Демон Эльдорадо

Тревожно заблеяли ламы – они почуяли запах крови и стали рваться с привязей.

Жрец вздрогнул и приготовился скрыться в темноте, если кто-то вздумает проверить, что так испугало глупых животных. Мысленно он послал на головы тупых тварей проклятие, заодно укорив за неосторожность себя самого. Не стоило учинять засаду в таком месте! Но в приютном доме продолжалось веселье, играл заезжий музыкант и оглушительно смеялись служанки. Шума никто не услышал, и жрец отер со лба внезапно выступивший пот.

Раб дернулся в последний раз, булькнул распоротым горлом и замер. Это было некстати, но ритуал прекращать нельзя было ни в коем случае. Морщась от запаха перегара и крови, жрец вонзил клинок в грудь мертвеца и сделал длинный надрез, освобождая ребра с левой стороны груди.

Великие боги! Примите эту жертву!

Вытянув руки в сторону звезд, жрец сдавил горячее человеческое сердце пальцами, имитируя его последнее содрогание. Боги так далеки, что не заметят подобной мелочи. Человек до рези в глазах вгляделся в равнодушное черное небо, истово мечтая увидеть хотя бы проблеск внимания к еще теплой крови.

И он увидел!

Сияющий глаз бога медленно прочертил небосвод, подмигнув жрецу два раза! Тот едва не захохотал от восторга и счастья, но подавил естественный порыв и преклонил колено, возвращая сердце на место. Наконец-то боги приняли дар!

Кетук плеснул на ладонь ледяной воды из кувшина и протер лицо. Вода пахла глиной и нисколько не освежила – будто в разгар дня окунулся в поильню для лам.

Отец, конечно, уже ушел. Скоро праздник, и есть возможность обменять хоть на один резной булыжник больше, если прийти на рынок раньше других резчиков по камню и занять выгодное место. А может, он решил доделать каменного солдата, которого вырубал по заказу распорядителя. Даже скорее всего, потому что торчать на рынке и зазывать менял было не в отцовском характере.

От очага, сложенного в хозяйственном углу, тянуло вонючим дымом сушеного навоза. Мать склонилась над слабым огнем и подбрасывала в него топливо, которое разминала кривыми коричневыми пальцами. Одна из сестер толкла в котелке стылую маисовую кашу, оставшуюся после вчерашнего ужина. Младшие дети возились на шкурах ламы, сальных и протертых во многих местах. К утру те свалялись и больше походили не на лежак, а на кучу хлама. Внутри нее попискивал младший мальчишка.

Кетук как старший сын и воин на службе у сапаны спал отдельно.

А дров-то осталось совсем мало, недаром на помет перешли… Может, отцу сегодня повезет и он сможет обменять свои фигурки на что-то стоящее: маниок или новую посуду взамен разбившейся, например. Вот как недавно, когда он смог раздобыть тощую курицу и мешочек соли.

– Я не сказал, – проговорил Кетук. – Завтра в поход выступаем.

– Куда? – опешила мать.

Она и остальные дети, братья и сестры Кетука, разом перестали приводить себя в порядок и уставились на него. А старший после Кетука парень дурашливо вытянул руки с невидимым копьем и стал толкать сестру, всего на год младше него. Та завизжала и плеснула в мальчишку водой из ладошек.

– За перевал, – сказал Кетук. – В лес.

– И то дело. А то работать скоро некому будет.

Кетук был согласен с ее мнением, как обычно. Мать прожила на свете в два раза больше него и отлично знает, как хорошо трудятся на полях рабы. Потом-то, конечно, часть из них мрет от плетей и недоедания, но случается это нечасто… А через год можно и снова набег совершить.

– Жениться бы тебе, – вздохнула мать. – Гляди, отнимут у тебя Арику.

И это тоже было правдой. Вернее, Кетук опасался того же, что и старая женщина. Вот было бы ему двадцать лет! Так нет же, еще целый год нужно терпеть. Когда родители Кетука и Арики десять лет назад сговорились о будущей свадьбе своих детей, никто и предположить не мог, какой красавицей станет Арика. Сейчас ей всего шестнадцать, а ни один покупатель не может пройти мимо нее спокойно, с закрытым ртом. Арика даже старалась ходить в рваной одежде и мазала личико сажей из очага, да все напрасно, молву не остановишь.

А главное – Кетук знал, что многие девушки сами стремятся обратить на себя внимание знати. Как еще выбиться из нищеты? Если повезет, возьмут в семью сановника младшей женой, научат ткать и готовить роскошные блюда. Или устроят в храм, чтобы совершать каждодневные ритуалы. А тут уже все в руках богов, которым куда ближе дворцы возле вершины, чем крошечные домики у подножия, склеенные друг с дружкой, как маисовые зерна в котелке. Будут боги милостивы – заметит тебя сапана и возьмет к себе в чертоги любимой наложницей…

Нередко Кетук слышал за спиной подобные пересуды. И столько же раз хотел поговорить с невестой наедине и убедить ее позаботиться о себе. Но вдвоем их не оставляли. К тому же Арика всегда так смотрела на жениха, что язык у него отнимался. Доведись ему остаться с девушкой наедине, ничего бы она так и не услышала – так и просидел бы напротив нее Кетук безъязыким камнем.

– Он их копьем проткнет! – радостно сказал один из ребят и тут же изобразил, как это надо делать.

– Как бы его самого не проткнули… Ну хоть голов принесешь, все богам будет что показать.

Кетук поморщился, словно маис в плошке перед ним был несвежим. Ему нисколько не нравилось, что воины, вернувшиеся из похода, развешивают под крышей своего дома головы убитых врагов. Мало того что они воняют и привлекают множество мух, пока не высохнут. Так ведь еще все знают, как эти головы добываются! Кто побогаче и успел награбить побольше, потом покупает их у соратников. Вот и получается, что самые доблестные, пожалуй, меньше всех имеют трофеев. Настоящее мастерство только во время мирного состязания и можно доказать – и Кетук очень серьезно готовился к нему. И не зря, вот в походе и проверит, чему успел научиться.

– Так ты чего в казарму-то не торопишься? – всполошилась мать.

– Иду, иду! – Кетук запил кашу холодной водой и поднялся.

Как обычно, поверх холщовой рубахи, в которой он и спал, Кетук надел свой воинский плащ до колен, расшитый сестрами по всем канонам. Морда пумы смотрелась на нем как живая, а при ходьбе она словно скалила огромные клыки. В таком плаще никакой чиновник не остановит солдата и не спросит, почему он шатается по улицам, а не работает вместе с семьей на общинном поле.

Кетук пригнулся в дверях и вышел на узкую улочку. Худая лама соседа, привязанная к каменному пальцу, повернулась к юноше и фыркнула.

После того как год назад Кетуку повезло поступить в солдаты и он стал бывать в квартале сановников, его собственное жилье казалось ему отвратительным. Не нравился низкий тесный дом под кукурузной соломой, его слепые корявые стены и облезлые собаки, давно уже забывшие, кто их хозяин. Все здесь его раздражало – наглые ламы и беззаботные рабы, не обязанные содержать семью, вороватые собаки и глупые куры, визгливые дети и вредные старухи. А особенно не нравилась ему вонь от желоба для нечистот, куда сливали ночные горшки все пять семей, принадлежащих к его общине. Кетуку казалось, что эта вонь прилипла к нему с самого рождения и не отстанет уже никогда.

Туман, что скопился в низине, над рекой, еще не успел рассеяться и наполнял воздух ледяной сыростью. Горы с противоположной от бога Солнца стороны были глубоко синими, будто окунувшимися в стылую воду, даже белые макушки у них отливали синевой.

Кетук повернулся к ним спиной и зашагал по улочке вокруг горы, на склоне которой притулилась столица государства аймара, Тайпикала. Навстречу ему то и дело попадались крестьяне с мотыгами и палками. Они шли, разумеется, в другую сторону – к узким террасам, опоясавшим склон. Приближается время сбора кукурузы и маниока, каждый нынешний день будет кормить весь город, когда наступит сезон дождей.

Молодой воин повернул вверх, к застроенному хорошими каменными домами участку города. В прошлом году здесь случился оползень, и часть горы съехала вниз, похоронив под собой десяток крестьянских домишек. Зато крыши знати стали казаться еще выше, почти вровень с облаками – особенно когда бог Солнце пляшет по золотым волокнам, вплетенным в солому, голыми пятками.

Землю после обвала собрали и насыпали из нее несколько новых участков для маиса, а валуны размельчили и добавили к стене со стороны леса. Пара мягких камней досталась и Акучо – отцу Кетука.

Вообще-то Акучо повезло, что он родился в семье резчика по камню и сам стал резчиком. Когда работаешь с камнем, придавая ему резцом нужную форму или выдалбливая прекрасный рисунок, общаешься с самими богами… А в обычной жизни не обязан подчиняться общине и многочисленным правилам, пеленающим крестьян и солдат по рукам и ногам. Зато и довольствие твое целиком зависит от чиновника или жреца. Попадется тебе привередливый ценитель прекрасного, и по десять раз будешь переделывать одно и то же украшение для здания или храма, сбивая в кровь руки. А плата за результат одна…

И никакой надежды самому пробиться в чиновники.

– Кетук!

Юноша вздрогнул и оглянулся. Неужели его узнал один из старейшин и хочет спросить о причинах безделья? Но нет, его догонял запыхавшийся товарищ, такой же солдат. Звали его Синчи. В отличие от Кетука он был настоящим наследственным воином – его отец года два назад погиб во время похода на восток, в страну священных пум и змей. Синчи несколько месяцев назад женился и построил себе закуток рядом с родительским домом, где и проживал сейчас с беременной женой. Кетук помогал ему собирать камни для стен, покрывать их глиной и плести плотную крышу из промазанной глиной же травы.

– Вот, заметил тебя и решил присоединиться, – сказал Синчи, и они зашагали рядом. – На рынок идешь?

– Да, собираюсь проведать отца.

– Что ж, заглянем к нему вдвоем, – легко согласился Синчи. – Только ненадолго, чтобы не пропустить сбор в казарме.

Он еще в прошлом году, когда Кетук только нанялся в войско простым копьеносцем, стал помогать новобранцу с усвоением воинской премудрости. Правда, сразу же признался, что ему приказал сотник. Синчи был гораздо более умелым и физически развитым воином, хотя Кетук тоже даром время не терял, когда ворочал валуны с отцом. Но вся сила Кетука была бестолковой, потому что он не умел как следует приложить ее, тратя на лишние движения. Правда, с тех пор родился не один месяц, и сейчас товарищи уже почти сравнялись в воинских умениях.

– Сегодня же не должно быть сбора! – возразил Кетук.

– Пользуйся каждой возможностью покидать копье и поработать с пращой, – наставительно отозвался друг. – Ты ведь не хочешь погибнуть в первой же схватке с врагами.

– Лесные дикари, – фыркнул молодой солдат.

Он слишком долго тренировался с копьем и кинжалом, бегал с товарищами по крутым тропам и купался в ледяной воде. Теперь он мог не опасаться жителей леса, способных победить лишь обезьяну и такого же, как они сами, получеловека.

– Не могу поверить, что увижу пуму, – вырвалось у Кетука.

– Мне отец рассказывал о них, – похвастался Синчи. – Наши-то совсем не страшные! – Он ткнул пальцем в нарисованную на плаще морду животного. – А пума как заревет ночью – сердце выпрыгивает!

– Это же бог, – рассудительно кивнул Кетук.

– Только ты его не увидишь… Иначе смерть. Кто увидел пуму – считай мертвец.