Мужчина с опаской ткнул себя в сальный бок.
– Ваши, между прочим, эскулапы оставили.
– Вы видели снимки, – отрезала женщина.
– Значит, нужно сделать ещё, – упрямо заявил Аркадий Семенович. – Я же чувствую.
Главврач устало откинулась на спинку кресла и потерла раскрасневшиеся глаза. Сосредоточилась, собирая из опустевших резервов по капле терпения.
– Ошибки быть не может, – сказала она как можно спокойнее.
– Я дойду до министра! – пропищал мужчина и вскочил. Его по-детски надутые губы на округлом лице портили все попытки выглядеть грозным.
– Ваше право, – женщина развела руками. Битый час она пыталась переубедить упрямца – и теперь согласна хоть на министра, хоть на президента.
Вылетая из кабинета, разгневанный Аркадий Семенович хотел было громко хлопнуть дверью. Но зацепился за порог и покатился кубарем по больничному коридору.
***
Квартира встретила Аркадия Семеновича Айзеншписа в том же виде, в котором он ее оставил: идеально прибранной, слишком аккуратной для холостяцкого жилища. Несмотря на это, мужчина сразу бросился к швабре и тряпкам. Аркадий Семенович не мог допустить и пылинки на потрескавшейся от старости советской мебели.
Закончив выискивать по углам несуществующую грязь, направился в душ. Подумать только, как много времени он провел в больнице – в этом рассаднике болезней и мерзких микробов, где его мог убить каждый неосторожный чих какого-нибудь пациента.
Аркадий Семенович открыл упаковку мыла, тщательно намылился и выбросил брусок в стоявшее под раковиной ведро. Смыв пену, потянулся к новой упаковке. В настенном шкафчике оставалось около десяти кусков. Нужно будет купить еще.
В дверь позвонили, когда мужчина успел вытереться насухо и накинуть домашний халат. В глазок Аркадий Семенович разглядел сморщенное, как чернослив, старушечье лицо соседки. Мужчина щелкнул замком, вторым, отодвинул щеколду и освободил петельку от крючка.
Женщина ловко проскользнула в проем, едва открылась дверь. Нельзя сказать, что Баба Тася была желанной гостьей в доме Аркадия Семеновича: сколько он себя помнил, от неё нестерпимо пахло валерьянкой и чем-то ещё, стойким, возможно, кошками. Кошек мужчина не любил: мерзкие твари разносили паразитов и заразу, а этого добра за пределами квартиры Аркадия и так хватало.
– Ну что? Поперся все-таки к прохиндеям этим? – без предисловий прошамкала бабка. Говорила она обычно медленно, не меняя интонаций, будто валериана пропитала её насквозь. – Твердила я тебе, пей мой отвар, и рассосется твой апендихс сам собой.
– Так пил, бабушка. Но болело сильно, не мог терпеть.
И он действительно терпел столько, сколько хватало мочи. До последнего надеясь на чудодейственное варево, набрал номер скорой лишь когда боль скрутила все тело в невыносимой судороге.
Несмотря на то, что Аркадий Айзеншпис брезгливо морщил нос при Бабе Тасе, старую травницу он уважал. Ещё мама говорила: «У нее все свое, натуральное, не то, что эта химия больничная. Ты держись за неё, сынок». И мужчина держался: соседка осталась единственной женщиной в жизни Аркадия, у кого он мог просить совета.
– А ну покажи, чего они там накромсали, – то ли попросила, то ли скомандовала Тася бесцветным тоном.
Аркадий Семенович продемонстрировал свежий рубец, багровеющий на бледной от нехватки солнца коже.
– Ох, наворотили, живодеры. Ну ничего, бабушка все поправит. Ты токмо за рыбкой мне сходи, сынок, да на рынок, к Гальке. У нее хорошая рыбка, муж сам коптит, по-правильному. Магазинная-то дрянью напичкана. Сходи, милок, а? У бабушки ноги больные.
Аркадий Семенович тяжело вздохнул, но стал послушно собираться.
– А я тебе отвар сейчас заварю, у меня и травки-то все с собой. Шрам твой вмиг рассосется.
***
На рынок Аркадий не поехал. Две остановки слишком далеко, он вообще не привык надолго выходить из дома. Тем более, копченую рыбу можно купить в магазине за углом, а старуха не заметит разницы.
– Наличные или карточка? – лучезарно улыбнулась кассирша лет на двадцать моложе Аркадия.
– Наличные, конечно! Карточки эти ваши, – мужчина бубнел, отсчитывая нужную сумму. – Карточка что? Нажали в банке кнопку и все – нет ваших денежек. Сначала они управляют чипами в ваших карманах, а потом заставят ставить чипы в головы. Но я-то не дурак! И наличные всегда при мне.
Улыбка медленно сползала с лица девушки. Совсем молоденькая, она ещё не научилась разговаривать с такими клиентами. Аркадий Айзеншпис был рад блеснуть хитростью в редкие моменты общения с людьми. Все они в системе, считал он, жрут фаст-фуд с ГМО и пашут на дядь, которые могут стереть их щелчком пальцев.
Но Аркадий Семенович не такой. Мама всегда говорила, что он у нее умный. Умные не пашут. Да и денег с проданной трешки в областном центре, что осталась по завещанию от тетки, на жизнь хватает.
Довольный собой мужчина полез в карман за антисептиком, который всегда брал с собой в общественные места. Тут он почувствовал нездоровое бурление внизу живота. Зря, наверное, хлебнул перед уходом бабушкиного отвара. Газы распирали брюхо, грозя разразиться позором.
– Все в порядке, дядь? – охранник обратил внимание на прислонившегося к стене мужчину, который держался за живот.
– Уже прошло, – соврал Аркадий. – В боку закололо. Я только после операции…
– Закололо? Так может у тебя там ножницы забыли? – гоготнула небритая физиономия.
Аркадий шутки не оценил.
***
В ту ночь Аркадий Семёнович плохо спал. До позднего вечера его тревожили покалывания в боку и животе, но он уже не винил отвар соседки. В редкие часы, когда Аркадию удавалось провалиться в сон, ему снились ножницы. Совсем не хирургические, почему-то швейные, с проржавевшими лезвиями, они торчали у него в боку, пока он кричал и звал маму. Но на крики являлся доктор, в маске и непроницаемых солнечных очках. Он доставал ножницы из мужчины и начинал кромсать его брюхо, как заправский портной.
Тогда Аркадий Семенович просыпался, мокрый от пота и слез. Ближе к утру он понял, что больше не выдержит этой пытки, и поплелся включать компьютер. Мужчина любил интернет, только там он мог найти правду о положении вещей в мире: заговоры правительства, одурманивание населения, козни американцев – все как на ладони. А если в интернете кто-то был не прав, Аркадий Семенович мог потратить часы и даже дни, чтобы вразумить глупца.
Глобальная сеть не подвела и в этот раз. Страдалец нашел несколько достоверных случаев, когда у пациентов действительно забывали хирургический инструмент внутри. Аркадий Семенович похолодел от собственной догадки и даже не заметил за этими мыслями, как прошла его желудочная колика.
***
– Ну точно. Есть там что-то, – прощупывая бок соседа, шепнула Тася. – А я тебе говорила.
На Аркадия Семеновича было больно смотреть. Бледнее обычного, с красными от недосыпа глазами и дрожащими губами, он уже несколько дней почти ничего не ел, отчего всегда округлые щеки сдулись, придавая сходство с голодным сенбернаром.
Теперь он чувствовал их постоянно, при каждом движении, каждом вдохе. Ему казалось, что там не зажим или какой-нибудь другой хирургический инструмент, а именно ножницы. Прохладная сталь внутри заполнила собой черепное пространство, не пропуская ни единой мысли. Даже о том, что металл вряд ли остался бы холодным в человеческом теле.
– Ты не горюй, милок, – бабуля погладила Аркадия по плечу. – Я сейчас отварчик заварю, и само все выйдет. У меня и травки с собой есть.
– К-как, само? – отшатнулся мужчина.
– Естественным путем, как же ещё?
Аркадий представил картину: лезвия внутри него двигаются, опускаясь ниже и ниже, готовясь выйти естественным путем… Его передернуло.
– Не надо отварчика, бабушка, – простонал больной. – Мне в больницу надо.
***
«Это жестокий, грязный мир, сынок. Здесь каждый будет стараться тебя обмануть. Запомни! Но ты у меня умненький, ты им не позволишь. Ни за что не позволишь.»