– Нет, я не то хотела сказать. Конечно, он требует вмешательства профессионала типа вас, но не настолько глубокого, чтобы добывать какие-то долговые документы, компромат и тому подобное.
Виталик заёрзал на стуле, молча приглашая Аллу Львовну продолжать.
– Случай для детектива необычный. Не совсем обычный. Ничего если я закурю?
– Конечно, конечно, я и сам бы не отказался.
Увидев, что она протягивает ему пачку каких-то дамских «лайтс», Виталик замотал головой.
– Нет-нет, у меня свои.
Засунув руку в карман ветровки, он нащупал пачку и, не извлекая её, приоткрыл наощупь крышку и выудил сигарету.
Алла Львовна закурила, встала и заходила по кухне. Вступительная часть получилась несколько путаной, и теперь Виталик молча ждал.
– Прежде всего я хочу объяснить, почему оторвала ваш телефон… Попробовать объяснить. Разумеется, видя в объявлении только цифры и имя, невозможно понять, что это за человек, насколько он силен… в смысле – профессионален, сколько ему лет и прочая и прочая. Думаю, что я это сделала по наитию. Скорее всего, потому что если человек клеит объявление на остановке, значит, он и живёт где-то поблизости. То есть – если с ним нужно увидеться, это можно сделать быстро. Я ведь специально никого не подыскивала для своего дела. Ни в интернете, ни в других источниках: вообще была далека от этого. А вот на остановке – раз! – меня будто осенило. Как раз годовщина…
– Годовщина чего? – не понял Виталик.
– Смерти моего сына.
«Уже теплее, – подумал он, – выясняется хотя бы суть вопроса».
– Так дело касается смерти сына? Я правильно понимаю?
– Да.
Алла Львовна затушила сигарету.
– Понимаете… Ах, ну да, вы же ровно ничего не знаете. Его не убили, он не погиб в аварии, не умер от болезни. Он самолично, как утверждает экспертиза, устроил себе передозировку успокоительным.
– А причина?
Алла Львовна горько улыбнулась.
– Угадайте. Ему было двадцать пять.
– Денежные проблемы? Несчастная любовь?
– Последнее. С десяток таблеток клофелина, запитых водкой. Так заключили эксперты.
– И с тех пор прошёл год, я правильно понимаю?
– Всё правильно.
– Так чем же я могу помочь?
Анна Львовна подошла к окну. Стоя к Виталику спиной, она пыталась собраться с мыслями. Да, подумал он, изучая её фигуру: я могу предположить, что эта худоба – свидетельство переживаний. Но ноги! молодые стройные ноги! и бедра как у нерожавшей девочки! как ей может быть хорошо за сорок, если учитывать возраст сына?
– У меня остался его дневник, вернее, часть, где он рассказывает об отношениях с той особой. Возможно, что-то там проскользнуло мимо меня… Там упоминаются его друзья, так вот к вам у меня просьба…
– Он вел дневник? В наше-то время, в век интернета!
– А что удивительного? Я тоже в молодости вела дневник.
– Ну, вы – это одно. Тогда вообще всё было не так, как сейчас.
Она повернулась и смерила его странным взглядом. Виталик подумал, что сморозил чушь. Он чуть было не добавил, что они с погибшим ровесники, но вовремя осёкся.
– Саша не был душой общества, он был мягким и ранимым. Много времени проводил дома, вне компаний. Почему бы ему не записывать иногда свои мысли? Да и не дневник это вовсе. Так, обычная spiral book.
– Спайрал что?
– Общая тетрадь формата А4 с корешком-спиралью. Такие сейчас в ходу у учащихся колледжей. В моём понимании это не дневник. Настоящий, классический, выглядит совсем не так: обложка должна быть твердой, из ткани или кожи, а не картонной, и страницы надежно прошиты, а не как здесь.
– Хорошо, но я все-таки пока не понимаю, чем могу быть полезен.
Алла Львовна вышла из кухни, и через минуту вернулась с потрепанной тетрадью в руках, – её страницы были скреплены красной пластмассовой спиралью.
– Вот о чём я говорила. Ваша задача, какой я её вижу, постараться найти в Сашиных записях некие подводные камни, которые пролили бы свет на его поступок. И у меня есть пожелание… Нет, не пожелание, а затаённая надежда, что вам удастся докопаться до сути. В том смысле, что это не он приготовил себе смертельную дозу. Что его заставили это сделать. Насильственно. Я читала его записи десятки раз, но никаких намеков на насилие так и не обнаружила. Может, вам удастся. И тогда прольётся свет, и кто-то за это ответит. Берите.
Виталик был слегка ошарашен характером предложения.
– Стоп, стоп. А почему вы думаете, что я там что-нибудь найду, если вы сами изучали дневник десятки раз?
– Повторяю: там упоминаются его друзья и знакомые, с которыми надо будет встретиться и узнать у них подробнее о том, что произошло.
– А вы сами? Неужели вы не разговаривали с ними?
– Через неделю после похорон я уехала работать во Вьетнам. На год, по контракту.
Виталик вгляделся в её лицо. Оно оставалось непроницаемым.
– Интересно… Прямо вот так взяли и уехали?
– Знаете, Виталий, такую работу редко предлагают. Во-первых, это деньги, и хорошие деньги, а во-вторых, мне совершенно не хотелось здесь оставаться. Так что всё совпало.
– Что за контракт? Что за работа? Простите, хоть к делу это, наверное, не относится, но я уже, как говорится, начал «ткать полотно».
– Договор между «Росатомом» и вьетнамским правительством: строительство атомной электростанции. Я занималась переводом технической документации.
– Вы вьетнамский знаете?
– Нет, там всё на английском.
Что-то Виталику здесь интуитивно не нравилось. Чувствовался какой-то подвох, но чтобы его раскрыть и понять, есть ли он вообще, следует, конечно, изучить записи. Что же, тогда надо брать быка за рога и договариваться о финансовой стороне вопроса. Изучать чьи-то дневники за здорово живешь он не намерен.
– Алла Львовна…