Рыжий (история одиночки)

– Так ведь старенький он, и болеет сильно. Не может он сам.

– Погодите-ка, погодите… Куда это вы Таську отправляете? К пьяному – в гости? – вмешалась мама.

– Да не пьёт он пока что, не пьёт – с сердцем у него плохо стало, «Скорая» приезжала… И как успел вызвать?

Гостья помолчала, потом как бы нехотя выговорила:

– Один ведь он. Совсем один. С сердцем своим.

Таська задумалась. Потом, уже стыдясь своей душевной чёрствости, обратилась матери:

– Мамочка, если так… Давай я схожу, а?

… Степаныч открыл не сразу. Сначала за дверью раздались судороги кашля, потом безразличное шарканье, потом усталый голос произнёс:

– Кто?

– Открывай, Степаныч! – бодро ответила Елизавета Петровна. – Давай, давай – сюрприз у нас для тебя! Может, хоть оживёшь маленько.

Дверь ещё немного подумала и открылась. Степаныч выглядел неважно – как-то за этот месяц в облике его отчётливо проступила одинокая старость: взрезали лицо морщины от ночных раздумий, потухли глаза, щетина на лице оттеняла только одно – не ухоженность хозяина. И ростом он стал вроде бы как поменьше, и волосы, хотя и вздымавшиеся спутанной порослью, казались поредевшими… Таське до слёз стало его жалко.

– Здравствуйте, – прямо с порога заговорила она. –Вот… Мы Сёмку, э-э-э… то есть Рыжика вашего принесли.

Степаныч поглядел на кота на руках у девочки. Потом он заплакал, и слёзы начали свой скоротечной бег по фарватерам морщин…

… Рыжий сидел на коленях у захворавшего от жизни мастера и мурлыкал, Таська пристроилась на диване рядом, Елизавета Петровна, вдоволь нахлюпавшись носом, удалилась по своим делам.

– Говоришь, чуть живой был? – подрагивающая рука осторожна гладила кота.

– Да… Его покусали сильно, дядя Степаныч.

Таська отвечала строго и вдумчиво.

А Рыжий впитывал в себя знакомые и незнакомые запахи, и сначала ощущал себя весьма недурственно. На улице, сразу же ошалев от видения полноценной картины мира, он только делал, что вытягивал шею да беззвучно открывал рот. Никуда удирать с Таськиных рук он даже и не пытался – слишком неожиданной стала для него эта прогулка, которая, впрочем, закончилась, едва начавшись. Теперь же, в предвкушении новых событий, он жмурил глаза и жалел вдруг разом постаревшего Хозяина, первого и единственного в жизни Рыжего, и как мог пытался помочь ему набором всяких кошачьих утешений: тёрся мордочкой о живот, выражая умиление от встречи, осторожно поигрывал когтями и добавлял в урчание всё больше и больше мёду. На сердце у Рыжего, однако, становилась всё неспокойнее и неспокойнее: сканирование хозяина данными от природы локаторами явственно показывало, что запас жизненных сил у того находится на пределе. Но что мог сделать Рыжий? Только мурлыкать, показывая, что всё хорошо.

Степаныч и Таська замолчали: он гладил кота, она смотрела на них. Потом сказала:

– Дядя Степаныч, давайте я его вам верну.

Тот улыбнулся, уже не в первый раз за этот вечер:

– Спасибо, девочка, не надо. Захиреет он тут со мной.

Таська зарделась. На самом деле, отдавать Рыжего навсегда ей ужасно как не хотелось, и на радостях она тут же выпалила:

– Ну так, давайте тогда я на сегодня его оставлю, а завтра заберу! А потом снова принесу – да?

Степаныч подумал.

– Да мне и кормить-то его нечем…

– А я схожу в магазин, схожу! – встрепенулась девочка, остро почувствовав свою нужность. – И вам что-нибудь куплю, да?

… Рыжий прилежно лакал сметану, всем своим видом убеждая, что никакие чужие плюшки не заменят ему хозяйских даров. Степаныч наблюдал за ним, а сердце заходилось: «Чужие люди радость несут… Эх, сынок-сынок, неужели так и не зайдёшь?» А кот, очистив миску, уже орлом восседал на краешке унитаза. Степаныч вздохнул:

– Молодец, молодец… Спать-то где будешь?

Рыжий устроился у него в ногах. Хозяин кряхтел и ворочался, так что приходилось терпеть. И, как ни странно, думали они в эту ночь почти об одном и том же: об одинокой жизни в четырёх стенах, о безрадостной борьбе за существование да о телевизоре, который всё бубнил и бубнил, пока наконец Степаныч, чертыхаясь от бесплодных попыток нащупать пульт, не встал и со злостью не выдернул штепсель из розетки. Верный друг человека икнул на полуслове и обиженно замолк, выпустив на напоследок разряд в спёртое пространство… И приснился Рыжему сон: что телевизор вдруг ожил сам по себе и устремил из экрана тёмные щупальца к дивану, а Рыжий, вдруг нащупав под лапой большую круглую кнопку, бьёт и бьёт по ней изо всех вил, но ничего не происходит, и щупальца подступают всё ближе и ближе, и уже начинают рычать… Тут он проснулся и понял, что это храпит хозяин.

… Таська забрала Рыжего после обеда, как только вернулась из школы, обещав занести на другой день. И опять улица коварно оглушила кота, и не успел он прийти в себя, как оказался в квартире, в смятении всех своих тел. В этот день он почти ничего не ел, сидел на лоджии и пялился в стекающие по стёклам струи дождя.

– Дочь, не надо его, наверное, пока никуда носить, – сказала мама удручённой Таське. – Вот передадут папе таблетки, тогда он поспокойней станет.

– Я обещала дяде Степанычу, – вздохнула девочка.

– Ну, тогда держи его крепко, – с досадой отреагировала на порядочность дочери мать. – Поняла? И если что всё-таки случится, потом не вой.

… Дождь шёл и на другой день вечером, когда Таська, с котом под курточкой, прибежала к Степанычу и из рук в руки передала питомца, на прощание сказав, что снова сможет принести его не раньше, чем через неделю. Мастер был хмур и вопросов не задавал. Голова у него болела от мыслей, сердцу было тесно в своей клетке. После ухода девочки он снова прилёг на диван, сглатывая липкую слюну и время от времени мыча. Рыжик примостился у него на груди, чуть подрагивая под аритмию сердца.

«Скорую, что ли вызвать?» – думал Степаныч сквозь сгущающийся туман в сознании. – «Тогда точно уже из больницы не дадут сбежать…»

Под утро ему стало совсем плохо. Рыжий, перебравшийся под бок хозяина и пребывавший в тревожной полудрёме, почувствовал вдруг на загривке тяжёлую руку, которая смяла шкурку так, что он взвизгнул от боли, а потом поднялась вместе с ним и бессильно упала, перестав цепляться за живое… Оглушённый и помятый Рыжий соскочил на пол, сел и повёл мордочкой. Хозяина больше не было – он понял это сразу. Вместо него на диване осталось нечто бесформенное и чужое. И ещё – у головы затаилась тень, которую кот явственно видел. Тень имела крылья, и вот, взмахнув ими, она подалась в его сторону. Рыжий зашипел, попятился было назад, но потом, не отдавая себе отчёта, вдруг бросился на неведомого врага и стал полосовать его когтями, отчаянно скаля пасть, пока не обнаружил себя лежащим на полу, с тяжело вздымающимися боками. Он поднялся на лапы, помотал головой. Его вырвало. Кое-как он добрёл до входной двери и начал мяукать.

…Когда через час дверь взломали, оправившийся к тому времени Рыжий беспрепятственно выскочил на лестничную площадку и, не оглядываясь, ринулся вниз. На улице он добежал до ближайшего дерева, забрался на него и огляделся. Двор был почти пуст: бесцельно шлялась туда-сюда пара облезлых собак, да возле машины «Скорой помощи» курил мужчина. «Ну, и куда я теперь?» К людям было нельзя – это Рыжий знал точно. Он стал опасен для них. Внутри него, на самом вздохе, поселилось нечто, и в четырёх стенах он не смог бы ему противостоять. Стены задавят снаружи, нечто быстро сожрёт изнутри… Оставалось только одно место. Ждал ли его там кто-нибудь?

Глава VI. Попечитель семейства

.... Дверь в тамбур была распахнута настежь, и замок, который на ночь закрывала старушка, единственная постоянная обитательница подъезда, сиротливо покачивался в петле на неприкаянной дужке. Зато под лестницей Рыжий увидел такое, что заставило его сесть и присмотреться ещё раз. Василиса, вытянувшись, лежала на тряпках, а у её живота дружно копошились четыре живых комочка. Они были маленькие, очень маленькие, и хвостики у них трогательно сигнализировали именно об этом. На первый взгляд все они казались неопределённо-серого окраса, однако со второго Рыжий уже научился распознавать каждого в отдельности: вон на серое заползает белое, вон кошечка – будущая копия Василисы, а вон и будущая копия папы… Оторвыша. Рыжий вздохнул. А чего он ждал?

Вздыхать, однако, ему пришлось недолго. Василиса, почуяв чужого, вскочила на ноги, оставив котят, которые ту же принялись широко открывать рты и беспомощно тыкаться мордочками в быстро теряющее тепло пространство.

– Рыжий? У-у-у-ф… – казалось, он очень сильно чем-то напугал её поначалу.

– Привет. Ты чего всполошилась? Думала, что я … это и не «я» вовсе? А… как это там говорится… привидение? – Рыжий держался спокойно, сразу же решив перевести беседу в легкомысленное светское русло.

– Ох, нет-нет… – Василиса быстро успокаивалась. – Только привидения мне и не хватало. – Она обволокла его бесстрастным, но тем не менее необыкновенно чувственным взглядом. – А ты у нас, оказывается, не только красавчик, но ещё и везунчик. Выжил ведь, а? Никто и не верил, что ты на такое способен. Кроме меня, пожалуй. Чуяла я, чуяла, что не простой ты экземпляр…

– Да, повезло. – Рыжий тряхнул головой. – А у тебя, я вижу, забот прибавилось?

Кошка обернулась в сторону попискивающих детёнышей, потом вдруг разом оказалось рядом с Рыжим, который, однако, тут же от неё отпрянул. Сделав вид, что ничего не заметила, Василиса промурлыкала:

–Везунчик ты мой, только ты их, наверное, и сможешь спасти… Ведь сможешь, правда?

Тот ничего не понял, засемафорил ушами:

– Спасти? А что с ними не так?

Василиса вокруг да около ходить не стала, ошарашила сразу: