А детство, даже блокадное,
Всегда совершенства искало.
И сердце, до сказок жадное,
Пушкина томик листало.
1973
***
На Васильевском острове, в старой квартире,
В затемненной комнате, без мамы и слез,
Жил, подобно мишени в тире,
Трехлетний мальчик, не знавший грез.
На стене отсыревшей черной тарелкой
Дрожало радио воем сирен.
Каким-то чудом жила этажерка,
На ножки задние сделав крен.
Хранила она разноликие книжки
И вазы ажурные из стекла.
И книжки часто дарили мальчишке
Сказки, где жизнь красиво текла.
А вазы, когда зажигались свечи
Или буржуйка пела в углу,
Вдруг начинали тихие речи,
Мерцая радугой на полу.
Мальчик, наверно, привык к обстрелам
И с голодовкою свыкся тоже.
Он до войны рос смешным пострелом
И был для мамы всего дороже.
А теперь, на Васильевском, в старой квартире,
После холода и войны
Маленький сказочник в темном мире
Слушает музыку тишины.
1973
***
Куда несет меня теченье?
В каком водовороте сгину?
И жизни жуткое мученье
Когда навеки с сердца скину?
Устал я. И других измучил.
Вокруг лишь жалобы да стоны.
Судьба, как в ребусе излучин,
Какие мне хранит затоны?
Все просто кажется порою,
И вдруг – тупик, и нету хода.
И кажется: себя зарою
В бурлящей пене парохода.
Барахтаюсь, глотаю воду.
Тону, нет сил сопротивляться.
Но случай вдруг относит к броду,
Чтоб вновь мне жизни удивляться.
1977
***