это и к лучшему.

А, может, и нет…

– … лиерра Грасс? Аурелия?

А? Что? Был какой-то вопрос?

– Вы в порядке? – нахмурившись, Оллэйстар хотел было взять меня за подбородок, но я отшатнулась и больно ударилась ногой о ножку кресла.

– Я? – Запереться и выть, вот весь мой порядок! Не хотела быть кобылой в стойле Шалинберга? Получите-распишитесь, станешь бесправной куклой Эвилонберга! – Спасибо, ректор Оллэйстар, я в порядке.

– Аурелия, – удержал он меня за запястье руки, в которой оказался зажат мешок с монетами, – просто скажи «да», и я смогу помочь.

– Помочь? – горькая усмешка вылезла вперёд всех доводов рассудка.

Что мне теперь терять?

Диплом? Уже плевать, Присли успел первым, лишив меня разом дома, жизни и места в канцелярии. Той самой, где мне обещал место сам великий князь!

Я усмехнулась, покачала головой и, не обращая внимания на ректора, вышла из кабинета.

Куда шла? Не знаю.

Помню только, как остановилась.

К счастью, коридоры пустовали, и никто не видел, как я сползла по стене в каком-то по счёту переходе. Прикрытые глаза, бессильно повисшие руки, звякнувший об пол кошелёк.

Самой себе я казалась пустышкой, пешкой, который воспользовались лучшим из возможных способов. Никчёмным, разбитым сосудом, из которого потоком выливались все надежды, планы и мечты. Ничего не оставалось мне самой, наивной дурочке, возомнившей, что может тягаться с сильными мира сего.

Хотя нет.

Одно осталось.

То, что незаметно вытесняло остальную шелуху, наливаясь тёмным, вечно голодным пламенем. Тем, которое стирало отчаяние, обещало покой и сейчас, в это самое мгновение, казалось другом. Единственным из всех.

И я улыбнулась.

– Аурелия?

И Рику улыбнулась тоже. Бедный, безответно влюблённый мальчик. Интересно, кому из нас не повезло больше? Мне, которую осчастливили шаргховой, явно посланной рианами выгодной партией? Или Шалинбергу, который ещё не знал, что вся его влюблённость может катиться шаргху под хвост?

– Ты горишь, Аурелия…

Смешной. Особенно такой, с жезлом в одной руке и примирительно поднятой на уровень лица второй.

Мои ладони тоже оказались смешными – кипельно-белыми, с чёрными венами под бледной кожей. Кожей, которая горела. Не искрой, ни языками пламени, самым настоящим пожаром. И чем больше его становилось, тем лучше мне было.