Лисьи байки: фантастические рассказы
Света продолжает смаковать вино. На мой фокус она не обратила ни малейшего внимания: то ли попросту не заметила, то ли незнакомец, достающий фрукты из воздуха, не кажется чем-то из ряда вон выходящим.
– Очень вкусно! – восторженно выдыхает она.
Ну хоть кому-то понравилось. Конечно, для нее здесь все реально.
Книга выскальзывает из рук блондинки за соседним столиком. Девушка будет ронять её снова и снова, такой уж я ее запомнил. Почему-то именно это мимолетное воспоминание мой мозг решил прокручивать по кругу. Надо что-то с этим сделать.
У снов своя логика, свои законы. Их тайны вызывали детское любопытство у человечества веками. Ведущий психофизиолог Стивен Лаберж посвятил жизнь исследованию той части измененного сознания, что мы зовем сном. И когда фармакологическая компания с мировым именем запатентовала препарат, созданный на основании его работ, мир сделал ещё один шаг от реальности.
Новое вещество позволило не только значительно продлить сновидения, но, главное, вспомнить каждую деталь после пробуждения.
Какое-то время мы молча пьем вино. Уже после первого бокала глаза у Светы, кажется, стали ярче.
– Спасибо за вино, очень кстати. – Она облизывает губы. – Знаете, со мной сегодня кое-что произошло. Как бы поточнее описать?.. Понимаете, в последнее время все смешалось. Изо дня в день одно и тоже, череда серых будней и нет им конца. Дома и на работе, коллеги и знакомые, кажется, я перестала их различать. Все смазалось, даже я.
Слушаю торопливый монолог не перебивая.
– Я понимаю, это работа, усталость, наверное, постоянный стресс. Но мне было страшно, так страшно… что однажды я просто исчезну. Как не было. Но сегодня! Сегодня я проснулась и почувствовала – все иначе. Звучит, наверно, очень глупо. Мне невыносимо захотелось с кем-нибудь поговорить, хоть с кем-нибудь, даже со случайным прохожим. Вот, даже зонтик взяла, хотя кажется, что эта гроза никогда не начнется. – Девушка опасливо посмотрела на сверкающее молниями небо. – Но на улице, как назло, никого не оказалось. Город словно вымер, странно, да? И тут я увидела вас. Вы сейчас, наверное, думаете, какая я дура. Правда дура?
Я смотрю на капельку багрового вина в уголке ее губ.
«Ты прекрасна. Но если я задумывал этот город пустым, почему ты здесь»?
– Нисколько. Вереница унылых дней… она крадет лицо. Я понимаю.
Поэтому эксперименты со снами так интересны. Как Лаберж и обещал: всего неделя тренировок, и ты уже не наблюдатель. Осознанное сновидение – виртуальная реальность, где компьютер – твой собственный мозг. Ведь когда тело засыпает, он продолжает обрабатывать информацию, моделировать ситуации, комбинировать полученный опыт. Тот, кто умеет этим управлять, имеет развитую фантазию и хорошее воображение, может почувствовать себя почти всесильным. Тысячи архитекторов, художников, дизайнеров и прочих представителей искусства теперь черпают идеи ночами в своих кроватях.
– Ну да хватит о грустном, спасибо за возможность высказаться. А что насчет вас, Артём…
– Давай на ты.
– Хорошо. Так почему ты пьешь вино по утрам?
– Я прихожу в этот город за вдохновением, – отвечаю честно. – Два года не прикасался к камере. Сгорел на работе, почти исчез, как ты говоришь. Но здесь все иначе.
– Так ты фотограф?
Забытое чувство – рассказывать о себе и понимать, что тебя слушают. По-настоящему, с интересом. За разговором мы уговариваем бутылку. Затем вторую. Решаю не трогать официанта, достаю новую тару из-за пазухи. Света хлопает и кричит «браво»: она и вправду думает, что это фокус.
Говорить с ней легко, я растворяюсь в алкоголе и приятной беседе. Хочется думать, что все по-настоящему. Но мысль скребет и поскуливает, словно желающий на прогулку пес.
Я моргаю чаще, словно затвором объектива, пытаюсь выхватить каждое движение девушки. Как она делает глоток, промокает салфеткой губы, поправляет волосы. Элементарные жесты, от которых не оторвать взгляд.
Хочется стукнуться головой о стол, только бы вспомнить! Где же я её видел? Не мог не видеть: мозг во сне оперирует полученной ранее информацией. Именно поэтому здесь нельзя почувствовать новый вкус или запах, нельзя выдумать новое лицо. Создать новую личность.
«Нельзя»?
Обидно, если эта девушка лишь образ из далекого детства, незнакомка, проходившая по другой стороне улицы. Отбросить беспокойство не получается. Вот бы с той же легкостью контролировать собственные эмоции, как это выходит со снами.
– И что делать? – спрашиваю себя вслух, но Света, видимо, поняла вопрос по-своему.
– А пойдем гулять! – вскакивает она. – Эх, сейчас бы к морю. Море бы нас спасло. Мо-о-о-речко, – протягивает мечтательно.
– Окей, погнали к морю.
– В нашем городе нет моря, глупенький, – смеется она.
«Будет».
От выпитого слегка покачивает. Напиваться мне не впервой, ощущения очень похожи. Я крепко беру её за руку, такую теплую и слегка влажную, веду за собой. Мы срываемся на бег, по узким улочкам Парижа, Львова, Рима, Венеции и черт еще знает каких мест нахваталась моя память. Дорога петляет, перетекая из дворика в дворик, сменяя один архитектурный стиль другим, таким похожим, но едва уловимо разным.
Нас это не заботит, мы смеемся, шутим глупо и безвкусно, и нам плевать. Я представляю, как лежу сейчас в пустой квартире и во всю заливаюсь смехом с закрытыми глазами, оттого становится еще смешней.
Мимо Медного всадника, по ступеням вниз, к пляжу. Я не сразу замечаю, что небо над головой залито голубым, без единого облачка. Моей грозы больше нет.
Света замирает в растерянности, смотрит на границу песчаного берега и морской глади.
– Что-то я перебрала… или ты мне что-то в бокал подсыпал?
Она смеется напряженно, по инерции.
Улыбаюсь.
– Совсем чуть-чуть.
– Мне это все снится, да?
«Нет, не тебе».
Она подходит ближе, в ее глазах восторг сражается со страхом.
– Кто ты?
– Простой фотограф. Но здесь я Бог.
– По воде можешь ходить? – недоверчиво щурится.
– А что, надо попробовать!
Главное собраться. Море упругое, как желе, я не проваливаюсь, но равновесие удержать поначалу непросто. Поворачиваюсь к ней:
– Ты тоже можешь!
Света делает неуверенный шаг, затем ещё один. Она расставляет руки и покачивается, словно канатоходец, а я любуюсь сосредоточенно прикушенной губой. Девушка доходит до меня и хватает за плечи, чтобы не упасть.
– Я не случайно тебя сегодня встретила, да?
Не знаю. Не хочется об этом думать. Я целую Свету, чувствуя её дрожь. Девушка не отстраняется, обнимает за шею, ее тепло передается мне. Под нами плавают разноцветные рыбки.
Говорят: потерял голову, как мальчишка. Так вот я никогда не был таким мальчишкой. И голова всегда оставалась при мне. Забивал ее работой, пока та не выжгла во мне все человеческое.
– Замечательный сон. – Чай в глазах напротив горячий, вот-вот обожгусь. – Что тебе снится, Света?
– Чушь всякая, я почти не запоминаю снов. А так жаль.
– Жаль, – эхом отзываюсь я. – Ты когда-нибудь чувствовала, что реальность нереальна? И лишь во сне мы настоящие.
– А что такое реальность? – говорит она задумчиво. – В нашем городе нет моря, Артем, и никогда не было. Но вот оно, я слышу его шум, стою на волнах. Где тогда границы?
– Границы видит тот, кто знает, что проснется.
– И кто из нас сейчас спит?
– Я.
– Ну тогда никогда не просыпайся. Я тебя никуда не отпущу! – Она прижимается ко мне, я чувствую её запах: что-то легкое, цветочное, с незнакомыми нотками.
Внутри все сжимается.
«Здесь нельзя почувствовать незнакомый запах» …
Я так и не смог вспомнить, где ее видел.
«Нельзя встретить новое лицо» …
Ни с кем и никогда мне не было настолько хорошо.
«Нельзя создать личность» …
Я теряю контроль, и мы проваливаемся в воду. Дно близко, море забирает нас по пояс. От неожиданности Света на миг уходит в пучину с головой, но уже через секунду стоит рядом в полный рост. С ее платья стекает вода, ей весело.
«Насколько ты реальна»?
«Что такое реальность»?
– Не могу, – говорю я, отплевываясь от соленых брызг. – Слышишь? Я не могу.
Sweet dreams are made of this…
Музыка наполняет пространство отовсюду.
Будильник.
Света смотрит мне за спину, и улыбка сползает с ее лица. Она видит то же, что и я: горизонт теряет фокус, становится размытым.
Who am I to disagree?
– Артем. – Её голос дрожит. – Это твой сон?
Слова застревают в горле, и я киваю.
– Но если ты проснешься. Что будет со мной? – Она говорит тихо, но я слышу каждое слово. – Мне страшно.
С меня стекает холодная морская вода, но я чувствую лишь горячие слезы на щеках. Стараюсь сопротивляться, но чем громче становится музыка, тем быстрее растворяется мир вокруг.
– Пожалуйста! Я боюсь!
Я тоже. Меня ждет пустая квартира и мокрая подушка.
Но что ждет тебя?
*В тексте используются слова песни Sweet dreams (Are made of this) – Eurythmics (прим. автора).
2019
Джерри
– Это вкусно, Джерри. Попробуй.
Слова гулко бьют по темечку. Так похороненный заживо слышит, как комья земли падают на крышку гроба.
– Нет, мамочка. Я не буду, – кашель из пересохшего горла вперемешку со словами.
– Я не твоя мамочка, Джерри. Встань и съешь кусочек. Ты должен это попробовать, – голос становится четче, звучит отовсюду. Искусственно сладкий, как у девушки из рекламных роликов.
Тьма расплывается. Окружающие предметы впитывают ее, приобретают объем, обрастают четкими границами. Джеральд Викбрей сидит на полу кухни, прислонившись к посудомойке. Его взгляд блуждает по телу и ниже, к ногам, ощупывает отмытую до блеска плитку рядом.
Кухня наполнена ароматом жареного мяса, чеснока и пряностей. Мысль о хорошо прожаренном стейке на миг отвлекает, слюна смачивает иссушенный рот.
– Джерри. Ты меня слышишь?
Сколько он себя помнил, внутренности заливало огнем от этого имени. Вот и сейчас мужчина вскакивает, но после неудачной попытки ухватиться за край столешницы теряет равновесие и едва не падает обратно.
– Давай, Джерри. Ты должен принять себя.
От блюда поднимается пар, и Джеральд чувствует, как сам покрывается холодной испариной. Окруженная нарезанными помидорками и листьями салата, обильно залитая густым соусом поверх румяной корочки, перед ним лежит его правая рука.
***
– Наш разговор будет записан. – Детектив пару раз ткнул в планшет и поставил на стол матово-черную полусферу. – В камеру смотреть необязательно. Представьтесь, пожалуйста.
– Меня зовут Саймон Девис. Я начальник федеральной тюрьмы округа Гленн, штат Калифорния. – Мужчина напротив откинулся в кресле и поправил галстук. Новенький костюм смотрелся отлично, но его владелец постоянно одергивал то ворот рубашки, то рукав пиджака, словно одежда слишком тесно прилегала к телу.
– Расскажите о Джеральде Викбрей, – попросил детектив, уткнувшись в планшет.
– Ну, историю дела вы и сами знаете, я полагаю?
– Да. Сейчас меня интересует его характеристика как вашего заключенного.
Пока начальник тюрьмы обдумывал ответ, детектив Филдс ещё раз осмотрелся. Просторный кабинет с высоким потолком. Компьютер, стол, два кресла. И всё. Ни пылинки на идеально чистой столешнице, ни огрызка карандаша или неровно сложенной в последний момент стопки бумаг. Шкафа тоже нет. Больше похоже на переговорную, чем рабочее место директора исправительного учреждения.
– Когда Викбрей сюда попал, я исполнял обязанности начальника охраны. Порядки тогда были другими, работы… Больше. Но Викбрей особо не выделялся, вёл себя тихо, свои обязанности выполнял исправно. Проблем с ним не было, если вы об этом. Его-то и выпустили за хорошее поведение всего через пятнадцать лет вместо положенного.
Филдс побарабанил по столу пальцами.
– Всё?
– Вы же всё равно допросите персонал и заключенных. Они контактировали чаще. Общую картину я описал. – Саймон поерзал. Ему явно хотелось поскорее избавиться от костюма.
– Мистер Девис. Неужели за пятнадцать лет ничего подозрительного в поведении заключенного? – Детектив блеснул ровными зубами. – Сложно представить, что профессионал с таким опытом, вроде вас, не смог бы заметить даже маленькой странности.
Начальник устало посмотрел на собеседника из-под густых бровей и потёр переходящий в лысину лоб.
– У нас сидят разные. Убийцы, насильники, наркоторговцы. Есть люди из мексиканского наркокартеля, есть киллеры из чёрных… Гхм, – он осёкся, наткнувшись взглядом на темную кожу детектива. – …Самых разных банд. Всех их объединяет жестокость и цинизм, с которыми они совершали преступления. И странность действительно была, только её заметил не я, а наши психологи. Это, кстати, есть в журнальных записях.
– Поподробнее, пожалуйста.
Саймон сдался: расстегнул верхнюю пуговицу и ослабил галстук.
– У Джеральда Викбрей обнаружилась сильнейшая тяга к самым темным личностям. Он выведывал их истории, осторожно, без провокаций, но хотел непременно знать, что двигало остальными преступниками. Как они принимали решения. Будто собственных грехов ему не хватало, он упивался грехами других.
– Как скоро вы это заметили?
– Не сразу. Подчеркиваю: никаких признаков агрессии он не проявлял. Но мы всерьез забеспокоились, как это повлияет на перевоспитание его самого и других заключенных. На какое-то время нам даже пришлось ужесточить условия содержания для Викбрея.
– Каким образом? Приносили ему остывший кофе?
– Изолировали от остальных в отдельном крыле.
– С плазмой, VR-приставкой и тренажерным залом? – Чувствуя, что его заносит, детектив отвернулся к единственной в помещении стеклянной стене. Отсюда хорошо виднелась спортивная площадка, где люди в одинаковой одежде бегали или играли в мяч, разбившись на группы.
– Я понимаю вашу иронию, детектив. Но в пользу нашей пенитенциарной системы говорит статистика: самый низкий показатель рецидива в штате, – начальник тюрьмы развел руками.
Филдс не ответил. Хваленая норвежская система, где условия содержания заключенных напоминают курорт, собирает вокруг себя дискуссии с первого дня принятия в Калифорнии.
– Изоляция помогла?
– Да. Определенно. После мы перестали замечать за Викбрей его тягу.
Детектив вновь вернулся к планшету.
– А что думал об этом Джордж Макдэниэл? Расскажите о нем.
Саймон сложил ладони в замок, обдумывая ответ.
– С Джо мы познакомились несколько лет назад, на одной из конференций в Лос-Анджелесе, – начал он. – Там обсуждались вопросы психологического состояния осужденных и влияние на них домов правопорядка. По правде, я тогда очень удивился, что один из самых известных частных психологов Америки так увлечен этой темой. Еще больше удивился, когда этим летом он переехал в дом неподалеку и предложил тюрьме свою помощь.
– Какого рода?
– Видите ли, по нашим правилам досрочно отпущенные заключенные еще год должны проходить проверку у практикующих психологов. Но в последнее время найти подходящие кадры стало проблемой… И тут сам Джо Макдэниел звонит мне и говорит, что хочет поработать вместе! Естественно, я согласился сотрудничать.
– И он курировал Джереми Викбрей после его освобождения?
– Да. Тогда я посчитал это редкой удачей – заполучить такого специалиста. Если бы я только знал про его личный интерес. Знал, что родная сестра Джо пятнадцать лет назад стала одной из жертв Джереми.
– Вы получали обратную связь?
– Конечно. Уже после первого сеанса Джо раскритиковал нашу систему. Заявил, что тюрьма никак не повлияла на Викбрей, что его нужно лечить принудительно.
– Он настаивал на повторной психиатрической экспертизе?
– Да. – Саймон посмотрел в стол. – Мы отказали. Пятнадцать лет назад Джереми Викбрей был признан вменяемым. Пятнадцать лет он отсидел без нареканий. С ним работали и другие психологи. У нас не было оснований. Проклятье!
Начальник дернулся, будто собрался выскочить из кресла, но вернул самообладание и вновь застегнул рубашку на последнюю пуговицу.
– Мистер Девис, последний вопрос… – Филдс наклонился вперед и заглянул Саймону в глаза. – Когда вы подписывали приказ о досрочном освобождении Джереми Викбрей, лично вы считали, что ваша система его перевоспитала?
– Лично я был убежден, что он больше не опасен для общества, – твёрдо ответил начальник.
– Спасибо, на этом всё. – Детектив выключил планшет и спрятал камеру.
Уже в дверях он бросил последний взгляд в окно. Сейчас половина шестого, рабочий день у заключённых закончился час назад. А значит, у них есть свободное время до отбоя: заняться спортом, почитать книгу, скоротать вечерок за плейстейшеном или просто поваляться на газоне в лучах солнца, попивая что-нибудь прохладительное. Филдса ждал ворох бумаг, энергетики и ещё одна бессонная ночь.
– Разрешите переформулировать последний вопрос. Не для протокола, – обратился он к начальнику. – Вы правда думаете, что люди вроде Джереми получают здесь по заслугам?
Саймон потрогал разгоряченный лоб и тяжело вздохнул.
– Мы не воздаём по заслугам, детектив. Мы следим, чтобы заключенные отдали долг обществу через честный труд, не принижая их человеческих достоинств. Они могут освоить новую профессию, получить образование, чёрт побери, даже основать собственную музыкальную группу! Чтобы когда их срок выйдет, они стали теми членами свободного общества, которыми не были раньше. А не моральными инвалидами с обидой на мир.
– Ваши условия содержания – плевок в лицо законопослушным гражданам Америки. – Детектив чувствовал, с каждым словом он проигрывает, как профессионал. Но остановиться уже не мог. – Пока у преступников есть отдельные чистые номера с личной душевой, дети в гетто голодают. Слышите? У нас все еще есть гетто, пока вы сидите в этих райских садах!
– По-вашему, то, что произошло с Джереми на прошлой неделе, есть справедливость? Так вы видите правосудие, детектив? Око за око приведет к слепоте мира.
– Макдэниэл, скажите это ему. Или его сестре. Сэр. – Не оборачиваясь на собеседника, Филдс вышел из кабинета.
***
Наблюдаемый: Джереми Викбрей. Тридцать восемь лет.
Диагноз: нарциссическое расстройство личности, усиленное патологическим фантазированием.
Всего двух сеансов мне хватило, чтобы рассмотреть признаки параноидальной шизофрении с некоторыми особенностями. Обычно у таких людей размыты моральные ориентиры, они не видят разницы между общепринятыми понятиями добра и зла. С Джереми ситуация иная: он отлично различает, где плюс, а где минус, но осознанно тяготеет именно ко всему отрицательному, при этом не проявляя внешней агрессии. Любой профессиональный психолог скажет: это не его работа, пациенту требуется помощь психиатра, человека с медицинским образованием.
В повторной экспертизе мне отказали, ссылаясь на показания пятнадцатилетней давности. Возможно, я не прав, возможно, мой профессиональный взгляд затмевает старая боль, и я пытаюсь зацепиться, рассмотреть в этом человеке то, чего там в действительности нет.
Но чем больше мы общаемся с Джереми, тем больше я утверждаюсь в мысли: с ему подобными система гуманного правосудия не работает. Его восприятие мира сродни юношескому максимализму, а сдвиг характера возможен лишь при лобовом столкновении с последствиями собственных действий. Ребенок не научится избегать горячего, пока сам не обожжется. В разрезе личности Джереми его психологическая база недалеко ушла от детской.
Начальник тюрьмы предложил мне отказаться от наблюдаемого. На Девиса положиться нельзя, он занял эту должность всего пару лет назад и до сих пор не может отвыкнуть от формы охранника, ответственность его слишком тяготит.
Я должен продолжить наблюдение. Удостовериться: я ошибаюсь, а этот зек больше не натворит дел. И Богом клянусь, еще один тревожный звоночек…
Обещаю, сестрёнка, больше он никому не причинит вреда.
Из личного аудио-журнала Джорджа Макдениэела. Запись № 01-00072.
Источник: Облачное хранилище “ЛАРА”
***
– Что вы обо мне думаете? – Джо постарался расслабиться хотя бы внешне и пристально посмотрел на собеседника.
Растрепанный мужчина в кресле напротив почесал густую бороду.
– О вас?
– Ну да, это уже третий сеанс, и мне интересно. А то мы всё о вас да о вас! – Джо улыбнулся. Ему сейчас нужна любая реакция. Контакт. – Вот так, без обиняков, а?
Джереми Викбрей достал из нагрудного кармана мятую пачку, но к сигаретам так и не притронулся. Замер, размышляя.
– У вас очки без диоптрий, – наконец ответил он.
– Простите?
– Без диоптрий. Ваши очки. Нормальные линзы видно, если присмотреться. Под определенным углом они искажают часть лица.
– Вы очень наблюдательны. Сделал операцию еще пять лет назад, а вот привычка…
– И вот вы смотрите на меня через эти фальшивые линзы, – перебил психолога Джереми, – фальшивый человек, который пытается казаться тем, кем не является. Убедить себя в том, что я ему нравлюсь. Что он хочет мне помочь.
– Почему вам кажется, что это не так? – Джо оставался невозмутим.
– Я знаю, вы пытались от меня отказаться. – Джереми все-таки прикурил сигарету.
– Все немного иначе. И что вы почувствовали, когда узнали?
Дым не долетал до психолога, система вентиляции его кабинета работала отлично. Какое-то время Викбрей молча курил, откинувшись в кресле, и провожал взглядом растворяющиеся под потолком никотиновые облачка.
– Слышали, что к двадцать пятому их полностью запретят? – Джереми взболтал воздух зажатой в пальцах сигаретой. – Очередной манифест лицемерия для тех, кто и так засрал воздух дальше некуда. Я не сержусь на вас, док.
– Спасибо.
– Курение, выпивка, наркотики… Это порок саморазрушения. Я признаю в людях только их пороки. – Джереми затушил сигарету о хрусталь пепельницы.
– Не слишком ли пессимистично?
– Ратую за суть вещей. – Викбрей снова щелкнул зажигалкой. – Вся ваша добродетель – лишь одежда. Тряпье, которые вы напяливаете, чтобы отражение в зеркале нравилось. Или хотите, чтобы вас встречали именно по этой одежде. Или потому, что в окружении вашем все так одеваются. Но это зачастую не по размеру и не к месту. Кто-то столько на себя напяливает, что выглядит до смешного глупо. А пороки… пороки – это ваша кожа.
Джо ловил каждое слово.
– Но ни кожа, ни одежда… это ещё не есть мы, – подумав, ответил он.
Джереми прищурился и впервые с момента знакомства заглянул психологу в глаза.
– Очень метко подмечено. Мы – это борьба. Между желанием ходить голым и необходимостью что-то надеть.
Джо обвел взглядом кабинет. Нейтральный цвет стен, мягкое освещение, никаких лишних деталей. Даже журчание декоративного фонтанчика слышно только если прислушаться, оно не сбивает с мысли. Психолог сам продумывал интерьер, старался сделать его максимально располагающим к спокойной беседе. Так почему именно сейчас ему здесь так неуютно?
– И что внутри вас выигрывает? – спросил Джо. – Вы продолжаете потакать своим порокам?
– Только сигареты, – усмехнулся Викбрей. – Больше не хочу создавать кому-нибудь проблем.
– Но теперь вам каждый день приходится видеть людей, которые, по вашему мнению, обманывают себя и окружающих. Прикрывают пороки добродетелью. Можете описать свои чувства в этот момент?
– Я вижу, к чему вы клоните, док. Пятнадцать лет назад я решил, что с меня хватит. В нашем офисе каждый готов был отсосать за должность повыше. И перегрызть соседу глотку за клиента покрупнее. Но каждое утро меня встречали маски растянутых улыбок и доброжелательные похлопывания по плечу. Интересовались моими делами, угощали тортом…
– А вы взялись за винтовку.
– Дробовик. Технически это был дробовик, док. Гладкоствольное оружие.
Джереми засмотрелся на фонтан и не заметил, как Джо вздрогнул на этих словах.
