
ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 4
«И местом незавершенного гештальта… И будет об этом напоминать, черт бы его побрал!».
***
Анна же тем временем надела туфельки, поправила перед зеркалом прическу, накрасила помадой губы, попудрила носик.
Где и делась та испуганная девчонка, которая плакала над возможной изменой? Передо мною стояла деловая женщина, которая, умело играя, добилась своего.
– Надеюсь, я вас удовлетворила? – спросила Аня, когда все было собрано и приведено в надлежащий порядок. – И мы с вами в расчете. И вы больше НИКОГДА не предложите мне ЭТИМ заниматься. И НИКОМУ не скажете. Потому… потому что, если об этом узнает муж! Вы представляете, что с вами будет? А не узнает – не заподозрит. И никому не будет плохо. Вы понимаете?
Я молча кивнул. Аня одела куртку. Застегнула.
Это казалось удивительным, но я больше ее не хотел.
***
– Еще раз повторяю: об ЭТОМ никто не должен знать, – она посмотрела на меня серьезными глазами. – Откройте!
– Конечно… – я поднялся с кресла, подошел к двери, отщелкнул замок. – Буду молчать. Обещаю. По-другому и быть не может. Честь женщины…
– Вы – негодяй! Я никогда не могла о вас ТАКОГО подумать.
– Во-первых – я по-любви. Вы мне очень-очень нравитесь… нравились. А, во-вторых – почему вы сразу меня не оттолкнули? Я бы НИ ЗА ЧТО!
– Не знаю. Я не хотела вас обидеть. Я же не думала, что до ЭТОГО дойдет… И… – она запнулась, – я не хочу, чтобы в новом коллективе знали о наших, гм… отношениях. Мы просто коллеги. Вернее – вы мой непосредственный начальник. Так же?
Я кивнул.
– Начальником и оставайтесь. Вы понимаете?
– От меня, во всяком случае, никто-ничего-никогда не узнает.
Глава шестая
Ретроспектива: 2008 год, Киев
(продолжение)
***
Анна ушла. Я чувствовал себя сволочью.
После того позорного свидания, опасаясь встретиться с нею в общем коридоре «гостинки», я боялся лишний раз выйти из квартиры. Тем более с опаскою ждал появление Ани в школе, где буду ее начальником.
Однако мои страхи оказались напрасны. Дома она здоровалась со мною холодно; как всегда – не смотрела в глаза и уходила от разговора. Так же и на работе.
***
Анна Васильевна пришла в школу через неделю – пятнадцатого октября. Представленная директором на педсовете, она сразу же кинулась в работу, взвалив на себя классное руководство, и внеклассное, и кружок кройки и шитья для старшеклассниц, и литературную студию.
Ею не могли нарадоваться, а директор даже поблагодарил меня, что я смог отыскать для школы такое сокровище.
Со мною же на работе Анна Васильевна поводилась корректно и холодно, как со строгим нелюбимым начальником.
Она никогда не заходила ко мне в кабинет сама, отмалчивалась при общем разговоре, а когда я задавал ей вопрос – вежливо и четко отвечала. Но ни слова на посторонние темы.
Я тоже, памятуя обещание, никак не проявлял своих чувств. Даже, возможно, был излишне придирчив и строг с Анной Васильевной, чем вызывал легкое недоумение коллег, привыкших к моей деликатности.
В глазах окружения мы были совершенно чужими людьми без намека на общее прошлое.
Я так хорошо играл по отношению к ней равнодушного брюзгу-начальника, что мне самому в это верилось.
***
Порою мне казалось, что это совсем не она находилась в моем кабинете; что не она стояла коленями в кресле со спущенными до колен колготами и задранной юбкой; не она сверкала голыми ягодицами и запачканными трусами; что не ее трогал… Порою мне казалось, что тот случай – очередная предсонная фантазия или сон, а наяву между нами ничего ТАКОГО произойти НЕ МОГЛО!
А если произошло, то Анна могла бы стать достойной подружкой Бонда, продолжательницей дела Мата Хари. Она умело провела четко выверенную комбинацию, малой ценой добилась необходимого результата и победила.
***
Однако этот ее расчет, эта безупречная вежливость и такт по отношению ко мне, не только бесили. Они возбуждали.
Закрывшись вечерами в кабинете, я опять принялся обдумывать хитроумные планы овладения Снежной Королевой.
Но, как всегда, жизнь внесла свои коррективы.
Обстоятельства сложились так, что вскоре мне пришлось поменять работу. И я, даже, был рад этому: из глаз долой – из сердца вон!
Я напрасно радовался. Аня еще долго щемила во мне гештальт-привязкой, которая мучила своей незавершенностью, забирала силы и мысли.
Впрочем, с появлением Настеньки на новой работе, а потом, и Незнакомки-Веры на троллейбусной остановке, Анин образ почти не болел.
Я уже думал, что пути наши разошлись навсегда, и мы больше не встретимся – ни во сне, ни наяву.
Глава седьмая
8 января 2014 года, среда
***
Еще раз присмотрелся: женщина, кормящая мента из судков, несомненно, была той самой Аней.
Словно горячей волной окатило несуществующее сердце: нахлынули прошлые образы, задушенные желания, затаенная обида… Я дико захотел ЭТУ грустную женщину!
И теперь, когда мне многое было подвластно, овладение Аней стало делом времени.
Я растворил астральное тело до абсолютной прозрачности, спустился вниз и завис над парочкой.
***
Они, конечно же, меня не видели. Они говорили о своем, домашнем: о новой курточке для дочери-первоклассницы, об отсутствии денег и прохудившихся Аниных зимних сапожках. Аня просила мужа быть осторожным, потому что, не дай Бог, с ним что-то случится – что тогда будет с нею и с дочерью?.. Муж соглашался и кивал головой, но так невнятно, будто сам был неуверен в своих обещаниях.
Эта неуверенность передавалась Ане: в ее глазах стояли слезы, которые она еле сдерживала.
Я сместил частоту колебаний эфирного поля вокруг тела Аниного мужа, рассмотрел его ауру. Как и ожидал, над самой его головой, в Сахасраре, пульсировали три темные точки – признак скорой насильственной смерти.
Он ее интуитивно чувствовал, потому и молчал. Он прощался.
«Его должны убить? Если он останется здесь, то умрет…».
Я еще раз посмотрел на Аню: вспомнил ее голые прыщавые ягодицы, ее простенькие трусы, ее колготки не по размеру, с обвисшей ластовицей…
Перевел взгляд на Аниного мужа.
«Я хочу, чтобы этот мужчина на протяжении часа заболел острым респираторным заболеванием. Чтобы его эвакуировали в госпиталь, где бы лечили двадцать один день. Такова моя воля. Пусть будет так!».
Милиционер недоуменно вскинул голову, посмотрел в мою сторону. Видеть он меня не мог, но, возможно, почувствовал взгляд.
Пластмассовый судок с недоеденной кашей скользнул по пластиковой крышке стола, упал на землю. Каша вывалилась на затоптанный снег.
– Ты мой растяпа, – сказала Аня, с нежностью глядя на мужа, который наклонился за упавшей посудой.
«Знак!» – понял я.
***
«Ты что творишь!? – раздалось во мне знакомое ворчание. – Почему лезешь в заранее разработанный план? У них, у каждого, маленькие дочки и несчастные жены в дешевых трусах и дырявых сапожках. Из-за этого спасать от смерти? Так никакую революцию не сделаешь!».
«Это мое ЖЕЛАНИЕ. Я волен загадывать ЛЮБЫЕ желания?».
«Как знаешь…» – недовольно хмыкнул Велиал и исчез.
Мне тоже оставаться здесь не было смысла. Я взмыл вверх, на прощанье охватил взглядом две суетливые фигурки, отключил внешнее восприятие и представил себя дома.
Глава восьмая
Ночь с 9 на 10 января 2014 года
***
Было за полночь, когда зазвонил мобильный.
Взял трубку: Ирка.
– Ты сам? – Голос был хриплый, напуганный.
– Да. А тебе какое дело? Я – дебил. На «майданы» не хожу. Или забыла?
«Ты для меня умерла…».
– Обижаешься?
– Нет, – соврал я.
– Можно к тебе?
– Прямо сейчас?
– Мне очень нужно.
– Что случилось?
– Потом! – огрызнулась Ирка. – Говори адрес!
Я продиктовал.
– Не спи. Через час буду.
Отключилась.
«Хорошо, что нет Веры, и ничего не придется ей объяснять».
***
Спать мигом перехотелось.
«У Ирки, явно, что-то произошло. Серьезное. Не звонила бы среди ночи… Так ей и надо, идиотке! Майдан головного мозга!» – злорадно думал я, но под сердцем укололо тревогой.
«Жалко ее, дуру. Не чужая же…».
Нагрел чаю. Сел в кресло.
Раскрыл на закладке «Град обреченных» Стругацких, который взялся перечитать в связи с событиями последних месяцев.
Медитируя над строчками, поражался необыкновенной схожести, с которой описывалось наше светлое настоящее, и не менее светлое будущее.
«Киев превратился в этот самый Град, населенный пациентами Фрейда и Франкенштейна.
Теперь эти милые НЕ-ЛЮДИ с маниакальным упорством, реализуют чудовищный эксперимент. И сам я – часть эксперимента…».
***
Затарахтел дверной звонок.
Глянул на часы: половина второго ночи.
Отомкнул двери. На пороге стояла Ирка: бледная, несчастная.
– Что случилось?
– Можно к тебе?
– Я же говорил, что можно, – хмуро процедил я. Горло сдавила недавняя обида и злость.
Ирка переступила порог, захлопнула дверь.
Прислонилась спиной к дверному косяку.
– Что случилось?
– Я убила человека…
***
– Ну, ты! Еб… Когда и где?
– Два часа назад. В своей квартире.
– Кого?
– Мужика, – выдохнула Ирка.
Она безвольно села на пол и заплакала, растирая слезы по несчастному лицу.
– Кого конкретно? – спросил я. Голос дрожал. До меня стало доходить: ЧТО ОНА СДЕЛАЛА!
– Активиста из майдановских.
– О, черт! Как он к тебе попал? В квартиру. Да еще мужик! Ты, вроде…
– Я сама пригласила, – плакала Ирка. – Жалко стало. Они за Европу, а мне так хочется в Европу… Я узнала, что можно пригласить их переночевать, обогреться. Холодно в палатках. Морозы…
– Откуда?
– Что?
– Откуда узнала?
– По телевизору.
– А ты больше телевизор смотри – своих мозгов совсем не останется. На то и рассчитано. Ну и… ты, значит, сочувствуешь?
– Да…
– И что дальше?
– Не могу здесь жить!
– Я не о том. Что с мужиком?
– Убила.
– А если подробнее.
– Пошла сегодня, то есть – уже вчера, на Майдан, занесла продукты, побродила меж палатками. Послушала, о чем говорят – верно говорят: если сбросим российское ярмо, то нас примут в Евросоюз. Понимаешь? Свобода, зарплаты в евро, дороги без колдобин, однополые браки… Один меня упрашивал остаться с ним. Я, конечно, отказалась – не такая уж сознательная, чтобы с рогулями в палатку… Но мужика того жалко стало – какой-то он был замученный, щека обожжена. Но глаза умные. И говорил так, по образованному, на «вы» меня называл. Ну, пригласила его к себе на ночь: помыться, обогреться… Он хотел и побратимов взять, но я отказала – не готова у себя в квартире гостиницу устраивать. Там большинство из них – бомжи вонючие. А он не очень вонял.
– Он подумал…
– Ничего он не подумал! Я сразу предупредила, что лесби, и с мужиками не того… Чтобы не рассчитывал. Он смутился, но молчал. Приехали ко мне. Первым делом его в ванную отправила. Тем временем ужин приготовила, ноль-семь водки на стол… У тебя можно курить?
– Можно. Только на кухне.
Я подал Ирке руку, поднял на ноги. Мы пошли на кухню.
Она закурила, а я присел в сторонке, чтобы не вдыхать дым и не искушаться. Курить хотелось страшно!
– Только по-быстрому кури, и поехали к тебе. Нужно что-то делать.
Ирка вздрогнула:
– Я не поеду… – шмыгнула носом, утерлась тыльной стороной ладони. – Боюсь!
– Поедешь. Я сам не найду твою квартиру. Тем более – ночью. Ты хоть двери заперла?
– Да.
– Хорошо. Успокойся. Что-нибудь придумаем. К тебе далеко?
– На Троещину.
– Ого! – Глянул на часы: почти два ночи. – Подожди, такси вызову. Вместе поедем.
***
Пока искал визитку такси на холодильнике, набирал номер, заказывал машину, Ирка высморкалась, закурила от своего бычка вторую сигарету.
– Через пятнадцать минут обещали, – сказал я, пытаясь осознать Иркину новость.
У меня многое в жизни было, но такое…
«Тем более, я боюсь трупов… Вернее – мне жутко находиться в их обществе.
А теперь придется не только находиться, но и что-то делать».
Глава девятая
Ночь с 9 на 10 января 2014 года
(продолжение)
***
Мы ждали такси. Ирка закурила третью сигарету.
– Ты зачем его убила?
– Сам виноват, – ответила Ирка. – Я не сразу его убила.
– Ты растягивала удовольствие?
– Да нет же! Я убила после ужина. Сначала все шло нормально: он рассказывал о себе, о Львове, из которого приехал, о революции, о убийцах-мусорах на службе у «рыгов», о перспективах евроинтеграции, о национальной идее. Короче, о всякой херне!
– Так ты же сама, это… ну… – майданутая.
– Отъебись!
Ирка нервно затянулась.
– Ладно. Не бери в голову, – примирительно сказал я.
«Только ее истерик не хватало!».
– Я б их всех! Суки! Понаехали…
– Будет уже. Они не стоят твоих нервов. Тем более, все они плохо кончат. Уж я-то знаю… Что дальше?
– Под разговоры он сам всю бутылку высосал – я не пью много. А потом почувствовала, КАК он смотрит на меня. Я не привыкла, чтобы мужики на меня ТАК смотрели. Мне от его липких глаз стало гадко. Поднялась из-за стола, пошла в комнату приготовить ему постель; сама решила в кухне на кушетке переночевать. Уже жалела, что привела, но неудобно за дверь ночью выставить. Когда стелила, то спиной почувствовала, как он стал в дверях. Обернулась. Он действительно стоял в дверях спальни, недобро ухмылялся и пялился в мою сторону…
***
Ирка вздрогнула, закрыла глаза:
– У тебя выпить есть?
– Не сейчас. Такси скоро.
– Я с ума сойду… – она тихонько завыла, закачалась на табурете как сомнамбула. – Я больше не могу… Не могу.
– Успокойся. Решим твою проблему, – сказал как можно увереннее, чтобы она почувствовала и поверила.
***
Я сам в это не верил, но знал, что сделаю все, что в моих силах, превозмогая брезгливость и страх.
– И что дальше? Он приставал?
– Да, – ответила Ирка, не открывая глаз, продолжая качаться на табурете. – Он рванул на себе футболку, сбросил через голову. Затем подскочил, схватил меня за плечи, толкнул на кровать и сказал, чтобы я ему сосала. Так и сказал: ты извращенка, говорит, мразь столичная, будешь сосать, а потом я, говорит, буду тебя ебать, как последнюю суку, потому что бабы должны давать мужикам – в этом их предназначение; а лесбиянкам, педерастам и прочим уебищам нет места среди титульной нации.
Ирка распахнула безжизненные глаза, взяла четвертую сигарету, прикурила. Глубоко затянулась, задерживая дым, напитывая легкие, будто стараясь обезболить никотином щемящие нервы.
– Я сама привела в свой дом нацика! – Обреченно сказала. – Представляешь?
– Он тебя изнасиловал?
– Не успел, – хмыкнула Ирка. – В отличие от тебя, я курю не только на кухне. Он швырнул меня на кровать, навалился сверху, одной рукой придерживал, а другой расстегивал себе пояс на джинсах. А я извернулась, ухватила хрустальную пепельницу на прикроватной тумбочке и саданула ему по голове. Как раз острым углом в висок.
– И что?
– И все. Он выгнулся дугой, дернулся пару раз и затих. Потекло из него. Обосрался, сука… Запачкал мне покрывало. Затем меня вырвало. Прямо на покрывало, и на него.
***
Запиликал мобильный. Я взял трубку: такси ожидало возле подъезда.
– Пошли. Только едем молча – вроде поссорились. И адрес говори не свой, а за несколько домов.
Ирка кивнула. Шатаясь, пошла в ванную. Пока она умывалась, я накинул куртку, сгреб в карман помятые купюры, которые валялись на тумбочке.
«С Богом!» – подумал, как всегда, в сложной ситуации, по привычке. Как научила бабушка в детстве.
Горько усмехнулся своей нечаянной глупости: «Не Божьей помощи нужно просить…».
Глава десятая
Ночь с 9 на 10 января 2014 года
(продолжение)
***
По дороге мы молчали, отвернувшись к окнам.
Я смотрел на ночной зимний город, который за последние месяцы мне опротивел. Я понимал, что больше жить в нем не смогу.
«Потому что привычной жизни больше не будет… Ни у кого!
Велиал и компания, с помощью таких, как я, за несколько месяцев из психически нормальных людей создали зомбаков и гипнотиков, под кровожадное улюлюканье ковыряющих брусчатку, ломая себе пальцы, и мечтающих сжечь как можно больше врагов.
Отныне привычной жизни не будет. Как и привычной страны. Благо, жить в ней МНЕ не придется. Я иммигрирую в Ад…».
***
Поплутав лабиринтами, добрались на такси в Иркин микрорайон.
Все так же молча, сквозящими дворами, подошли к ее дому.
Поднялись на восьмой этаж.
Ирка отомкнула дверь квартиры. Потянулась с порога в темное нутро, щелкнула выключателем, заполнив прихожую мертвым светом люминесцентной лампы.
Отошла, пропуская меня вперед.
«Боится… Я тоже боюсь».
***
Я неуверенно переступил порог.
Прихожая чужой квартиры дохнула настоянным никотиновым угаром, который разбавлялся вонью общественной уборной, доносимой из приоткрытых дверей спальни.
Глянул на часы: начало четвертого.
«На брезгливость и жеманства времени нет».
Обернулся к замершей на пороге Ирке, кивнул, чтобы заходила и заперла входную дверь.
Шагнул в спальню, нащупал на привычном месте выключатель. Щелкнул.
***
Труп мужчины наискось растянулся на кровати, на влажном пятне из посмертных экскрементов. Он порядочно пованивал. На левом виске пузырилась бурая кашица.
Тут же, на полу, лежала стеклянная пепельница, которая спасла Ирку от позора, но добавила неразрешимых проблем.
Я не знал, что нужно делать с коченеющим трупом в двухкомнатной квартире, на восьмом этаже панельной свечки, в центре спального района, который через два часа проснется.
Память подсказывала вычитанные расчленения и растворения в кислоте, но даже мысли об этом ввергали меня в брезгливый ужас.
Я понимал, что ничем Ирке не помогу. К тому же, если ее художество выплывает наружу, то мы с ней, вроде как, соучастники.
«Еще не поздно отстраниться, разыграть сознательность, позвонить в милицию».
Я не раз наблюдал, как менты заговорщиков не жалуют.
Только вряд ли спустят Иркино геройство. Времена сейчас смутные. Статьей необходимой обороны не отделаться. Ей политику пришьют (пришьют обязательно!), обзовут террористкой на службе преступной власти, как «беркутят». А за убийство «героя революции» могут и пожизненное впаять. Чем черт не шутит в патриотическом порыве.
«Чем черт не шутит…
Вот именно!
Велиал! Ты меня слышишь?» – беззвучно позвал я, обозначая каждое слово.
***
Он меня не слышал. А если и слышал, то не проявился.
Ему безразличны проблемы людей – не раз был тому свидетелем. Во всем он должен иметь свою, только ему известную, выгоду.
«Если меня повяжут, как соучастника, то я больше не смогу выходить для коррекции зомбаков… Велиал, зараза! Ты меня слышишь?».
«Я тебя вытащу», – защемил в мозжечке Велиалов бархатный голос.
«Уже хорошо! Слышит…».
– Нет! Помоги мне здесь и сейчас! – крикнул я.
Ирка, сидевшая на корточках у дверей спальни, очнулась.
– Не могу… – прошептала искусанными губами.
– Я не тебе! – шикнул на Ирку. – Велиал! Слышишь меня? Помоги убрать эту мерзость из квартиры.
Ирка уставилась на меня:
– Ты с кем говоришь?!
Я не ответил.
«Я должен его упросить. Не так ради себя, как ради этой дуры!».
– Велиал! Убери труп из квартиры. Пожалуйста. И чтобы никто на Ирку не подумал.
Демон молчал. Ирка сидела на полу в дверях спальни, грызла ногти и немигающее таращилась на меня.
«Сейчас она боится меня больше, чем мертвое тело на кровати».
– Велиал! Ты меня слышишь, равнодушная тварь! Сам же обещал, что будешь мне помогать. По первому желанию. Я тебе душу отдал!
Глава одиннадцатая
Ночь с 9 на 10 января 2014 года
(продолжение)
***
«А ты загадай желание», – проявилось в голове.
«Он меня слышит!».
«Слышу».
– Я хочу, чтобы…
«Не спеши, – перебил Демон. – Скажи: я прошу Велиала, второго после Люцифера… Дальше, по тексту. О своей, то есть – твоей, воле тоже не упоминай. В конце скажи: по Велиаловой милости».
– Черт с тобой!
Велиал удовлетворенно молчал.
Я вдохнул глубже:
– Я прошу Велиала, второго после Люцифера, чтобы из этой квартиры убрали труп мужчины. Бесследно. Чтобы убийцу не нашли. Пусть будет так! По Велиаловой милости…
Покосился на бледную Ирку: она все так же сидела на полу у двери, безумно смотрела на меня и грызла палец. Под нею расползалось влажное пятно.
«Слушаю и повинуюсь…» – захихикал Велиал, проявившись мыслеформой старика Хотабыча из старого детского фильма.
Я устало опустился на стул. Что-либо говорить или объясняться с Иркой не было силы.
***
В окнах светало. Город просыпался: зашуршали машины, заныли троллейбусы.
Птичья трель китайского дверного звонка вырвала из забытья.
Ирка вздрогнула, отползла в угол, оставляя за собою мокрый след.
«Велиал пожаловал? Или его помощники?».
О том, что это милиция или любопытные соседи – даже не подумал. Исполнялось мое ЖЕЛАНИЕ.
Встал на ватных ногах, поплелся в коридор, отпер входные двери.
В полумраке лестничной площадки увидел двух дебелых санитаров в зеленых помятых халатах, со складными носилками.
Не говоря ни слова, не замечая меня, те шагнули в образовавшийся проем. Прошли в спальню. Слажено подхватили закоченевшее тело, неаккуратно бросили на носилки. Так же молча вышли, грузно затопали по лестнице.
Я закрыл входные двери на замок. Присел на тумбочку под трюмо, на Иркины пудры, духи, прочие дезодоранты, которые разом грохнулись на пол. Дохнуло едкой пряностью, которой Ирка пахла на работе.
Я не обратил на разруху внимания. Меня знобило, как после тяжелого опасного задания. Радости не было, лишь усталость.
«Почему санитары? Я же просил, чтобы никто не узнал», – подумал я, обращаясь к Велиалу.
Чувствовал, что он меня слышит. И наблюдает. И потешается над моими горем.
«ТЫ мог растворить труп, обратить в пыль, выдуть в открытую форточку…
Кстати, форточку не мешало бы открыть».
Поднялся с тумбочки. Стараясь не растоптать Иркину косметику, поплелся на кухню.
Включил свет. Настежь распахнул обе оконные створки.
Дохнуло зимним утром, зябкой свежестью.
«Теперь нужно выпить, а то сойду с ума.
Ирка, видимо, сошла».
***
Открыл холодильник. Нашел в дверцах начатую бутылку «Украинской с перцем».
Взял с полки граненый стакан, еще советский, на двести пятьдесят грамм. Налил больше половины.
Опрокинул в себя. Даже не поморщился. Горячая влага прокатилась по пищеводу, окутала щемящей волной испуганный желудок. Через минуту оцепенение дрогнуло, поплыло, сменяясь вселенским безразличием.
Налил еще треть стакана, выпил одним глотком. Присел на табурет.
– Сука ты, Велиал! Почему санитары? Ты бы мог… – сказал в голос. – Теперь они стукнут ментам, те приедут…
Глава двенадцатая
Ночь с 9 на 10 января 2014 года
(продолжение)
***
Пространство у окна сгустилось.
Из серого кокона проступил силуэт.
Фантом налился красками, ожил, превращаясь в Велиала, каким он мне снился. Даже штиблеты блестели.
Демон улыбнулся, церемонно поклонился и сел на соседний табурет.
Он пах дорогим одеколоном, которыми пахнут большие начальники.
НАЯВУ, в сером утреннем сумраке, я видел его впервые!
***
– Я сплю? – равнодушно спросил я.
Удивляться не было силы.
– Не спишь. В человеческом понимании этого слова. Но ваша явь и ваш сон – понятия относительные. Я объяснял.
Велиал внимательно посмотрел на меня, ободряюще подмигнул:
– Не приедут. Менты, я имею ввиду. – Он достал из бокового кармана вычурную золотистую коробочку «Treasurer» со стилизованной коронкой. Отщелкнул ухоженным ногтем крышку. Протянул коробочку мне.