Путешествия Никласа

– И настойчивые! – Гемма поддержала мать. – Всего за девятнадцать тысяч лет смогли познать все аспекты бытия. Великий Зумино, как же глубоко они проникли в его ткань, если рассудили таким решительным образом. Вы не знаете, каким путем предки собираются подарить себя Вселенной?

– Подожди, объявят, – вступил Никлас. – Сейчас в моде очень красивый способ – мгновенное ослабление межатомных связей вдали от жилья, как раз между звездами своего клана. Бывшие частицы тел миллионы лет летят в космосе, пока не осядут на твердых телах или не поглотятся газовыми облаками.

– Прекрасная смерть.

Гемма была права, потому что подарить свое вещество открытому космосу – значит ненамного, на неуловимую долю наносекунды, но все-таки отдалить тепловую смерть мира. Великий долг человека в том, чтобы отдавать материю собственного тела вплоть до последнего мига, до Всеобщего Конца по имени лептонный распад. Пусть до него еще целых 830 миллиардов лет, а мир еще не вышел из «младенческого» возраста… Именно сейчас стоит заботиться о далеких потомках и завещать им свои атомы – ведь из них когда-нибудь родятся новые звезды.

Ролик Гелиодезической Комиссии, прокрученный в мозгах Антоновых, закончился торжественной нотой: счастливые Аманда-7 и Егор-5 пожелали родичам богатого и конечного бытия, вознесли хвалу негэнтропии и Хабблу, обнялись, чтобы слиться в единую структуру… Колоссальная голограмма растворилась в небе, и вслед за этим гостям праздника показали стандартный, но всегда волнующий процесс разрушения связей между атомами сцепленных тел именинников. Частицы, еще секунду назад организованные в живую структуру, рассеялись бледнеющим облаком и устремились каждая к своей неведомой цели…

Когда восхищение Антоновых поутихло и они принялись высматривать биоформы с горячительными или охлаждающими жидкостями, трансляторы отыскали в толпах Аманду-8 и Егора-5.

– Познакомьтесь с этими симпатичными людьми! – вскричал распорядитель праздника, чиновник из Демографической Комиссии, на всех электромагнитных частотах, акустикой и гравитацией. Женщина походила на перекошенную древнюю табуретку, а мужчина напомнил Никласу одну из его последних биоформ, с головой вместо живота. Стоял он на восьми ногах, причем не слишком устойчиво. – Их номера первыми сдвигаются на ступеньку вниз, к истокам вашего рода!

– Я так рада, – скрипнула бывшая Аманда-8, в одночасье ставшая седьмой в веренице тезок. – Я горжусь тем, что ношу теперь имя такого замечательного человека, каким была Аманда-7.

– И я, – утробно добавил человек-живот. – И я горжусь!

Они закричали от восторга, и все остальные присутствующие подхватили их ликующий крик. «Хорошо, что эти новорожденные не в нашей башне, – подумал Никлас. – А то бы затоптали».

– Папа, а сколько раз тебе доводилось менять суффикс у имени? – спросила Гемма. Ей удалось поймать биоформу, и она ловко выудила из нее кучу разных лакомства вроде ферми-желе с плазменной крошкой и хиггс-бозонами, брикета прессованного зеркального вещества и бензольного пудинга в простом силовом стаканчике.

Историк отнял у нее пудинг и ответил:

– Не так много. Начинал я как Никлас-14.

– А меня при рождении назвали Ириной-73, – сообщила жена. Она раздобыла себе концентрированный коктейль из актиноидов в глубоком золотом бокале и помешивала его языком, заодно пробуя на вкус.

Тут в небе принялись показывать Егора-6, ставшего пятым, и Гемма заскучала:

– Этак еще долго может продолжаться.

– Была бы ты Амандой, скажем, 40-й – терпеливо бы дожидалась своей очереди, а потом прыгала перед транслятором и говорила глупости, – усмехнулась Ирина. – Когда еще показать себя всем родственникам сразу?

– Вот еще! Стану я прыгать…

Биоформы за работой

4/92. Ночью Бета прошла перигелий своей орбиты. Все еще не могу подобрать для своей звезды несистематическое название (систематическое, разумеется, предельно сухо и является просто набором букв и цифр). Зимние температуры на моем плато, согласно измерениям, опускаются до ста тридцати Кельвинов, летние аж на сто Кельвинов выше. Но какая мне разница, не за тем я сюда приехал, чтобы исследовать этот безжизненный кусок камня, бестолково крутящийся тут восемь миллиардов лет. Таких планет во Вселенной – почти столько же, сколько нормальных звезд, то есть… Вот-вот, сотни триллионов.

На 3-мерной проекции Вселенной моя галактика выглядит крошечным крестиком, у нее четыре бледных рукава, и самый удаленный от ближайшего клана – мой «медвежий угол», как сказали бы в древности. И почему «медведей» загоняли в углы?

Энтроп работает как заведенный. Жжет в своей термоядерной топке микрограммы топлива и упоенно распыляет ледяную криомагму. Естественно, делает он это намного быстрее, чем «Нептун» успевает заполнить пустоты элементами конструкций. Не знаю, чем будет заниматься этот оголтелый разрушитель, когда покончит с реализацией проекта удаления «почвы». Я спросил его об этом, когда от скуки гулял по стройке, критически фиксируя недоделки и сбрасывая их на приемный канал связи «Нептуна».

– А чего? – набычился энтроп, недовольно притормозив. Его оптические датчики охряно сверкнули, будто излучив избыток внутренней энергии. – Проект не завершен, хозяин.

– Меня зовут Леонид, а не «хозяин».

– Понял, хозяин Леонид, уже записал в память.

– Почему ты трудишься с такой огромной скоростью? Неужели тебе не требуется подзарядка протеинами?

Энтроп задумался, неуверенно поводя раструбом выключенного деструктора. Не знаю, имеется ли в этом устройстве предохранитель, надо поглядеть в спецификации форматора… Правда, для этого придется отнять его у негэнтропа и, следовательно, временно прекратить возведение дома. «Нептун» подслушал наш коротковолновый разговор и счел нужным вмешаться:

– Нагрузка на цепи моего помощника оптимальна, шеф. Пусть работает, ему полезно для правильного энергетического баланса в организме. А то еще сойдет с ума и распылит стену.

Нет, все-таки надо причесать его словарь, выкосить из него устаревшие слова. И какой кретин только программировал его лингвистический блок? Подвижки в строительстве довольно серьезны – полностью готов почтовый отсек со стандартным полевым дыроколом и блок поддержки систем, с которого и началось возведение дома.

Биоформа шалит

8/223, вечер. Вернулись они с Ириной к домашней звезде довольно поздно, когда дом успел очутиться на ночной стороне планеты. Ирина достала каталог семейных записей и проглядела его, время от времени зачитывая названия эпизодов.

– А помнишь, как ты возился со своей первой биоформой? – рассмеялась вдруг она. – У меня сохранилось приятное впечатление от этой записи. Это уже после рождения первенца…

– Разве? – Никлас устало покачивался на гравитационных волнах, в перекрестье тонизирующего излучения. Профессиональные интересы попытались взять верх (как же, задание самого Петрова!), и им это удалось. Действительно, надо бы освежить в памяти, что движет людьми при создании биоформы. – Посмотреть хочешь?

– Давай, – согласилась она. – Запись короткая, всего на двадцать минут… Подключим тактильные связи?

– Не советую, я тогда плазмой обжегся.

Она поместила кассету в прорезь транслятора и прыгнула к мужу, а напротив них сформировалось объемное изображение первой лаборатории Никласа. Как же давно это было! По периметру нижней грани голограммы пробежали цифры полной даты – 24,183,950,037 от Б.В., 231/15:22, затем абсолютные (на момент регистрации) координаты транспортного дырокола, записанного на семью Антоновых, и его красное смещение. Затем вся мешающая восприятию информация растаяла, осталась только предельно сокращенная дата – 7/231.

Через пять секунд транслятор настроился на текущие параметры мозга Ирины и Никласа, чтобы прокрутить запись непосредственно в их сознании. Цветные лазерные блики истаяли, ощущение времени и пространства тоже, заменяясь теми, что зафиксировала кассета мнемографа около восьми тысяч лет назад…

Ассоциация 3

– Так, теперь приладим органы движения! – Никлас смахнул со стола все лишнее, задав работу личному негэнтропу. Тот принялся тщательно подбирать инструменты, гайки, прокладки, обечайки, оптоволокно и прочую мелочь с пола, жужжа где-то сбоку.

А молодой экспериментатор склонился над совершенным телом своей первой биоформы – полым шаром с десятком отверстий, в которые можно было бы вставить манипуляторы и другое навесное оборудование. Все внутренние органы изделия – сердце, универсальный желудок, нервная система – функционировали отменно, ожидая только команды «мозга» на пробуждение.

– Почему ты не хочешь приделать ему такие же ноги, как у нас? – спросил Павел-32. Мальчику недавно исполнилось десять лет, и он только постигал мир. Вчера, например, он самостоятельно создал придонный ветер, чтобы запустить примитивный источник питания для механической игрушки с пропеллером.

– Пусть будет элегантным и подвижным, – ответил Никлас. – Опять же, мы обязательно запишем ему программу анализа поверхности, чтобы он мог выбирать, как ему двигаться.

– А на спине повесим ранец со сменными конечностями! – подхватил сын.

– А ты здорово придумал, – похвалил его будущий историк и потрепал ладонью по крупной голове с тремя глазами и одним круглым ухом-антенной, способным улавливать практически все типы излучения.

Павел был крепким малышом, почти квадратным и четвероногим. Ирина с Никласом долго спорили, смешивая в программе «Твое дитя» гены будущего ребенка, а потом решили не изобретать разных редких комбинаций и дать младенцу нормальное, приспособленное для комфортной жизни тело. Так что младенец мог свободно дышать и в песке, и под водой, имел добротный восприимчивый мозг с десятком ячеек для вживляемой памяти, поглощал ультрафиолет и рентгеновское излучение, преобразуя их в энергию мышц. Ненадежную конструкцию позвоночника любящие родители заменили системой крепких, богатых кальцием и титаном костей, которая позволяла малышу спокойно падать, не боясь переломов. Одним словом, первенец получился отличным во всех отношениях – наверное, как и каждый ребенок во Вселенной, которому отец и мать стремятся подарить все самое лучшее из богатого генетического материала человека.

Никлас погрузил руку с зажатым в ней «мозгом» вглубь круглого тела биоформы, с чавканьем раздвигая ткани, и коснулся пальцем переключателя активности. От скопления микросхем протянулись жгутики искусственных нервов из сверхпроводника, опутали внутренние органы и запустили их. Биоформа дернулась, ее сердце запульсировало, и по прозрачным сосудам потекла насыщенная кислородом и глюкозой жидкость.

– Кто я? – скрипнуло из динамика на головогруди.

– Заработало! – обрадовался Павел и схватил ногу-шарнир, чтобы приладить ее на место.

Внезапно под столом что-то зашипело, и голень Никласа обожгла боль. Он сжался от блокирующего спазма, рука внутри биоформы вздрогнула и порвала один из нервов. Изделие хрюкнуло и растеклось по столу бесформенным желеобразным блином.

– Шкловский его побери! – выругался Никлас, аккуратно вынул из биоформы руку и нагнулся. Под столом стоял виноватый негэнтроп с плазменным резаком, который он еще не успел сложить в свою корзину для хлама. Часть мышечной ткани на голени испарилась, обнажив закопченную кость. – Что за номер?