Записки экспедитора Тайной канцелярии

в коей спаситель, сам того не желая, оказывается пленником

Хоть ночь окончательно вступила в свои права, но светло было словно днем. Полная луна, как назло, озаряла небосвод, не оставляя шансов пробраться к пленникам незамеченным. Самойлов лег, накрывшись плащом, так, чтобы быть лицом к сидящим у столба иноземцам, и начал ждать подходящего случая.

Иван сызмальства запомнил любимую охотничью поговорку отца. Тот часто ее повторял, уверяя, будто обучился ей у самого Петра, бывавшего в Европах и тамошние порядки уважавшего. Звучала она для русского уха непривычно – «Фестине ленте», но означала вполне понятную для каждого охотника вещь: «Поспешай медленно», проще говоря «Поспешишь – людей насмешишь». Но Иван привык именно так «Фестине ленте» – все-таки отцова школа всего надежнее. Да и не к чему на охоте спешить, выдержку иметь надо – тогда и трофей тебе обеспечен. А коль горяч ты и нетерпелив, тогда дома сиди да баб топчи – так поучал его батюшка. Зачем баб надо топтать, мальчонка не понимал, а вот остальную отцову науку превзошел, и не раз она его из беды выручала.

Вот и сейчас терпение Самойлова было вознаграждено. Лагерь постепенно затихал. Едва последний казак, сидевший на ночном посту у костра, смежил веки, опершись на ружье, Иван бесшумно рванул к нему. Маневр он рассчитал до мелочей – времени было хоть отбавляй, да тут еще и темное облако накрыло диск луны. Воспользовавшись сим благом, Иван наотмашь ударил часового по голове, тихонько опустил его обмякшее тело на влажную траву, взял ружье и оглянулся на пленников.

Встретившись с девицей взглядом, он прижал палец к губам:

– Тсс!

Пленница кивнула головой в знак согласия. Самойлов разрезал веревки, стягивающие руки у нее за спиной, затем освободил ее компаньона и показал обоим направление побега. Пригибаясь, «тайные» визитеры стали выбираться из разбойничьего лагеря. Иван огляделся – вокруг было по-прежнему тихо. И вдруг до его слуха донеслось знакомое ржание – без сомнения, это был его конь, он почуял хозяина и призывал того к себе. «Да, на лошадях-то мы враз уйдем», – мелькнуло в голове у нашего героя.

Пригнувшись, он пробрался к гнедому жеребцу. Подтянув подпругу, Иван бросил прощальный взгляд на лагерь, повернулся к лошади, чтобы сделать прыжок в седло, но не тут-то было. На него в упор смотрели блестевшие ненавистью глаза Яцуры. Калмык положил руку на спину лошади и приставил клинок к горлу Самойлова:

– Хитрый. Шайтан!

Тем временем две легкие фигуры быстро удалялись от монастыря. Девушка и ее спутник вмиг забыли о затекших от неподвижности ногах и устремились к свободе с приставшей случаю скоростью. Луна услужливо освещала поляну, отделявшую монастырь от леса, и позволяла различить среди деревьев силуэты спасителей и их лошадей.

Здесь я ненадолго прерву повествование, дабы пояснить читателю, что же за загадочная персона обрела нынче свободу с помощью нашего героя.

Мари, а полностью ее звали Мари Ан Доменик де Корвель, была седьмым ребенком в семье, да в придачу еще и младшим. Умирая, отец только погладил ее по голове и улыбнулся. Надежды, что он, обедневший дворянин, оставил в саду зарытый сундук с сокровищами, Мари не питала, а потому, как только ей исполнилось семнадцать, собрала свои пожитки в котомку и отправилась в путь. Она решила во что бы то ни стало добиться аудиенции у своего двоюродного дяди. Тот занимал какую-то должность в Ватикане, и Мари рассчитывала на его помощь. Однако чаяния сии не оправдались – ее даже не пустили на порог. Служка протянул ей пару экю и тут же захлопнул заслонку окошка на двери. Вот так она и оказалась с дядюшкиной подачкой в кармане в ближайшей харчевне. Увидев юную красавицу, подвыпившие посетители задумали позабавиться, но не тут-то было: единственное, чему научил своих детей старый мсье де Корвель, так это держать шпагу в руках, да не только держать, но и неплохо с ней управляться. Остудив пыл обидчиков, юная Мари наконец села за стол в надежде утолить голод, но тут на ее плечо легла чья-то рука. Девушка вскочила, вновь выхватив шпагу, но человек тот продолжал спокойно смотреть на нее. Повременив немного, он вкрадчивым голосом произнес:

– Я не мог принять тебя, так как мое положение обязывает не видеться ни с кем, кроме избранных, но помочь тебе – мой долг. Судя по всему, ты одинока и храбра. Это то, что нужно. Никаких привязанностей и обязательств. Я как раз искал такого человека.

Так Мари попала к масонам, став членом той части братства, которая выполняла различные опасные поручения. Она бы и сейчас не допустила оплошности, если бы не внезапность, с которой шайка налетела на их карету. К тому же она и ее спутник задремали, утомившись от долгой тряской дороги. Но оправдания излишни, когда жизнь висит на волоске.

Вернемся же к моменту побега. Вот уже совсем близки фигуры спасителей.

– Давай сюда, давай! – выступившие из темноты драгуны с готовностью скрыли запыхавшихся иноземцев за своими спинами, позволяя им отдышаться и высматривая, нет ли погони.

Маслов, правда, тут же всполошился о товарище:

– А Ванька где?

Мари хотела ответить, но никак не могла перевести дух – холодный ночной воздух сдавил горло. В сию же минуту со стороны лагеря раздался шум. Вожжов поднял зрительную трубу и сразу понял, что дело худо: разбойники повскакивали с мест, Ивана уже скрутили и вели к главарю.

– Взяли нашего Ваньку! Ох, уходить надо, пока не поздно.

Маслов замер, так вглядываясь вдаль, словно Иван должен был подать ему знак, верно ли решение. Вожжов же круто развернулся и направился к лошади, но его остановил неожиданно властный голос спасенной иноземной девицы:

– Ви хотеть бросать ваш друг там?! – глаза Мари грозно сверкали.

Драгун несколько смутился, но тотчас совладал с собой:

– Я хочу спасти вас от гибели. Или вы желаете вернуться обратно?

– Ca ne te suffit pas? Tu en veux encore? – обрел, наконец, дар речи Ла Шанье, второй спасенный.

– Тебе этого мало? Ты еще чего-то хочешь?

Девушку, однако, это не остановило. «Один в

поле не воин» – она слыхала эту русскую пословицу. Знал ее, наверное, и тот молоденький офицер, что попался теперь, и все же не побоялся в одиночку отправиться вызволять их из плена. Такая отвага заслуживала уважения. То обстоятельство, что смелый русский был еще и весьма хорош собою, Мари отметила уже после, хотя в ее решении оно определенно сыграло не последнюю роль. Вот почему оставить своего спасителя на верную погибель она никак не могла.

– Je n’abandonnerai pas celui qui m’a sauve![1 - Я не брошу того, кто спас меня!] – заявила француженка, быстро подошла к лошадям и достала пистолет из кобуры. – Если кто готов мне помогать, то я жду пьять секунд.

– Вот это баба! – вполголоса пробормотал Вожжов. – Ну ладно, коли так, повоюем.

– Н-да! – озадачился Маслов. И тут же, приняв ситуацию, подошел к девушке и взял ее за руку. – Ежели вы, барышня, хотите пострелять, курок надобно взвести.

Ла Шанье с явной неохотой достал из седельной кобуры вторую пару пистолетов и, буркнув «Bien!», присоединился к маленькому отряду.

Глава IX,

о блеске металла и звоне злата

«Дурачина! – ругал себя Самойлов. – С конем тебе расставаться жалко было. Что ж, теперь с головой расстанешься!» Лагерь бандитов гудел, как улей.

– Ворон ворону глаз не выклюет, говоришь? «Товар» зачем отпустил мой?! – все больше горячился главарь, выказывая недовольство поведением незваного гостя.

Самойлов сплюнул кровь с губы:

– Чтоб не испортился.

– А-а, – протянул поляк и добавил: – Ну вот с утра на кол сядешь! Ребята, свяжите его, – приказал он и отправился спать.

Не пожелал ночью руки марать. Это и хорошо. Вон птица с ветки слетела, значит, не оставили его товарищи, рядом где-то, удобного случая ждут. Ну и он подождет. Куда теперь спешить? А пока он подставил руки довольному победой калмыку, тот связал их с усердием, и Самойлов занял место у столба, от которого еще недавно вызволил иноземцев.

Но не успел наш Ваня смежить глаза – день все-таки выдался не из легких, а вздремнуть все никак не удавалось, – как на опушке леса показались четыре фигуры, грохнули выстрелы. Трое бандитов покатились по земле, скорчившись от боли. Оставшиеся оказались не из пугливых, схватились за оружие, чтобы достойно встретить нападавших.

Но отряд, спешивший на подмогу Самойлову, и не думал отказываться от столь «теплой» встречи. Мари одним выстрелом уложила бегущего на нее с шашкой в руках казака и, выхватив у него из-за пояса нож, метнула в злополучный столб. Самойлов от неожиданности сначала опешил, но потом догадавшись, к чему сей ловкий маневр, начал резать путы на руках.

Другой бандит прицелился в хваткую французскую девку, но был опрокинут навзничь метким выстрелом Ла Шанье. Мари выхватила у убитого шпагу, но тут же пуля ожгла плечо, она осела от боли, и в этот миг за ее спиной снова выросла фигура Ла Шанье с двумя пистолями в руках. Его выстрелы задержали бандита, рванувшего к Мари, чтобы добить раненую шашкой.

Помощь шевалье дала ей время, чтобы, собрав остаток сил, броситься на нападавшего с клинком в руках. Фехтовала она отменно, казак не ожидал такой прыти от хрупкой девицы, да к тому же раненной в плечо, и начал отступать. Прижав его несколькими выпадами к монастырской стене, Мари нанесла решающий укол в живот.

Едва Самойлову удалось перерезать веревки, как он увидел перекошенное лицо калмыка с занесенной над головой саблей. «Ну что ты будешь делать? Вот же привязался!» – мелькнуло в голове у Ивана, пока он уворачивался от удара Яцуры. Но калмык разошелся не на шутку, так что пришлось схватить первое, что подвернулось под руку. Это был внушительных размеров кол. Стрелять он не стрелял, но своему хозяину служил верно – Яцуре никак не удавалось добить вожделенную жертву.

Вожжову достался главарь. Две мощные фигуры сошлись в смертельной схватке, силы были равными, но товарищи Вожжова уже вышли победителями – слишком внезапным для бандитов стало их нападение. Они окружили сражавшихся. Главарю ничего не оставалось, как прекратить бой и прижаться спиной к единственному оставшемуся в живых соратнику – калмыку Яцуре. Но даже в такой не самой выгодной для себя ситуации разбойники не думали сдаваться. Они держали оружие наготове и ждали нападения, как ощетинившиеся тигры. Порядком подуставшие драгуны не спешили начинать схватку. И тут раздался гортанный крик вожака:

– Уходим!

Яцура словно только и ждал этого приказа: он опрокинул Мари на руки Маслова и одним рывком бросился к лошади, да столь быстро, что Вожжов так и застыл от калмыцкой наглости, не в силах ничего ей противопоставить. Так бы и ускакал Иванов недруг, если бы не меткий выстрел француза. Он-то и вышиб Яцуру из седла. Гибель верного слуги на миг остудила горячность главаря, но буквально через мгновенье он опять был готов к схватке. Ивану тоже не терпелось поставить последнюю точку в затянувшемся поединке. Он сделал несколько колющих выпадов, заставляя соперника пятиться, а в конце атаки отвесил поляку боковой удар тыльной стороной эфеса.

Тот оттер кровь с разбитых губ и кинулся на Ивана с удвоенной яростью. Отбив острие, он поднырнул под клинок и нанес бы Самойлову смертельный удар, не отшатнись тот в сторону. Клинок, на который он при этом оперся, сломался – сталь не выдержала веса тела. Иван спас себя, но лишился оружия. Он огляделся: поблизости валялся лишь обломок древка казацкой пики. Самойлов, не мешкая, подобрал его. Парируя сыпавшиеся удары противника, он с каждым разом укорачивал остаток копья – сабля главаря делала свое дело. И вот она разрубила то, что когда-то было опасным оружием, надвое. Два обрубка в руках драгуна не оставляли ему шансов на победу. Но сызмальства наш Ваня был обучен биться до конца. И он исхитрился-таки: отбив обрубком древка, зажатым левой рукой, саблю противника в сторону, он правой, которой держал другой обрубок с наконечником, дотянулся до цели. Острие воткнулось главарю в живот. Могучий поляк проковылял несколько шагов и упал на колени. Держась за живот и роняя кровь изо рта, он судорожно хватал воздух.

Вожжов усмехнулся и спрятал клинок в ножны. Француз зааплодировал: