– Чем могу быть полезен, товарищи? – еще более проявляя свою национальную принадлежность, спросил он.
– Мы хотим сманить ваших музыкантов в свой вокально-инструментальный ансамбль, – вонзил я правый хук в его представления о порядочности.
– А вы, товарищи, очень веселые товарищи.
– Борис Аркадьевич, это шутка. Давайте, мы вам споем для затравки разговора. Песня авторская, родилась в недрах нашего коллектива. Так сказать, для оценки нашего творческого потенциала.
– Прошу. Что вам для этого надо?
– Пианино и акустическую гитару.
После небольшой подготовки мы с Татьяной спели на два голоса «Есть только миг».
– Неплохая затравка для разговора, – после небольшой паузы задумчиво произнес Борис Аркадьевич, – а нет ли у вас еще чего-нибудь?
– Для вас, непременно.
Я исполнил сольно «Очарована, околдована», а когда закончил, то меня пригвоздил к полу взгляд прожженного администратора, почувствовавшего запах денег.
– Ваши предложения?
– Объединить усилия.
– Что вы можете и что у вас есть?
– У меня к вам аналогичный вопрос.
– А вы, молодой человек, не слишком молоды, чтобы встревать в разговор старших? – Борис Аркадьевич показал зубки. Щас, напугал!
– В нашей паре старший я, и автор песен, кстати, тоже я! – Гоголь родился слишком рано и не увидел этой сцены, в противном случае немая сцена в «Ревизоре» была бы значительно более сочной.
– Вы? – он растеряно посмотрел на Татьяну, но та лишь подтвердила невозможное легким кивком головы. Мир совершал непонятные движения, а этого Борис Аркадьевич не любил, потому что за непонятками скрывались, как правило, неприятности. – Сколько же вам лет, молодой человек?
– Семь, с вашего позволения.
– И вы, не имея никакого опыта общения с женщинами… нет не так… не имея даже физической возможности этот опыт заиметь, написали сагу о любви к Прекрасной Даме?
– У меня хорошее воображение, к тому же эту сагу написал Николай Заболоцкий своей жене, которая ушла от него, – стал выкарабкиваться на первый план Малой.
– Непостижимо…
– Согласен, это одна из двух непостижимых вещей: космос и психика. Моя психика загадочна даже для меня.
– Так, ближе к делу. Что вы хотите? – стал стремительно приходить в себя Борис Аркадьевич.
– У нас есть автор хороших песен, которые можно сделать популярными, у нас есть клавишник, – я показал рукой на Татьяну, – есть пара интересных детских голосов! Есть источник финансирования и некий набор инструментов. Нам нужны три гитариста: соло, ритм и бас; саксофонист, ударник, мужской баритон или бас. В ответ мы хотим, чтобы вы организовали обучение наших школьников игре на указанных инструментах и в итоге создали приличный с точки зрения профессионализма школьный ансамбль. До этого момента один раз в две недели вам предстоит играть на танцах в нашем клубе и озвучивать наши праздничные мероприятия. Мы вам будем платить зарплату, поставлять песни и учить делать гешефт.
– Конкретно, – заторможено вымолвил Борис Аркадьевич, встал и пошел в угол, где на тумбочке стоял графин с водой. – А еще вы можете что-нибудь спеть?
Я пожал плечами, и мы с Татьяной спели без остановки две оставшиеся наши песни: «Трава у дома» и «Проснись и пой».
– Согласен, но у меня есть вопросы.
– Извините, перебью вас. Здесь есть место, где можно посидеть, выпить кофе и съесть мороженное? Мы с Татьяной Сергеевной как-то того…, не успели перекусить с утра.
– Напротив мороженица, подойдет? Можно в шашлычную, но там, боюсь, еще пары не развели.
Мы присели в мороженице, в углу. Я заказал три шарика мороженого с двумя порциями лимонного сиропа. Эта мечта сидела во мне ровно с того момента, как вселился в тело Малого.
– И все-таки я не понимаю, а, соответственно, и не верю, что вы написали эти песни. Такого в вашем возрасте не мог даже Исаак Дунаевский.
– С вашего позволения, Ицхак-Бер бен Бецалель-Йосеф вообще не писал стихов, а я вот, как видите, балуюсь.
– Вы кто? – спросил Борис Аркадьевич, но тут Татьяна уже не выдержала и весело рассмеялась.
– Все задают ему этот вопрос. А он всегда отвечает: «Конь в пальто». – сквозь смех выдавила она.
– И все же… как вы пишете? – уже более спокойно спросил Борис Аркадьевич.
– Не знаю, если честно. Ко мне приходит кусочек фразы, иногда музыкальная фраза, иногда сразу маленький фрагмент слов с музыкой, потом я их жую, добавляю, убавляю. Все это в голове. Получается песня, а потом записываю ее и, если могу, кладу на ноты. Вот сейчас у меня вертится интересная фраза, и я пропел:
– Я обернулся посмотреть, не обернулась ли она, чтоб посмотреть, не обернулся ли я. Она прошла, как каравелла…, – тут я запнулся и виновато развел руки. – Каравелла пришла прямо сейчас, а дальше увы… Правда, красивая фраза? Вот и мне от нее не отвязаться.
– Это чудо! – он надолго замолчал, а потом спросил:
– А дальше что?
– Приезжайте к нам в полном составе. Там посмотрите, что к чему, поговорим, обсудим детали, в том числе и финансовые, и вы примете решение.
– Договорились. А теперь, извините, но должен откланяться. Признаюсь, вы меня вывели из равновесия, надо побыть одному и подумать, – обменявшись координатами, мы расстались.
Завтра нас ждало Первое Сентября, веха, как ни крути, а потому, больше нигде не задерживаясь, рванули домой.
1 сентября 1965 года, среда.
Невысокое утреннее солнце проникало сквозь сосновые кроны и бросало свои блики на футбольное поле, что в сочетании с полностью отсутствующим ветром и неподвижными деревьями создавало ощущение тепла, уюта и немного сказочности.
На поле выстроились строгие прямоугольники школьников, которые замерли в ожидании мероприятия по началу учебного года. Ну скажите, кому по силам остановить броуновское движение детворы, собравшейся первый раз вместе после отпуска, но вот, факт на лицо, стоят, и стоят неподвижно, и ждут, что скажет директриса.
Прямоугольники небольшие, самый крупный состоит из двадцати пяти человеко-детей, а самый маленький из шестнадцати. Вообще-то самым маленьким должен быть квадратик первоклашек, их всего пятнадцать, но они, как легкие лучники перед полками пехоты, построились в одну шеренгу впереди всех остальных. Уезжают селяне из деревни, скоро не удастся набрать полноценный класс и придется объединять школы из соседних сел. Но сегодня атмосфера не располагала к грустным мыслям.
С боков от линии школьной пехоты в несколько рядов выстроилась мощная поддержка из родителей и гостей. Сегодня на селе объявлен всеобщий выходной, а учителя, возглавляемые своим лидером, немало постарались, чтобы вывести на поле всех сельчан. Им это удалось. Пришел даже Иван Сергеевич, директор леспромхоза, который в это время обычно бывал уже не способен к осмысленным действиям и пребывал в состоянии «с бодуна». Жизненную силу ему придавала мысль о стакане, может, даже простой воды, которую он непременно выпьет после окончания праздничной процедуры. С каждой минутой воображаемый размер стакана вырастал… Но даже его цепляла некая необычность ситуации, а потому он терпел свои муки без особого раздражения и достаточно внимательно следил за развертывающимся действом.
Замыкала квадрат общего построения жидкая цепочка учителей. Их было немного, почти столько же, сколько и первоклашек. Кроме учителей-старожил, в строю стояли новички. Ценой невероятных усилий Нонна Николаевна нашла всех специалистов, которых мы себе наметили, только, к сожалению, не все смогли так быстро приехать.
К первому сентября успели приехать пять тренеров-спортсменов: три по легкой атлетике и два по боксу. Найти их оказалось самым простым делом, потребовалось лишь договориться с руководством института Лесгафта о том, что на базе нашей школы мы развернем место для постоянной стажировки студентов. Теперь они, сменяя друг друга каждые три месяца, будут работать у нас весь учебный год.
Неожиданно легко удалось найти специалиста по развитию памяти. Подсуетился Сергей Иванович Долгополов и нашел какую-то мутную кгбшную лабораторию, которая разрабатывает разные методики, в том числе и по развитию памяти. Их очень заинтересовала возможность опробовать свои программы на школьниках, да и, вообще, внедрить их в школьную программу. Так что дедок, которого они прислали, выглядит бодро и заинтересованно поблескивает глазами из-под очков.