– Можете не продолжать. Мой случай совсем другой и не имеет отношения ко всей этой бытовухе. Он скорее мистического характера.
– Мистического? При чем тут…
Она болезненно поморщилась.
– Нет, я не то хотела сказать. Конечно, он требует вмешательства профессионала типа вас, но не настолько глубокого, чтобы изыскивать для предоставления какие-то долговые документы и тому подобное.
Виталик заерзал на стуле, молча приглашая Аллу Львовну продолжать.
– Случай для детектива будет необычный. Не совсем обычный. Ничего если я закурю?
– Конечно, конечно, я и сам бы не отказался.
Увидев, что она протягивает ему пачку каких-то «лайтс», Виталик замотал головой.
– Нет-нет, у меня свои.
Засунув руку в карман ветровки, он нащупал пачку и, не доставая ее, приоткрыл крышку и выудил сигарету.
Алла Львовна закурила, встала и заходила по кухне. Вступительная часть получилась несколько путаной, и теперь Виталик молча ждал.
– Прежде всего я хочу объяснить, почему оторвала ваш телефон… Попробовать объяснить. Разумеется, видя в объявлении только цифры и имя, невозможно понять, что это за человек, насколько он силен… в смысле – профессионален, сколько ему лет и прочая и прочая. Думаю, что я это сделала по наитию. Может, мне понравилась комбинация цифр, может – то, что, судя по номеру, человек живет где-то поблизости, то есть если нужно увидеться, это можно сделать быстро. Я ведь специально никого не подыскивала для своего дела. Ни в интернете, ни в других источниках: я вообще была далека от этого. А вот на остановке – раз! – меня будто осенило. Как раз годовщина…
– Годовщина чего? – не понял Виталик.
– Смерти моего сына.
«Уже теплее, – подумал он, – выясняется хотя бы суть вопроса».
– Так дело касается смерти сына? Я правильно понимаю?
– Да.
Алла Львовна затушила сигарету.
– Понимаете… Да, вы же ровно ничего не знаете. Его не убили, он не погиб в аварии, не умер от болезни. Он самолично, как утверждает экспертиза, устроил себе передозировку успокоительного.
– Причина?
Алла Львовна горько улыбнулась.
– Угадайте. Ему было двадцать пять.
– Денежные проблемы? Несчастная любовь?
– Второе. С десяток таблеток клофелина, запитых водкой. Так заключили эксперты.
– И с тех пор прошел год, я правильно понимаю?
– Все правильно.
– Так чем же я могу помочь?
Анна Львовна подошла к окну. Стоя к Виталику спиной, она пыталась собраться с мыслями. Да, подумал он, изучая ее фигуру со своего места: я могу предположить, что эта худоба – свидетельство переживаний. Но ноги! молодые стройные ноги! и бедра как у нерожавшей девочки! как ей может быть около сорока пяти, если учитывать возраст сына?
– У меня остался его дневник, вернее, часть, где он рассказывает об отношениях с той особой. Возможно, что-то там проскользнуло мимо меня… Там упоминаются его друзья, так вот к вам у меня просьба…
– Он вел дневник? В наше-то время!
– А что удивительного? Я тоже в молодости вела дневник.
– Ну, вы – это одно. Тогда вообще все было не так, как сейчас.
Она повернулась и смерила его странным взглядом. Виталик подумал, что сморозил чушь. Он чуть было не добавил, что они с погибшим ровесники, но вовремя осекся.
– Саша не был душой общества, он был мягким и ранимым. Много времени проводил дома, вне компаний. Почему бы ему не записывать иногда свои мысли? Да и не дневник это вовсе. Так, обычная spiral book.
– Спайрал что?
– Общая тетрадь со спиралью формата А4. В моем понимании это не дневник. Настоящий, классический, выглядит совсем не так: обложка должна быть тканевой или кожаной, а не картонной, и страницы надежно прошиты, а не как здесь.
– Хорошо, но пока я все-таки не понимаю, чем могу быть полезен.
Алла Львовна вышла из кухни и через минуту вернулась с потрепанной тетрадью в руках, – ее страницы были скреплены красной пластмассовой спиралью.
– Вот о чем я говорила. Ваша задача, как я ее вижу, постараться найти в Сашиных записях некие подводные камни, которые пролили бы свет на его поступок. И у меня есть пожелание… Нет, не пожелание, а затаенная надежда, что это не он приготовил себе смертельную дозу. Что его заставили это сделать. Насильственно. Я читала его записи десятки раз, но никаких намеков на насилие так и не обнаружила. Может, вам удастся. И тогда прольется свет, и кто-то за это ответит. Берите.
Виталик был слегка ошарашен сутью предложения.
– Стоп, стоп. А почему вы думаете, что я там что-нибудь найду, если вы сами изучали дневник десятки раз?
– Повторяю: там упоминаются его друзья и знакомые, с которыми придется встретиться и узнать у них подробнее о том, как все произошло.
– А вы сами? Неужели вы не разговаривали с ними?
– Через неделю после похорон я уехала работать во Вьетнам. На год, по контракту.
Виталик вгляделся в ее лицо. Оно оставалось непроницаемым.
– Интересно… Прямо вот так взяли и уехали?
– Знаете, Виталий, такую работу редко предлагают. Во-первых, это деньги, и хорошие деньги, а во-вторых, мне совершенно не хотелось здесь оставаться. Так что все совпало.
– Что за контракт? Что за работа? Простите, хоть к делу это скорее всего не относится, но я уже, как говорится, начал «ткать полотно».
– Договор между «Росатомом» и вьетнамским правительством: строительство атомной электростанции. Я занималась переводом технической документации.
– Вы вьетнамский знаете?