***
Открыв дверь, Исаак тут же очутился в коридоре, по которому уже сновали ранние жаворонки-учащиеся. Кто-то держал в руках стопки исписанных черно-синими цветами бумаг. Кто-то аккуратно нес в лаборатории хрупкие измерительные приборы в чехлах и старинного вида футлярах. Были и те, кто с невозмутимым видом направлялся на кафедру, не спеша попивая кофе в пластиковых одноразовых стаканчиках. Исаак пошел спешным шагом, стараясь опускать голову как можно ниже.
Сама планировка коридоров, кабинетов, аудиторий, лабораторий, жилых апартаментов в институте была очень своеобразной. С правой стороны (от выхода из жилой комнаты) по соседству с Исааком располагались пару таких же жилых комнат. Затем шла аудитория, где чаще всего читались лекции по методам синтеза М-энергии; после – тут же еще одна студенческая жилая комната; следом за ней располагалась лаборатория, в которой в абсолютной темноте рассматривали состав М-энергии. Говорили, что студент, которому досталась та жилая комната, постоянно и во всеуслышание жаловался о странных гудящих звуках по соседству из лаборатории, после чего, спустя половину семестра, его перевели в другое жилое помещение на последний седьмой этаж в самую отдаленную часть здания, и вообще он стал очень замкнутым и появлялся только на практиках и лекциях.
Далее шла столовая, где можно было либо купить простой еды быстрого приготовления и убежать поскорее к себе в комнату или пустую аудиторию для легкого перекуса, либо же отстоять огромную очередь, но зато получить бесплатный плотный обед или ужин, где периодически попадались свои скрытые «алмазы» вроде бесподобного горячего тыквенного супа, холодного масляного картофеля с трюфелями и очень мягких, прямо тающих во рту плюшек с корицей. Не удивительно, что столовая всегда считалась самым популярным местом института: здесь постоянно происходят столпотворения и стычки за свободные места, которых почти никогда не бывает, а ушлые студенты за плату занимают места в очереди к булочкам с корицей.
Практически напротив комнаты Исаака располагался кабинет единственного сертифицированного специалиста по настройке и отладки М-установок, который слыл своим лютым нравом, и довольно часто у его дверей толпилась куча студентов в попытках договориться о приеме к нему на практику либо же для получения технических спецификаций, так необходимых для работы с драгоценным оборудованием.
Комната Исаака была самой крайней жилой комнатой на юго-западной стороне этажа, и слева от нее располагалась площадка, в центре которой пересекались пять коридоров. Один коридор уходил на запад и был достаточно протяженным и пустынным: по нему редко кто ходил из-за малого количества помещений на том направлении. Несколько коридоров витиевато уходили на север для того, чтобы развестись с другими, образуя сплетения проходов в другие части здания.
С северо-западного коридора осуществлялся проход на лестницу, ведущую вниз, при этом другая лестничная площадка, ведущая уже вверх, была чуть ли не на другом конце здания, и так с каждыми лестницами на каждом этаже, поэтому Исааку пришлось спуститься сначала на второй этаж, пройти там несколько коридоров и пролетов, найти другую лестничную клетку, уже с нее спуститься на первый этаж, и наконец, пройдя еще половину коридора, добраться до парадного входа, представляющего собой две обычные деревянные двери без всяких опознавательных знаков, с простыми продолговатыми латунными ручками.
Оказавшись на воздухе, Исаак вздохнул полной грудью: до заветной лавочки оставалось только перейти дорогу, да пройти пару шагов по серой насыпи. Дорога была покрыта необычным, черным как смоль, асфальтом. Никаких разделительных полос на ней не было – просто темная лента, растянувшаяся через весь полуостров, на юге которого был расположен институт. Исаак никогда не видел, чтобы по этой дороге проезжали автомобили. Рассказывали, правда, что только редкими рейсами, точное расписание которых никто не знал, подъезжал к невзрачной квадратной остановке, расположенной чуть поодаль от главного входа, маленький, смахивающий издалека своей формой на серого толстого кота автобус, который останавливался не более чем на 5 секунд, и тут же трогался с места, не закрывая свои миниатюрные скрипящие дверцы.
Перейдя дорогу и на всякий случай осмотревшись по сторонам, Исаак наконец достиг своей незамысловатой цели: пройдя несколько метров, распихав несколько крупных камней синими, повидавшими виды кроссовками, он приземлился на старенькую лавочку, разместил на ней свой потрепанный рюкзак и закрыл на несколько мгновений глаза, предоставив ветру окутать себя прозрачной пеленою.
Когда все пошло не так? Он не знал. Наверное, когда прошел конкурс Фортуны и понял, что отказаться нельзя: ведь его ждут вполне осязаемые перспективы выбиться в люди, что не удалось ни его матери, ни так рано покинувшему их отцу. Нет. Наверное, когда настал первый семестр, и эти осязаемые перспективы быстро превратились в далеко не осязаемые, как только у Исаака обнаружились посредственные способности к изучению М-энергии, и начались нападки со стороны других студентов. Нет, навряд ли. Сам факт обучения в институте – уже престиж, а к агрессивной среде и неприязни Исаак был приучен с детства, и к началу второго курса он уже был облачен в толстую непроницаемую броню равнодушия к окружающим, словно они были для него просто бледными бликами на воде. Все пошло не так после размолвки с Петром. Да, верно.
***
Петр был, пожалуй, единственным другом и близким Исааку человеком во всем институте. Не потому, что Петр точно так же прошел конкурс Фортуны и слыл абсолютно посредственным студентом, нет. Он – тот человек, кем Исаак всегда хотел быть, но быть боялся. Он был любознательным бунтарем и провоцировал всех вокруг на гнев и раздражение своими саркастическими замечаниями. Петр вечно задавал неудобные вопросы профессорам. Он постоянно выводил из себя элитных студентов и вот-вот состоявшихся специалистов своей несуразностью и поистине ученой невежественностью, за что постоянно расплачивался расправами в коридорах после занятий. Самое удивительное было в том, с какой легкостью Петр переносил удары и произвол остальных. Казалось, в этом и состоялась его задача – раззадорить общество и раскрыть истинные лица окружающих его учащихся, дав выплеснуть на себя накопившуюся в них злобу, накипевшее напряжение, наросшую агрессию, и чувство удовлетворения от эффекта брошенных масок пересиливало в нем любые нанесенные побои и полученную физическую боль от расправ местных задир. Петр часто шутил, но в его шутках сквозила едва уловимая скрытая тоска и печаль, которую Исаак мог прочувствовать и на себе. Возможно, поэтому они так сдружились.
Познакомился Исаак с Петром в одной из случившихся стычек после занятия по М-расщеплению. Шел третий месяц первого семестра обучения в ИИМЭиТ. Исаак уже полностью освоился в роли изгоя фортуны и понял, что у него нет никаких способностей и расположенности ни к одному предмету. Его уже бесчисленное количество раз толкали, пару раз выпускали на нем пар в коридоре и один раз даже заперли в кладовой с микроизлучателями на несколько часов, пока лаборант с удивлением и негодованием не обнаружил там дремлющего Исаака, обхватившего руками дорогостоящее оборудование.
На практическом занятии следовало показать расщепление М-ядра первого уровня на более мелкие, второго и третьего, посредством использования альфа-М-излучателя, красным мелом на белоснежной доске нарисовать этот процесс, затем тут же с помощью старого проектора, установленного в аудитории, вывести код расщепления, рассчитать, сколько М-энергии выделится, и на каком расстоянии и в каких условиях надо совершать расщепление, чтобы не превратиться в труху от возникшего в процессе энергетического коллапса.
В этот раз вызвали Исаака: отвечающего выбирали случайным образом посредством программы на приборном столе у профессора, и здесь не было важно, горел ли ты желанием ответить и показать свои знания, либо же готов был сквозь землю провалиться, лишь бы не выходить – программе Совета было все равно. Очевидно, что Исаак склонялся ко второму варианту. Это было полное фиаско. Мало того, что он никак не успел подготовиться к этому занятию, потому что был заперт в кладовке, так еще и сами термины, определения, формулы постоянно плавали перед глазами, никак не выдавая своего сакрального смысла, норовили убежать, ускользнуть, показать полнейшую неприязнь и равнодушие к пытающемуся их понять и постичь Исааку.
– Да нет же, это никуда не годится! – вспылил в конце концов профессор Окам, снимая и потирая свои запотевшие круглые очки-совы после того, как Исаак перепутал все мыслимые и немыслимые виды М-расщепления. – Поймите, господа и дамы, вы изучаете М-энергию не просто так. Это священный долг каждого добропорядочного члена нашего общества будущего! М-энергия дает нам практически все: тепло, электричество, крышу над головой, одежду. Вот-вот мы найдем новые методы ее синтеза для использования во всех регионах, новые применения, новые возможности! Будущее! А ты! – он резко повернулся к Исааку. – Ты не можешь даже понять, что деление М-ядра на ядра второго уровня возможно лишь с М-энергией, превышающей пороговое значение, равное 4.2МЭЭЭ, где МЭЭЭ вычисляется по следующей формуле! – профессор выхватил у Исаака такой бесполезный для него красный мел и начал лихорадочно выводить истину. Возникшие формулы на доске вконец начали издеваться над Исааком, и у того заболела голова.
– А дальше, – продолжал вспотевший от возбуждения профессор, – ядра второго уровня становятся четными быстро делящимися, и для расщепления достаточно сколь угодно малой М-энергии. Как можно не знать таких фундаментальных вещей?!? Это же просто неуважение, это дерзость и невежество! – в этот момент у Исаака перед глазами начали плыть корабликами по волнам разные мелкие М-ядра десятых, двадцатых, сотых уровней с различными степенями МЭЭЭ, которые еще и отдавали жалобным блеянием в ушах так, что Исаак с некоторым сожалением вспомнил о его тихих часах в кладовке с приборами, у которых, скорее всего, не было никаких проблем с этими значениями.
– Уйди с глаз моих долой! – рявкнул Исааку вконец раздосадованный профессор Окам. – Я хочу, чтобы вы все уяснили одну простую вещь. Без М-энергии нашу цивилизацию постигнет крах. Она для нас как вода, как воздух, и чем скорее мы все поймем ее, изучим ее, познаем все ее тайны, тем быстрее мы достигнем наивысшего пика развития человечества! Преодолеем грани времени, пространства и выйдем на новый предел! Но если вы будете такими же безответственными, как этот…студент, – он махнул рукой на Исаака, готового буквально испариться сквозь грани пространства, – то вы никогда не сможете нормально взаимодействовать с М-энергией, и это будет полнейшей катастрофой для всех. Наш мир погрузится в пепел, во тьму. Без ее синтеза мы не сможем существовать как вид. Помните об этом! Совет это видел и пережил, и ему лучше всех об этом знать. А в качестве напоминания и предостережения к следующему занятию я дам вам дополнительные задания по расщеплению. Так, а пока – кого мне дальше выберут решать эту задачу?…Прекрасно! Алиса, выходи к доске, уж в тебе я не буду сомневаться…
Естественно, после занятия группа учащихся, неравнодушных за будущее человечества, а также за дополнительные задания, быстро отвела Исаака в сторону мужского туалета и устроила ему взбучку. Сначала Исаак получил резкий и короткий удар в солнечное сплетение, от которого у него тут же перехватило дыхание, и он сжался вдвое. Затем ему подножкой скосили ноги так, что он тут же упал, ударившись затылком об дверцу туалетной кабинки, распахнув ее (благо, там не было справляющего свою нужду профессора). После Исаака выволокли за синие, чуть потрепанные кроссовки и начали методично пинать по бокам.
Исаак не был какой-то там регулярной грушей для битья. Он мог дать и давал отпор в разных ситуациях в разное время: и один на один, и против нескольких, и в коридорах, и в пустых аудиториях. Он понимал свое положение в этом обществе и осознавал, что ни профессорам, ни специалистам, ни уж тем более Совету, кто бы там не состоял, нет ни малейшего дела до разборок студентов, тем более, когда дело казалось таких никчемных учащихся, как Исаак. Для них было главное, чтобы большинство приносило результат, совершались исследования, делались открытия, проводились синтезы и расщепления, и система работала. А она работала. На психологические проблемы и ментальное здоровье мало кто обращал внимание. Тем более, что до действительно фатальных моментов почти никто не доходил. Исаак впоследствии под конец первого курса смутно слышал лишь про один несчастный случай, который Совет быстро замял и принял меры, чтобы такого больше не повторялось.
Свернувшись и абстрагируясь в себя, Исаак стоически сносил боль, терпеливо считая пинки за пинками, давая настояться синякам и шишкам, чтобы потом, после того как группа задир успокоится (Исаак даже не старался запоминать имена своих сокурсников, для него это была мусорная информация), он мог в своем темпе доковылять до университетского лазарета, где за пять минут с помощью М-регенератора ему восстановят его прежнюю повседневную физическую форму. У регенератора был несколько побочных эффектов: после него каменело все тело, ноги наливались несоразмерной тяжестью, на некоторое время парализовались части лица, изо рта начинала течь слюна, а глаза могли начать краснеть и норовить вылезти из орбит. На этот случай следовало переждать в палате до спада эффектов.
«Девять…десять…одиннадцать…» – вспоминал счет Исаак, когда дверь в мужской туалет резко открылась, и в проеме появился коварно улыбающийся светловолосый парень в очках, держа в руках очистительную пушку, которая применялась в лабораториях для смывания остатков от биовеществ и субстанций, используемых для опытов. В самой очистительной пушке размещался баллон вместимостью в несколько литров, в котором был налит безопасный для человека, но опасный для определенных материй раствор. Очень вонючий, если попасть на одежду – липкий, желто-фиолетового цвета.
«Уборка туалетов!» – крикнул парень в очках и направил пушку на группу задир, оторопело смотрящих на него. Мощная струя, вырвавшись из относительно небольшого дула, пронзила пространство и вмиг достигла своей цели: парни тут же позабыли о лежащем в оборонительной позе Исааке и в панике сбились в беспорядочную кучу (в туалете было не так уж много места), закрывая руками желтые лица и распаленные от раствора глаза. Спустя миг они, бранясь и оплевываясь, уже гнались с дикой ненавистью за Петром, который бросил пушку посреди прохода и убежал прочь сквозь ветвистые коридоры института.
Чуть подождав, чтобы дать настояться образовавшейся тишине вокруг себя, Исаак медленно поднялся, стараясь игнорировать весьма ощутимую боль в спине, животе, по бокам и в отбитых при падении плечах. Немного покалывало в районе затылка. Раствор попал в какой-то степени и на него, однако это ни в какое сравнение не шло с полностью испорченной одеждой у его обидчиков. Прихрамывая и аккуратно обходя пушку, Исаак ухмыльнулся – это был один из его немногих первых радостных моментов на первом курсе: «Выкусите…»
Так или иначе, Исаак успешно посетил лазарет, а Петра не менее успешно догнали, избили, сломали ему несколько ребер и выбросили очки в измельчитель отчетов. Уже на следующий день Исаак нашел его, сидящего в дальнем, плохо освещенном углу столовой и пытающегося читать помятую книжку в бурой неприметной обложке. Петр хмурился, часто моргал своими серо-синими глазами, озадаченно почесывал светло-русую голову и потирал переносицу под ободковыми прямоугольными (новыми?) очками, словно полагал, что от этого прочитанное станет хоть немного понятнее.
На нем была клетчатая желто-красная рубашка, выделяющаяся своей яркостью среди более строгих костюмов остальных студентов. Крепкие размашистые плечи; подвернутые небрежно рукава; средней длины волосы, зачесанные назад; широкий лоб вкупе с немного сплющенным носом – все это выдавало в Петре волевого человека, способного за себя постоять. Несмотря на то что в данный момент он был усиленно занят чтением, выражение его лица таило в себе некоторое «озорство», которое только и ждало, чтобы кто-то отвлек Петра от этого дела, и он тут же все бросит и займется более насущными проблемами.
– Ничего не могу разобрать при таком ужасном свете! – сказал он, раздраженно отложив книжку в сторону, и, прищурено взглянув на Исаака, протянул руку. – Я Петр.
– Исаак, – произошел неловкий, но твердый обмен рукопожатиями. – Я хотел поблагодарить тебя за тот меткий выстрел в туалете.
– А, пустяки, – махнул рукой Петр. – Это была не самая моя креативная затея. Поверь мне, я могу лучше. Если сравнивать этот сброд со стадом баранов, то бараны хотя бы имеют мех, а эти могут только сбиваться в кучи и слепо следовать линии людей, которых они даже в глаза никогда не видели. А может, не людей вовсе.
Впервые Исаак так явственно слышал критику Совета института, которого обычно либо хвалили, либо в крайнем случае высказывались равнодушно.
– Но, вообще-то говоря, для них сбродом считаются такие, как я, – ответил уныло Исаак. – Я попал сюда благодаря Фортуне, и не сказать, что поражаю окружающих своими умениями и знаниями. Хотя нет, поражаю…но не с той стороны.
– Об этом вообще не стоит переживать и загоняться. Я тоже с Фортуны, – бодро сказал Петр, – и я тебе скажу, что эта вся система – полная чушь и абсурд. Сам посуди, если изначально было ясно, что многие абитуриенты, отбираемые случайно, не могут потянуть местную программу, которая вообще непонятно как составлена, то какой смысл нас сюда закидывать? Тут вариантов несколько. Возможно, нас сюда послали с определенной целью разрядки для других, более смышленых и, без всяких сомнений, талантливых будущих специалистов, которым надо выплеснуть скопившееся в них напряжение из-за безмерно тяжелой программы. А, как известно, если обычный досуг в виде спорта, прогулок, чтения отвлеченных книг и прочих маленьких жизненных радостей не помогает, то в ход идет достаточно действенное, но не то чтобы полезное средство высвободить пар и стресс – насилие. Так же, если известно, что регенератор все починит, и здоровью учащихся ничего не угрожает (ну, может, ментальному), то почему бы немного не поиздеваться? Мы же не манекены, мы живые существа, и тем это увлекательнее. Соответственно, чтобы доминантной стороне был более интересен процесс, я вношу в него свои коррективы, заставляя сторону преодолевать различного рода препятствия и трудности в достижении своей благородной цели.
На некоторое время повисла неловкая пауза. Исаак не понимал, шутит ли Петр или серьезно верит в свою миссию. Он просто пытался избегать стычек и воспринимал как должное издевательства со стороны, потому что понимал источник раздражения в качестве собственной тупости при обучении.
– Иными словами, – продолжил Петр, – я просто не даю зазнавшимся отморозкам быть всесильными отморозками, но даю еще им побыть немного на стороне жертвы, таким образом переворачивая всю игру, добавляя некоторый элемент…неожиданности. Так, до тебя, пару дней назад тройка парней с моего потока решила, что я слишком нагло на них смотрю, поэтому вывела меня в пустынную аудиторию, в которой ребята оказались парализованными гидроМрионным спреем, который я предварительно подготовил для них и успел применить до того, как меня начали бить. Чуть осмотревшись, я оттащил тела в дальний угол аудитории, попотев, накинул на них разных бесполезных чертежей установок, задвинул к ним стол так, что их было вообще не видно, а на доске написал «Тройка бакланов». Спрей действует где-то часов 12, поэтому очнулись они где-то на следующее утро с вонью во рту и в тесных объятиях друг друга.
– Что-то мне подсказывает, больше всего их разозлила надпись, – сквозь смех сказал Исаак. – Но тебя по итогу они разве не настигли? Ты не боялся последствий с их стороны? Намного более сильной агрессии?
– Так в этом и смысл. Я их взвинтил еще сильнее. Конечно, они меня достали на следующий день и чуть все кости не перемололи. Но здесь и раскрывается следующая теория, почему сюда послали таких, как мы с тобой. Это такой социальный эксперимент. Мы должны сеять хаос в системе, проверять ее на прочность. Пробовать анархию. Ты когда-нибудь замечал, чтобы кого-то сильно наказывали? Чтобы кто-то помимо небольшого насилия над «изгоями» совершал что-нибудь противозаконное и запрещенное институтом? Никто ничего такого не делает, и никого никак не наказывают. Совет никогда не представал перед обычными смертными. Профессорам и специалистам до лампочки, им главное воспроизводить кадры и закладывать в головы знания и опыт. Все учащиеся, словно стадо интеллектуальных животных, ведомое за пастухом щипать М-траву, даже не оглядывается вокруг. Поэтому, чтобы разнообразить весь этот процесс обучения, полностью осознавая себя, как посредственность, я разбавляю повседневность в меру своих способностей и фантазии.
– Это все звучит как эксперимент ради эксперимента. Конкурс Фортуны, насколько я знаю, проводится достаточно давно. И, разве ты не хотел бы пересилить себя, прыгнуть выше головы, доказать всем и в первую очередь самому себе, что сможешь выбраться с самых низов и стать достойным специалистом?
– Не. Это бесполезно. Смотри, я читаю эту муть каждый день, – небрежно ткнув в лежащую на столе книжку, ответил Петр. – Это пособие для самых чайников. Я специально сходил в библиотеку и попросил наиболее легкую книгу для понимания основ, настолько простую, что даже человек с улицы, который впервые услышал слово «М-энергия», смог понять из нее, о чем тут говорится, и что вообще происходит.
Исаак с воодушевлением подумал, что и ему тоже не помешала бы такая книга, которая все разложит по полочкам с самых низов. «Вполне возможно, у меня была просто слабая база. Если правильно начать и постоянно трудиться, то и море перестанет быть тихим, – он начал усиленно рассуждать. – И как я сам не догадался сходить в библиотеку? Даже не знал о ее существовании в институте».
– И как она? – спросил он, подавшись вперед.
– Полный крах, – как острой саблей обрубил Петр все воодушевление Исаака, – бесполезная трата времени. Я читаю ее каждый день, постоянно учу все имеющиеся там термины, разбираю примеры, пытаюсь вникнуть в формулировки. Честно провожу аналогии, чтобы было проще усвоить материал. Но я не понимаю ничего. Поверь мне, я адекватно оцениваю свои способности, и я отнюдь не глупый парень. Я попал сюда после досрочного окончания второго по престижности института на материке. ИПИХНЭ – Институт по изучению химически-неопознанных элементов. Там я не бил баклуши, а был прилежным студентом на стипендии. А тут что? Я никто. В этой парадигме я тупица. Ты никогда не задумывался, почему не можешь ничего нормально выучить и попробовать понять, сделать, и почему у тебя все здесь валится из рук? Неужели у тебя такая низкая самооценка, друг?
На некоторое время настала пауза. Исаак действительно задумался. Да, он и в прошлом училище был серым парнем, который вечно находился в подвешенном состоянии. Ни там, ни тут. Однако здесь он катастрофически был ни на что не способен.
«В самом деле – если даже такие достаточно сильные студенты, как Петр, попадая сюда, не могут ничего сделать, то разве это не признак того, что присутствует определенный умысел, как будто нас специально отрезали от всего остального пласта общества в извращенных, известным лишь единицам целях, чтобы получить конкретные результаты? Или не получить их вовсе? Нет, это все уже звучит, как конспирология, я не хочу даже об этом думать».
– Это все звучит как бред, если честно, – сказал наконец Исаак. – Как будто в этом нет никакого смысла.
– Именно! – обрадовался Петр. – Это третья теория. Все происходящее здесь бессмысленно. Подумай сам, ты не можешь понять М-энергию, не вникаешь в предметы, хотя мне кажешься смышленым парнем. Непонятное разделение на потоки, непонятное разделение на группы, непонятные профессора, у которых одна религия – обучать и обучать своему предмету. Люди вроде как вместе: они ходят, шутят, общаются, делятся мнениями, однако на самом деле атомизированы, разделены, не стремятся делиться своими наработками, при первых же серьезных успехах начинают друг другу грызть глотки. Я вообще не понимаю, как этот институт еще функционирует, и как в нем поддерживается порядок и систематичность.
– Все же ты меня не до конца убедил. Если бы все обучение здесь не имело смысла, то весь наш мир не имел бы смысла, ведь это самый престижный институт на свете. Возможно, этот кажущийся на первый взгляд абсурд и несет в себе некую непонятную нам системность, которую задает Совет, благодаря чему и готовятся самые высококвалифицированные кадры. И наше присутствие здесь, возможно, не случайно, но не в качестве социального эксперимента по насилию, а в качестве другой, более высокой цели, о которой ни ты, ни я не знаем. По крайней мере, я надеюсь на это.
– Слушай, а помимо меня, ты еще многих студентов Фортуны видел? – быстро добавил Исаак, как бы невзначай закрывая тему.
– Пару человек знаю, – немного нехотя, словно боясь раскрыть какую-то тайну, ответил Петр. – Я думаю, тут пятьдесят на пятьдесят. Либо никто и ничего не имеет смысла, либо же смысл настолько глубокий, что хоть сейчас надевай костюм и ныряй в Тихое море в его поисках.
Внезапно, его выражение лицо резко изменилось с достаточно беспечного на сначала шокированное, а спустя мгновенье – на растерянно-печальное. Слегка побледнев, Петр направил напряженный взгляд в направлении входа в столовую позади Исаака, словно увидел только что вошедшего призрака, махающего ему рукой.
– Что-то случилось?