ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 4
На приемном пункте мне не приходилось вступать в ментальный контакт с чужими грязными монадами гипнотиков, что требовало энергии и вызывало во мне непреодолимую брезгливость. Теперь я парил над новобранцами и лишь усиливать сигнал ретрансляторов.
Думаю, перевели меня на сортировочный пункт по указке Велиала. Он, видимо, опасался, что, близко пообщавшись с рядовым и сержантским составом Светлого Воинства, я опять буду рваться в церковь.
***
Как и обещал Валафар, бесы из Верховной Рады в четверг, шестнадцатого, приняли «законы»: не разрешили ходить мирным демонстрантам на акции протеста в масках и с оружием, а еще обязали отчитываться, из каких зарубежных филиалов Светлого Воинства им платят.
Это известие, мастерски поданное ретрансляторами, крайне возбудило толпу и послужило толчком для радикальных действий.
Притом, даже полубесы понимали, что не было бы этих «законов», придумали бы другие, или нашли иной повод, чтобы растормошить захиревшую революцию – как приказал великий Люцифер.
***
С четверга по воскресенье накалялось и тлело, а девятнадцатого, в Крещение, началось.
С утра на Майдане собралось очередное «вече». Подготовительные мероприятия не прошли даром.
На площадь притянули всех, кто поддавался зомбированию. Тысяч сто собрали, не считая прикормленных зомбаков из спецподразделений Светлого Воинства и радикальных организаций, которые искусно создавали хаос.
Именитые бесы, игравшие роль парламентской оппозиции, выступили перед сборищем и заявили, что власть намерена установить в стране авторитарную диктатуру.
Умело вскидывая руки и плюясь, они требовали созыва «народной рады», отставки президента, новых выборов, срочного вступления в Евросоюз и НАТО, прочей невыполнимой фантастики, которая выбивала искры и должна была зажечь толпу.
***
Толпа зажглась. Гипнотики, ведомые зомбаками, кинулись на милицейские кордоны, охранявшие подступы к Верховной раде. Протестующие намеревались заблокировать парламент, чтобы вынудить депутатов отменить законы, которые мешают им жить по своему разумению.
Зомбаки из «Правого сектора», а за ними и пара тысяч гипнотиков, направились на Европейскую площадь, где перелезли через спецавтомобили и вступили в силовое противостояние с милицией.
Были подожжены четыре автобуса «Беркута», два грузовика, кассы стадиона «Динамо», а самих бойцов зомбаки забросали горящими «коктейлями».
В ход шли дубинки и камни. Милиция применила светошумовые гранаты, слезоточивый газ и водометы.
Одного «беркутенка», раненного в рукопашной схватке, зомбаки затащили в Дом профсоюзов и покалечили, раздробив руки и ноги кувалдой. Еще двоих милиционеров ослепили серной кислотой. А в самой толпе одному гипнотику светошумовой гранатой оторвало кисть левой руки, многие получили рваные раны и отравление газом. Всего же, с обеих сторон пострадало больше двухсот человек.
Христианский праздных Крещения Господня осквернили на славу.
Командующий Валафар был доволен.
Глава двадцатая
Ночь с 19 на 20 января 2014 года
***
Полубесов, которые создавали заваруху на Крещение, Валафар отметил и дал увольнительную на сутки. Приказал отдохнуть, развеяться, поскольку самая интересная работа впереди.
Я решил эти сутки проваляться на диване в физическом теле. Мне так надоела суета, бесы, гипнотики, зомбаки, смердящие палатки, и над всем этим флюиды злобы, агрессии, ненависти.
Я никого не хотел видеть и слышать. Даже Веру.
***
Возвратился домой за полночь, уже двадцатого.
Расходил затекшее без движения тело.
Нырнул под душ, где с чувством глубокого освобождения скоблил себя колючей мочалкой, смывал события прошедших дней, эмоции «майданной» биомассы.
Я выуживал из памяти встреченных на Майдане людей, их лица и глаза, особенно молодых ребят и девчонок – таких же, как Вера, студентов – еще не до конца отравленных революционной пропагандой. Я не мог понять: что их привело в это скопище грязи, злобы и ненависти? как они сами для себя объясняют свое присутствие здесь? зачем ломают и крошат ими не созданное?
Я их жалел за их глупость и осуждал за издевательство над природой и гармонией, поскольку в этом возрасте нужно предаваться безудержной любви, а не слепой ненависти…
«Весь мир сошел с ума!».
***
Мои размышления прервал дверной звонок.
«В три часа ночи!..».
Я не отреагировал, продолжал мыться.
«Возможно, ошиблись дверью. Понаехало в столицу…».
Опять затрезвонили. Более настырно. Еще и еще.
«Сосед Эльдар? Кроме него никто на такое не отважится».
Я вышел из-под душа, намеренно неспешно вытерся полотенцем, накинул халат.
Звонок уже тарахтел, не переставая.
Сжимая кулаки, я неспешно подошел к дверям. Отщелкнул замок, резко приоткрыл.
«Если пьяный Эльдар – в ухо без объяснений!».
***
Я ошибся: за дверью стояла заплаканная Светлана Ивановна.
– Выручайте, Игорек. Сил моих больше нет! – всхлипнула соседка.
Сначала подумал, что притворяется.
– Что случилось?
– Егор пропал. Неделю не звонил… А сегодня, вернее – уже вчера – такое в центре творилось! Я по телевизору видела. Может, его милиция арестовала, он же – националист.
– Да вы заходите, – смутился я.
Она прошла на кухню. Села на табурет у стола, на котором несколько дней назад случилось наше свидание.
Я налил ей стакан «Моршинской» из холодильника. Она залпом выпила.
– Давайте по порядку. Что с Егором?
– Пропал. В позапрошлую субботу пошел с товарищами на Майдан. Говорил, что волонтером. Но я догадываюсь, что он из этих, которые с милицией бьются. Сектор какой-то… У него еще маска страшная резиновая есть – человеческий череп.
– И вы отпустили?
– Да разве он меня слушает! Неделю – ни единой весточки. Трубку не берет – «вне зоны доступа». Я ждала-ждала, а потом в пятницу на Майдан пошла. Искать. К их вожакам, в Дом Профсоюзов. Никто моего Егорку не знает, и не видел. Смотрят на меня, как на дурочку. А я, между прочим, с высшим образованием, еще советским. Ну, я пошла дальше, в самую гущу. На Майдане двое хмурых мужиков согласились отыскать Егора. Деньги вперед требовали. Или без денег, но чтобы я к ним в палатку… Ну, вы понимаете! Я, филолог! И к этой вонючей деревенщине. В палатку!
Она шмыгнула носом, сдерживая слезы. Вытерла платочком глаза.
– А я бы заплатила, и… в палатку пошла б. Но чувствую, что обманут… Вот я к вам.
– А почему именно ко мне?
– Ну, – она опустила глаза, – мы, вроде как, не чужие. И, мне кажется, что вы с ЭТИМИ…
***
– С какими – ЭТИМИ?
– Ну, с хулиганами. Те, что бунтуют.
– С чего вы взяли?
– Не знаю. Мне так кажется… – она некрасиво шмыгнула носом, на глазах выступили слезы. – Помогите! Христом Богом прошу!
Я замялся. Я не хотел грузить себя чужими проблемами, когда своих доставало.
«Тем более, Егор сам виноват – нечего было с чертями связываться…».
Я искал повод отказать, но не находил.
И дело даже не в той минутной слабости, что случилась у меня со Светланой.
«А, если бы, вот так, ушел мой ребенок. Даже непослушный и бестолковый?».
– Хорошо, – согласился я.
– Ой, спасибо! – сказала соседка и протянула мне листочек, на котором красивым почерком были написаны данные Егора.
Я взял, сунул в карман халата.
– Не спешите благодарить. Попробую завтра с утра.
– Попробуйте! На вас одна надежда, я уже совсем…
Она снова хлюпнула носом и разревелась.
Глава двадцать первая
20 января 2014 года, понедельник
***
Где искать Егора я догадывался.
«Если свои не придушили, то, вероятно, он у ментов».
В последние дни проходили ожесточенные столкновения между повстанцами и милицией в центральной части города.
Ведомые бесами и зомбаками, обе стороны исходили злобой, как могли, вредили ближним, мстили за избитых и сожженных товарищей, что приводило к новому насилию и издевательствам.
Сатанинский маховик набирал обороты, но в это никто не хотел верить, упорствуя в своем варварстве и прикрываясь «высокой целью», которую денно и нощно транслировали статуи Люцифера.
Участились аресты особо зарвавшихся активистов и пленения правоохранителей. Как среди милиции, так и среди протестантов, ползли слухи о страшных взаимных пытках, которым подвергались враги в подвалах и камерах.
Центр древнего города, который я обожал в детстве, любил нежной любовью в юности, а теперь – в свете новых событий – брезгливо презирал, погрузился в беспросветный средневековый хаос.
ХАОС требовал новых жертв.
«Не исключено, что Егор стал закланным тельцом на этой тризне…».
***
Сначала нужно было установить: живой ли Егор; если живой, то где находится?
В Киеве десять районов. Восстанием охвачены два центральных. Однако задержанных, и я это знал, развозят по районным управлениям милиции на окраины.
Вместе с тем, возможность использовать «ЖЕЛАНИЕ» или путешествие в сгущенном астральном теле, я сразу отверг.
Не настолько мне был дорог Егор (да и Светлана), чтобы из-за него губить чью-то жизнь или использовать драгоценный эликсир.
***
За время моего проживания в этом доме, я встречался с Егором лишь несколько раз. Ничего, кроме гадливости, наши встречи не вызывали.
Первый раз близко столкнулся с ним прошлым летом на лестничной площадке, где он ругался с матерью.
Я как раз вошел в подъезд, и они меня не видели.
– Я не Егор, я Игор! – кричал Егор Светлане Ивановне.
– Это два разных имени, – несмело возражала соседка.
– Дура! – заорал Егор и кинулся вниз по лестнице, чуть не сбив меня с ног.
– Что это с ним? – спросил я Светлану Ивановну, поднявшись на площадку.
Та лишь горестно вздохнула, и, по секрету, будто о чем-то стыдном, рассказала, что Егор в университете связался с националистами, исповедует фашистские идеи и ненавидит все русское. А конфликт у них случился из-за того, что он не хочет больше быть Егором, поскольку это имя русское и среди его друзей неприменимое.
***
Во второй раз я увидел Егора у двери нашего подъезда, на которой тот клеил листовку со стилизованной свастикой. Еле удержался, чтобы не дать идиоту затрещину.
– Ты что делаешь? – спросил я. – Сними эту гадость!
Тот хмуро глянул на меня, но листовку не тронул.
– Твой дед воевал с фашистами. А ты… Позорище!
– Не воевал. Он в лагерях ишачил, – пробубнил Егор, но затем взял себя в руки, заговорил выученными фразами: – Нация превыше всего! Нация является наивысшей ценностью, которой должны быть подчинены все другие ценности. А вы – враг!
В недоумении я уставился на истерившего юношу.
– Я – враг?
– Враги украинской нации – это все неукраинцы или украинцы, не разделяющие идей интегрального национализма! – зло тараторил Егор.
– Ясно… – мне хотелось заехать ему в ухо, но сдержался. Из-за Светланы Ивановны. – Если я враг, так ты, значит, и твоя шобла – друзья. И вы – против меня?
– Мы против москалей, жидов и ляхов! – убежденно сказал Егор.
– Ага. И ты против своего отца, против матери, и против себя?
– Нет, конечно! Я же сказал, мы против москалей, жидов, и ляхов.
– Твоя фамилия Вишневский?
– Да, – нехотя согласился тот.
– Егор Моисеевич – насколько знаю?
Он насуплено молчал.
– Так ты и есть – натуральный лях. Да и имя у тебя не украинское, и отчество. А если покопаться…
Егор насуплено молчал.
– И почему ты говоришь на русском?
– А почему вы лезете не в свое дело? – раздраженно огрызнулся тот.
– Хорошим бы кнутом, да по заднице, – сказал я, толкая Егора от дверей. Сорвал листовку, бросил в лужу.
– Еще раз увижу – сожрешь!
***
Эти встречи происходили еще до событий на Майдане, когда, в большинстве своем, киевляне воспринимали националистов как обычных хулиганов.
Теперь же, попробовав крови, заручившись поддержкой бесов и управляемая зомбаками, злая шпана оборзела, расстреливала милицейские наряды, громила банки, магазины и особняки, особо не заморачиваясь идейной принадлежностью их хозяев.
Во время наступившей вольницы случались и междоусобные разборки, в которых летели буйные головы революционной братвы, не говоря уже о шестерках, вроде Егора.
И вот теперь мне было нужно отложить свои личные дела, искать и спасать активного юношу, к идеям которого, и к нему самому, я относился с нескрываемым презрением.
Глава двадцать вторая
20 января 2014 года, понедельник
(продолжение)
***
Обходить десять районных управлений милиции города я не собирался – на это ушло бы несколько дней. Я пошел в Главное милицейское управление Киева на Владимирскую, 15.
Сержант, который дежурил у проходной, меня не пустил.
Второй, с оружием и в полной экипировке, подобрался, направил в мою сторону автомат.
– Мне нужен начальник Главка, – пояснил я.
– Начальник занят, – невозмутимо ответил постовой.
– А вы передайте, что я от Велиала. По строчному делу.
Тот записал на бумажке, перезвонил в приемную. Через некоторое время на Первый пост спустился ординарец, пригласил следовать за ним.
***
Мы прошли к лифтам. На одном из них поднялись на третий этаж. Через застекленную дверь с кодовым замком попали в длинный коридор, устланный красным ковром. Стены коридора были украшены фотографиями на милицейскую тему.
В большой приемной ожидало человек пятнадцать, но ординарец впустил меня без очереди, прикрыв за спиной двери.
Я зашел в огромный кабинет. Из-за стола поднялся невысокий лысый мужчина в гражданском костюме, пошел мне на встречу.
– Валерий… Владимирович, – представился он, протягивая руку для приветствия.
– Игорь, – ответил я, пожимая крепкую маленькую ладонь.
– Что привело уважаемого брата к моей скромной персоне? – спросил начальник милиции, показывая на кресла у стены.
Мы присели.
– Не такой и скромной, – возразил я. – Можно сказать, ключевой персоне. Если принять во внимание текущие события.
– Да уж, – он развел руками. – Мы заложники своих ролей в чужих сценариях.
Он замолк. Я тоже молчал.
Нужно было с чего-то начинать.
***
Находиться в присутствии начальника столичной милиции было неприятно.
В его нарочито простецком тоне, в каждом его движении читалось снисхождение ко мне, и я понимал, что если бы не магическое имя моего покровителя, он бы меня на порог не пустил.
– К вам попасть… Постовые сказали, что вас нет.
– Так надо! – доверительно сказал Валерий Владимирович, без обиняков переходя на «ты». – Знаешь, сколько сейчас быдла шастает. И все мнят себя чуть ли не демонами на службе у Люцифера. Считают, что могут запросто к начальнику милиции приходить. И чем ничтожнее, тем больше гонора. Похваляются близостью с Дьяволом, чернокрасными флагами машут. Сейчас, в центре города, куда не плюнь – через одного в зомбака попадешь. Но это, скажу тебе по правде, – шваль, пушечное мясо. Настоящие демоны, и даже бесы, в трехмерный мир носа не сунут – разве что, по заданию, как я. И даже полубесы – как ты – в астрале работают. Им нечего на мерзлую землю спускаться… И вот, когда мне сообщили, что пришел невзрачный гражданин и меня лично спрашивает, то я, грешным делом подумал, что это очередной зомбак приперся братву выручать.
Он замолк, наблюдая мою реакцию.
Я обижено молчал. Хотелось встать и уйти.
«Только куда я уйду без его разрешения? Через посты и коридоры? Я не Мессинг…».
– Да ты на свой счет не бери, – будто извиняясь, сказал начальник; он почувствовал мое состояние. – Я так, образно. Если твой куратор – САМ Велиал, – это снимает все предубеждения. Вот у меня, хоть я и в чине беса… – он сделал театральную паузу, будто подчеркивая свою значимость, – куратором демон Абигор. А у тебя – Велиал! Значит ты им нужнее, если сам приближенный Люцифера тобой опекается. Выкладывай.
Он поднял на меня внимательные глаза.
***
– Мне нужно отыскать парня. Он в одной из националистических шаек. Возможно задержан вашими.
– Зомбак?
– Не думаю. Студент «Могилянки».
– Ну и зря не думаешь. Многие студенты, а именно – из «Могилянки», служат Сатане по доброй воле. Горе от ума – называется: романтика, национализм, европейские ценности, прочая яркая наживка на неокрепшие мозги. Но мы-то с тобой знаем, чем пахнут эти ценности. Они пахнут серой.
Начальник милиции посмотрел на меня, будто решая, стоит ли откровенничать.
Я кивнул в ответ. Мы с ним, видимо, были похожи в оценке порученной миссии, и того, что сейчас происходит в нашем городе.
– Кого тебе нужно найти?
Я вынул листочек, который сунула Светлана Ивановна.
Прочитал в голос:
– Вишневский Егор Моисеевич, девяносто пятого года рождения. Проживает…
– Достаточно, – сказал начальник.
Он нажал кнопку на телефонном аппарате. Спустя несколько секунд в кабинет вошел адъютант.
– Пробей человечка среди задержанных за последнюю неделю. Когда будет готово, доложишь.
Он указал адъютанту на меня. Я передал листочек.
– И еще. Полтора часа я не принимаю. Скажи в приемной.
– Есть, – ответил адъютант и бесшумно вышел.
Глава двадцать третья
20 января 2014 года, понедельник
(продолжение)
***
– А теперь, давай выпьем, – сказал начальник, вставая из-за стола. – Прошу…
Он показал рукой на одну из дверей шкафа за спиной.
– Я не пью, – сказал я не совсем уверенно. В свете последних событий это утверждение было ложью.
– Тогда просто посидишь со мною. Пошли.
Он открыл дверцу, и мы через шкаф вошли в небольшую комнату, в которой стоял сервант с посудой, холодильник, стол со стульями, большой мягкий диван.
– Отсосочная, – сказал Валерий Владимирович и подмигнул. – Одна из радостей начальственного положения.
Мы прошли в комнату. Начальник вынул из холодильника и поставил на стол чуть надпитую, запотевшую бутылку водки и тарелку с готовыми бутербродами. Добавил из серванта две рюмки.
– Садись.
Я присел на ближайший стул. Он плеснул по полрюмки, игнорируя мой запрещающий жест.
– Не ерепенься. Я же чувствую, что порою ты употребляешь. Я же – бес. Я могу чувствовать. Ты не забыл?
– Не забыл.
– Так вот… Понимаешь, коллега, мне не с кем об этом поговорить. Конечно же, в моем окружении есть и полубесы – вроде тебя, и зомбаки – практически все высшее руководство милиции. Но они – ближний круг. Мы все давно служим Люциферу, но каждый погряз в своих страстях, ищет свой интерес. И я уверен, каждый из них продаст меня с потрохами, чтобы занять мое место. А ты…
Он насмешливо посмотрел на меня:
– Это как в одном купе со случайным попутчиком.
– Смотря, с каким попутчиком.
– Верно. Но я же бес – я тебя чувствую… Давай за знакомство!
Он поднял свою рюмку, я свою. Мы чокнулись, выпили.
Зажевали бутербродами.
– Кстати, твое знакомство с начальником киевской милиции никакого блата тебе не принесет, потому что меня очень скоро…
Он махнул рукой.
– … выбросят, как использованный презерватив. У НИХ так заведено.
– Вы не боитесь, так открыто говорить…
– А чего бояться! Сейчас ИМ некогда что-то менять.
ОНИ знают, что я исполню их приказы. Я повязан тысячами ниточек, обязательств и людей. Даже если захочу, то не смогу в один миг бросить службу, остановить, переиначить. За все нужно платить.
Он взял бутылку, налил себе рюмку до краев. Выпил одним махом. Занюхал куском хлеба.
– Я плачу. И ты заплатишь, кем бы ты ни был – хоть самим приближенным Велиала. У НИХ все имеет цену.
***
Тихонько запиликал телефон. Начальник взял трубку.
Выслушал. Положил обратно.
– Нашли твоего Егора Моисеевича. Он в Дарницком управлении. Сейчас…
Валерий Владимирович нажал клавишу «2» на большом плоском аппарате, стоявшем на тумбочке. Взял трубку.
– Анатолий Николаевич! Там у тебя, в камерах, чалится Вишневский… Егор Моисеевич. Да, нацик. Задержан за погром в банке? За ним криминала нет?.. Ну и ладно. Через минут сорок к тебе человечек от меня приедет. Передашь ему Вишневского. Без формальностей. Так сказать – на поруки… До связи.
Начальник положил трубку.
– Слышал?
– Огромное спасибо!
Я привстал со стула.
– Погоди. А поговорить? Я дам машину, тебя довезут. Но пока мы выпьем.
Он налил по полной рюмке. Я не противился. Тем более, после оказанной услуги.
– Так вот. И меня, и тебя, и тысячи таких как мы, КИНУЛИ. Нет, нас не обманули! – он пьяно помахал указательным пальцем, грозя кому-то невидимому. – Сатана по мелочам не обманывает. Нам дали то, чего мы ОЧЕНЬ ХОТЕЛИ. Но, заметь, – все равно, СЧАСТЛИВЕЕ мы не стали.
Он замолк, пожевал бутерброд.
Мне есть не хотелось. Меня тошнило от выпитой водки и от его пьяных откровений.
Зато сердце грела теплая искорка, что ПОЛУЧИЛОСЬ, и я отыскал Егора.
«И больше ничего не буду должен Светке за ТО, единственное, проявление слабости».
Глава двадцать четвертая
20 января 2014 года, понедельник
(продолжение)
***
– Так вот, – продолжил генерал, – я понял две истины. Первая: Сатана может дать все, кроме счастья. И второе: каждый, кто стал на эту дорогу – плохо кончит. Невзирая на все полученные преференции. Так какой смысл во всей этой суете? В деньгах, в положении, в карьере?
Он вопросительно посмотрел на меня. Я притворно снизал плечами. Мне было все равно от его рефлексии.
– Нет, есть все-таки один смысл. Одна отдушина. Единственное, что может служить утешением: с высоты своего положения я могу позволить себе хоть каждый день менять красивых девок, и даже замужних женщин – что мне более по душе. Практически любых. За редким исключением…
Он поднял на меня захмелевшие глаза, ища понимания.
Он его нашел.
– Ладно, отпускаю. А то тебя начальник Дарницкой милиции заждался. Езжай, забери своего оболтуса… Дожились: еврей-фашист. Куда катится мир!
Он нажал кнопку на пульте. Не прошло и десяти секунд, как зашел адъютант.
– Проведи Игоря Владимировича во двор, – сказал ему генерал. – Организуй любую свободную машину, пусть закинет в Дарницкое, потом домой, куда тот укажет. И это… – он запнулся, глянул на меня, – скажи, чтоб эта, новенькая, из канцелярии, как ее? Инга, кажется. Пусть эта Инга ко мне зайдет с отчетом о стажировке. Но сначала пусть забежит в душ, в спортзале, и подмоется. Организуй.
***
На милицейской машине, без приключений, я добрался к Дарницкому управлению милиции.
Без лишних вопросов мне вывели и выдали помятого Егора.
– Ну что, фашист недоделанный, – зло сказал я, когда мы уселись в тот же служебный автомобиль.
Водитель – седоусый сержант – только хмыкнул.
– Всыпать бы тебе, да руки марать не хочется, – бубнил я. – Мать бы пожалел. Ты зачем на Майдан поперся?
– Там много наших.
– Дурак! Неужели не понимаешь, что вами манипулируют!
– Вы, старшее поколение – совки – привыкли жить в рабстве, – сквозь зубы процедил Егор и отвернулся к окну. – Мы так жить не можем. И не будем!
– Идейный… Ты хоть знаешь, где ваши «идеи» писаны, кем и для чего придуманы?
– Вы не понимаете.
– Зато кураторы вашей шоблы ВСЕ хорошо понимают.
Егор не ответил.
По дороге мы больше не говорили.
Я привез его домой, отдал матери. Не слушая слезных благодарностей, ушел к себе.
На душе было мерзко.
Глава двадцать пятая
Вечер 20 января – день 21 января 2014 года,
понедельник – вторник
***
Был вечер двадцать первого января. Мы с Верой замерли «ложечкой». Она тихонечко, как ребенок, посапывала и пукала губками. Она спала.
А я заснуть не мог. Я тесно прижимался к Вериной спине, почти растворялся в ней.
Мне было хорошо, и хотелось плакать от любви.
Счастливые слезы щекотали в носу, собирались в уголках глаз. Я легонечко, едва касаясь, вытирал их об Верины волосы.
Всю оставшуюся жизнь я хотел бы так лежать, чувствовать ее девичий запах, тепло ее ягодиц, изгибы хрупкого тела, щекотливые ерзанья растрепанной косички.
Мне хорошо было с Верой, и плохо без нее. Я теперь понимал несчастных андрогинов, которых разъединил злой Зевс, разбил, разметал по свету.
