Революция. Next

Несколько операций по вживлению имплантов окончательно сформировали ее разум – отец не пожалел средств на это, испытывая боль и одновременно удовольствие от созерцания своего единственного отпрыска.

Сейчас Тэна понимает, что если отключится от Сети, то сойдет с ума, сделается куском дегенеративной плоти, плавающей в питательной среде.

И снова, снова, снова мысли о смерти и власти, неразрешимая проблема выбора между желанием разрушить мир «нормальных» и просто жить.

Есть ли какой-нибудь иной способ? Например, переселиться в другое тело, сделать из себя нечто принципиально отличное от того, что есть сейчас?

Эта мысль посещает ее сегодня после пробуждения.

Сеть принимает свою самую большую поклонницу в объятия, убаюкивает, дает утешение. Начинается новый день, где виртуальная реальность – вновь как поле битвы за выживание.

Тэна помнит сотни тысяч веб-адресов, ссылок, помнит все постинги, которые когда-либо оставляла на форумах, ники своих друзей и врагов. Ей известны все тайные сообщества, нелегальные ресурсы и лазейки, неведомые самым прожженным хакерам. Так она и живет изо дня в день, убивая время, засыпая и просыпаясь. Ее многочисленные медиа, живущие в Сети, создают впечатление, что они принадлежат нормальным женщинам. Этим Тэна нарушает закон. У нее сотни сетевых имен и образов – и ни один не воплощает ее истинный характер. В этом особое удовольствие – конструировать виртуальных привидений, не похожих одно на другое, конструировать и управлять ими.

Тэна уже подходит вплотную к своей новой проблеме. Смысл таков – чтобы жить по-настоящему, надо измениться. Надо отыскать способ не быть чудовищем внутри стеклянной сферы.

Не быть чудовищем…

Есть над чем поразмыслить.

Она чувствует, как возвращается к жизни ее отец. В его покоях начинается привычное движение. Девушки-клоны, выполняющие роль нянек (а никого другого старый магнат не хочет видеть возле себя), готовят нужные процедуры. Процесс контролирует программа системы жизнеобеспечения на домашнем сервере. В ее обязанности входит коррекция действий нянек в случае сбоя в их коллективной деятельности. В целом клоны достаточно разумны, чтобы действовать самостоятельно. Их десять, и каждая знает, что ей нужно делать. Как всякие рабочие клоны, они послушны и имеют низкий порог волевого усилия. Проще говоря, генная настройка еще в эмбриональном состоянии сделала их покладистыми и способными выполнять такую работу, за которую не взялся бы самодостаточный в психическом отношении человек.

Тэна решает понаблюдать за тем, что происходит в спальне отца. Именно мысль о девушках-клонах заставляет ее подключиться к камерам, всюду натыканным в помещении, где стоит большая двуспальная кровать бывшего всесильного босса корпорации «Лунар».

В эти минуты Маркус Адассис уже сидит на матраце. Из своей комнаты, из глубины сферы Тэна взирает на него глазами, заключенными в сетевые линзы. Наезд – и вся тщедушная высохшая фигура некогда атлетичного здорового человека становится огромной. Зрелище отвратительное. Старик, раздетый по пояс, сидит сгорбившись, являя миру череду позвонков на изогнутой спине. Из его головы от нейровхода тянется кабель, соединенный с компьютером. К носу протянута трубка подачи кислорода. Кожные контакты облепляют тело, постоянно передавая машинам данные о состоянии его нервной, кровяной, гуморальной систем, записывая сердечные ритмы и мозговую активность. Периодически впрыскиваемые препараты с «растворенными» в них нанороботами вычищают из клеток мертвый биоматериал, стимулируют обмен белков и утилизацию глюкозы в мозговых тканях. Это происходит дважды в неделю.

Существуют и «нестандартные» процедуры, более редкие и серьезные. Обновление клеток печени, постепенная замена мышечной массы сердца на новую, активную, состоящую наполовину из синтетических материалов. Адассис не может говорить, за него это делают машины. В его голосовые связки вшиты микродатчики, улавливающие слабые нервные импульсы. Адассис говорит приятным голосом, смоделированным программой, и можно подумать, что ему лет пятьдесят, хотя на самом деле он почти втрое старше. Его глаза могут видеть только благодаря программной стимуляции глазных нервов, так что создается полное впечатление, что у старика со зрением все в порядке.

Тэна смотрит на отца одновременно с нескольких точек. Несмотря на ухищрения медицины, кожа его дряблая, потемневшая, покрытая пятнами. Специалисты по биоконструированию и генному тюнингу говорят, что жизненный потенциал Адассиса постепенно сходит на нет. Они будут продлевать его существование так долго, как будут способны, но они не боги. Медицина не даст Адассису бессмертия, он и так прожил почти сто пятьдесят лет.

Тэна думает, что старик жалок в своих попытках перехитрить время. Каждый раз, когда оно вновь догоняет Маркуса, удар получается сильней предыдущего. Существо видит изменения. Отец сдает. После каждой процедуры он бывает энергичным и полным сил все меньшее количество времени. Скоро он превратится в скелет, развалину, не способную сказать ни слова даже со всеми этими механизмами.

Клоны не спеша делают свое дело. Тэне даже нравится за ними наблюдать. Она наслаждается этой поэзией упадка и умирания. Две девушки раздевают его целиком, чтобы вновь одеть в нежную бумажную одежду – брюки и куртку на пуговицах. Все это время, пока клоны работают, Адассис молчит и не предпринимает никаких собственных действий. Он похож на сломанную марионетку с оборвавшимися ниточками. Надо было прожить полтора века, чтобы стать таким. Это стоит определенных усилий и большого капитала – превратиться в нечеловека.

Голову старика обрамляют седые жидкие волосы. Врачи ничего не стали делать с ними. Адассис почти десять лет не появляется на людях, поэтому хорошая внешность ему ни к чему. К тому же любая косметическая процедура отняла бы у него много сил, а их в его положении необходимо экономить всеми возможными способами.

Тэна видит, как начинает трястись его голова, и испытывает некое злорадное удовольствие. Уродливые губы слегка двигаются, но, конечно, не могут изобразить полновесную улыбку. В рот ей вставлен многофункциональный катетер, трубки которого тянутся к желудку, легким и другим органам. Тем не менее она улыбается. Как-то раз на одном форуме Тэна живописала страдания распадающегося человека, выложила картинку во всех подробностях и снабдила снимками наиболее отвратительного содержания. Это повергло участников форума в шок, но потом снимки разошлись в Сети. Отец даже не знает, что стал объектом обсуждения и предметом вожделения неких мифических извращенцев, которых слишком много в виртуальном пространстве. Существо унижает его, а он даже не знает об этом. Не то чтобы он был глуп. Благодаря всяческим процедурам, его мозг функционирует на уровне семидесятилетнего человека, но Адассис потерял ряд существенных умений – например, выстраивать ассоциативные ряды и фантазировать. О чем он на самом деле думает, существо не знает, но его многозначительное молчание – это, конечно, не философская житейская недосказанность, а просто плохая проходимость сигнала. Он лишен воображения, в его мире все конкретно. Сейчас он озабочен тем, чтобы опорожнить кишечник и мочевой пузырь. Клоны подсоединяют к его катетерам трубки, и аппараты выкачивают из организма все излишки. Приходят еще два клона. Они привезли кресло на колесах. Значит, старик поедет на прогулку во двор. Но перед этим – завтрак.

Адассис сидит в кресле. Теперь кабель не нужен, старик общается со своим компьютером дистанционно. Нательные устройства тоже переключены в беспроводной режим. Девушка-клон укрывает старика клетчатым толстым пледом, оставляя открытой лишь голову, и везет в столовую. Адассис улыбается. Тэна догадывается, что ему хорошо. Блестящие линзы смотрят в пустоту. Наверное, старик грезит наяву, потому что к Сети он пока не подключен.

В столовой длинный стол, блестящий полировкой, на котором стоят золотые канделябры. Высокие окна и тяжелые темно-красные шторы с золотыми шнурами. Огромный малахитовый камин и зеркало над ним величиной с гаражные ворота. Адассис придерживается классического стиля, ему нравится думать, что он принадлежит к последним представителям аристократии, но это, разумеется, бред упадочного рассудка. Он вышел из грязных низов, сам продукт дегенеративной наследственности, внешне здоровый, но изнутри – кладезь генетических пороков. Как многие ему подобные, деньги он считал индульгенцией, оправданием своего существования и даже великим достижением, внесшим вклад в развитие цивилизации.

Тэна следит за отцом, в то время как ее медиа живут на просторах Сети, занимаясь какими-то своими делами. Некоторые из них на девяносто восемь процентов автономны, это уже вполне сформировавшиеся искусственные интеллекты. Существо испытывает к ним почти материнские чувства.

Отца подвозят к столу и приспускают плед, чтобы он мог есть собственными руками. Перед ним на подносе его завтрак. Жидкая овсянка, обогащенная питательными веществами, высокий стакан сока, насыщенный витаминами, и слегка поджаренный тост из недрожжевого хлеба. Две девушки стоят позади Адассиса, а двое слуг в отдалении, возле дверей. В столовой молчание. Старик медленно берет ложку и начинает есть. Адассис делает это медленно, забрасывая кашу себе в рот так, словно он ребенок, ничего еще не умеющий. Тэна слышит его чавканье. Каша течет у Адассиса по подбородку и падает на плед. Клоны, привычные ко всему и не испытывающие таких эмоциональных проблем, как натуральные люди, ловко и почти незаметно для старика убирают потеки.

Адассис горд тем, что может поднять стакан с соком самостоятельно. Он пьет, проливая половину. Сто лет назад у него была подкорректированная хирургией атлетическая фигура, большая мышечная масса. Пластика лица сделала из него бога. Он был звездой, образцом для подражания. Теперь его достижение – удержать стакан сока. Влага льется ему в горло. Старик шумно глотает. Даже у Тэны этот звук вызывает омерзение.

Наконец бывший властелин финансово-промышленной империи сыт. Адассис впервые произносит слово с того момента, как проснулся:

– Везите во двор. Хочу подышать воздухом.

Коляска бесшумно катится по ковровым дорожкам. Тэна спрашивает себя, сколько же лет еще будет повторяться одно и то же. Думает ли отец о смерти? Мечтает ли о ней? Боится ее?

Клоны везут Маркуса Адассиса через пустой особняк на улицу. Задерживаются у главного входа – больших двустворчатых дверей, чтобы надеть на старика шапочку. Сейчас ранняя весна и довольно холодно. На небе тучи, серый свет заполняет пространство. Парковые деревья стоят по-прежнему голые, черные и похожи на некие абстрактные скульптуры из проволоки.

Вороны, верные себе, приветствуют появление хозяина особняка многоголосым карканьем. Одна птица срывается с ветки, подавая пример остальным, и вся стая начинает кружить над парком. Воронья рапсодия бьет по нервам.

Старик наблюдает за этой картиной с крыльца.

– Почему вороны еще здесь? Я же приказал сделать что-нибудь, чтобы их не было.

Смоделированный голос вполне реалистично передает эмоции. Смятение и страх. Губы у Адассиса ходят ходуном.

– Вчера был сделан запрос в санитарную службу, – произносит одна из девушек. – Нам обещают, что птицами займутся сегодня.

– Негодяи, – говорит Адассис. – Неужели так трудно сразу выполнить мой приказ?

– От нас это не зависит, господин Адассис. Они говорят, что весной в городе слишком много грязи. Не успевают локализовывать эпидемии.

Старик так резко поворачивает голову к девушке, что кажется, что шейные позвонки должны непременно сломаться.

– Не зависит? А что от вас зависит? Куски мяса! С каких это пор не деньги правят миром, а чиновники?

Клоны бесстрастны. Одна из них толкает кресло по наклонному пандусу, в то время как старик сыплет бранью. Он повторяется. Ему не хватает фантазии. Много-много лет назад Маркус знал такие выражения, что заставили бы покраснеть и киберсобаку. Теперь его ругань – всего лишь лепет рассерженного ребенка, не умеющего толком оскорбить. Существо видит, как старик начинает плакать от собственного бессилия. Слез нет, потому что глаз как таковых не существует. Все лишнее давно удалено. Этот стариковский плач похож на покашливание и сопение во сне – непосвященный не смог бы понять, что происходит.

Кресло съезжает с крыльца и останавливается. В руке у одной из клонов появляется инжектор с дозой транквилизатора. Хозяин чересчур возбужден, а это для него вредно. Под аккомпанемент вороньего карканья Адассису впрыскивают препарат. Спустя десять секунд на губах старика вновь возникает улыбка, его депрессия улетучивается. Даже воронья стая, кружащая над деревьями, не кажется такой жуткой и тревожащей, как раньше.

Тэна подключается к отцовским глазам, о чем не знает даже его компьютер, и видит, как перед ней покачивается парковая дорожка, выложенная мраморными плитами. Кое-где валяются плохо убранные прошлогодние листья. Взгляд натыкается на дохлую ворону. Она лежит у края дорожки, подняв лапы кверху и воткнув в небо клюв. Старик никак не реагирует на птичий труп.

Тэна оставляет зрение отца и подключается к его компьютеру. Адассис воспринимает ее голос.

– Ты слышишь меня?

– Слышу, – отвечает он. – Ты уже обо мне не вспоминаешь?

– Почему же? Я постоянно рядом. Ближе, чем ты привык думать.

– Я знаю, что ты подглядываешь.

– Ну и что? – Молчание. – Я хотела тебя спросить: что бы ты сделал, чтобы не быть в своем теле? Чтобы начать новую жизнь…

– Я не понимаю. – Адассис склоняет голову.

– Ты умираешь. Медленно, но верно. Ты бы хотел продлить себе жизнь? Измениться?

– Я и так это делаю. – Слова еле различимы, но Тэна все слышит через локальную сеть.

– Нет. Ты продлеваешь агонию, а внутри тебя все равно происходит распад. Я говорю о качественно ином существовании, отец. О другом теле, о другой жизни.