Всему свое время

– А Хопову некогда, он за убийство в К…е отвечает, скоро на заказчика выйдет. Ему самому там помогать надо, всё же первое заказное убийство в истории современного независимого государства, возникшего на пепелище великого колосса!

– Вот, твою дивизию… создали управление по борьбе с оргпреступностью. Три сотрудника, да и то один политикой занялся!

– Да я не политикой занялся, товарищ полковник. Просто считаю, что оперработник должен быть свободным от политических оков. Если бы мы с вами не знали, что творят эти партийные боссы, я бы и не дергался. Я с ними рядом на толчок не сяду, не только в партии состоять буду… Вот и Ельцин после меня через неделю из КПСС вышел!

– Да никто здесь на это смотреть не будет, Ельцин – враг Горбачева, а тот – Президент СССР и Генеральный секретарь КПСС…

– Вот именно, и президент, и генеральный… Президент в такое время должен быть беспартийный. А мы, опера, тем более. Тошнит меня от КПСС, да и от всего в этой новой стране тошнит, честно… эта «…хизация» задрала…

– Но-но, товарищ майор, полегче… Мало тебе на беседе с заместителем председателя досталось и на партсобрании?..

– А что мне от зампреда досталось?.. Хорошо, что вдвоем были… Когда он на меня орать начал, я ему сказал: «Вы, товарищ генерал, на меня не орите, мы здесь вдвоем, и никто не слышит, «прослушки» у вас быть не может. Орать на меня не надо, а то и получить можно…» Раньше такое на дуэли выясняли… Он после этого своим пропитым лицом затрясся и попросил меня выйти. Вот и разговор весь! А на партсобрании я вообще просто спросил: «В новом названии нашей конторы «Комитет Национальной Безопасности» какая национальность подразумевается?..» Ну, покричали, ногами потопали… Кстати, все молодые офицеры, включая «коренную национальность», были за меня!

– Ну, вот это, майор… я этого не слышал и слышать не хочу. Хорошо, согласен, реализацию ДОР[2 - ДОР – дело оперативной разработки; в финальной стадии предполагало арест подозреваемого.] на Ювелира бери на себя. Только быстро, пока не выгнали тебя. Когда брать объект будем?

– Да все готово, надо будет одновременно около двадцати обысков проводить. Мне нужна неделя, чтобы разработать план ареста объекта. Есть там одна проблема – ротвейлер…

– Это что или кто? Или это опять псевдоним какого-нибудь источника нашего?

– Да нет, псевдоним агента Маугли, а ротвейлер – это собачка, с которой объект не расстается.

А брать его решили утром, во время утренней прогулки…

– Тьфу, у вас вечно какие-то псевдонимы… Вот у нас в Ивано-Франкивске всё просто: источник Мрия, доверенное лицо Коломыя. А у вас с Хоповым – Маугли… тьфу!

Ювелир, как всегда, вышел из дома в шесть утра. Прошел по двору своей пятиэтажки и вышел на тротуар, идущий вдоль улицы. «Наружка» вела его тихо и спокойно. Мой расчёт полностью сработал. Когда объект поравнялся с припаркованной к обочине одиноко стоящей машиной скорой помощи, из неё вывалилось чудище-юдище в костюме дрессировщика служебных собак. Ротвейлер охренел, Ювелир остолбенел. Мне оставалось самое простое – поставить объекту пистолет между лопаток и очень тихо сказать: «Не дёргайся, пристрелю!» Это в кино говорят: «Гражданин Пупкин, вы арестованы именем…» А в американском кино права зачитывают. В жизни всё проще. Я думаю, и американцы так же проводят аресты, если только это не Голливуд!

Пока я застёгивал наручники на Ювелире, его «злобная» собака беззаботно бегала с новым другом, который бросал ему палочку, а потом незаметно пристегнул поводок и надел намордник. Этим новым другом был заведующий кафедрой служебного собаководства местного пограничного училища, целый полковник. Мы с ним провели несколько встреч, разрабатывая этот план. У полковника было одно условие – ротвейлер после ареста объекта отходил его питомнику. Трудно тогда было с породистыми собаками в погранвойсках!

Я шёл из нового здания теперь Комитета национальной безопасности в старое здание. Для этого надо было пройти по симпатичному скверу и мне это очень всегда нравилось. Занимаешься обратной стороной жизни, сыском этим самым, ковыряешься в человеческих экскрементах, читаешь сводки отушников, от которых уже тошнит… А потом выйдешь в сквер, чтобы дойти до этих самых отушников, «влезающих в уши и дома граждан», и так хорошо! Понимаешь, что не из одних гадостей и мерзостей мир состоит.

По скверу навстречу мне шёл полковник Сорока:

– Ну что, поздравляю, герой! Хорошее мероприятие провели, тридцать килограммов золота изъять – это тебе не… я уже генералу доложил. Получил добро на поощрение личного состава.

Сорока взял меня за локоть и зашептал в ухо:

– Алик, отзови заявление. Мне вчера из парткома твой партбилет принесли, он у меня в столе лежит, забери его! Говорят, что если партбилет возьмешь назад, то они заявление уничтожат, протоколы того партсобрания переделают. Забери, бога ради, работать надо! А я тебе подполковника через пару месяцев подпишу…

Я стоял на крыльце серого здания, на котором вешали новую табличку синего цвета. Красиво на двух языках было написано «Комитет национальной безопасности Республики…» У меня в руках был зелёный, ещё советский, военный билет, в котором «… майор М. уволен из КНБ по статье… в связи с переходом в народное хозяйство».

Я повернулся, посмотрел на табличку и подумал: «А всё же непонятно, какой национальностью будет обеспечиваться безопасность?» Хотя и было понятно – какой… Я спустился в свой любимый сквер и пошёл к остановке автобуса. Начинался новый этап жизни, был апрель 1991 года.

Жаленков

Виктор Жаленков был в свои тридцать почти лыс, носил подтяжки, имел слегка навыкате задумчивые глаза и маленький животик. Опером он был неважным, но хорошо стрелял и имел одну сногсшибательную черту – ему женщины давали сразу. Или почти сразу. И не делал он ничего особенного: смотрел с прищуром, красиво курил и… молчал. Я видел этот эффект, девки прямо за столом готовы были раздвинуть ноги. Феноменальная способность.

Его сослуживцы прыгали вокруг какого-нибудь смазливого следователя в юбке – подарки дарили, анекдоты рассказывали – а Жаленков мог на очередной пьянке тихо сказать ей в ушко:

– Ну что, поехали к тебе…

Она тут же молча вставала, и они с Витей уезжали на такси. А все сидевшие за столом товарищи офицеры тихо сосали х… у пожилого зайца вместе с любителем этой поговорки Алексеем Николаевичем, который только что распушал свой павлиний хвост перед этим самым следователем в юбке.

За столом водворялась тишина, пока кто-нибудь не брякал:

– Ну, Жаленков, опять всех урыл… Ну что, товарищи офицеры, за нас! И чтобы не последняя!!!

В оперативной работе Виктор тоже применял свои чары. Но бывали и осечки. Очень остро тогда на всех совещаниях стоял вопрос с конспирацией в работе с агентурой, которую мы же и должны были вербовать из числа честных советских граждан. Надо было такие встречи проводить на конспиративных квартирах, которые каждый опер должен находить сам. Навербовал честных граждан и встречайся, пожалуйста, с ними на конспиративной квартире, где хозяин или хозяйка также честные и советские…

Беда с этими конспиративными квартирами была. Даже очень честные граждане и гражданки не очень хотели посторонних людей пускать в свою квартиру. Да ещё этот посторонний, будь он с красной книжечкой сотрудника КГБ, тащил с собой честных, но незнакомых… Люди находили массу отговорок, чтобы отказать тебе в возможности таскать в их квартиру посторонних, закрываться с ними в отдельной комнате и о чём-то шептаться и писать, писать, писать… Многие, особо храбрые, говорили просто: «Мой дом – моя крепость!» И невозможно было доказать, что интересы государственной безопасности диктуют раскрыть ворота этой самой крепости перед незнакомцами. Беда, короче, была с этими конспиративными квартирами и вербовкой их владельцев. Хотя Контора за это деньги платила этим самым владельцам и не очень маленькие по тем временам.

Виктор Жаленков в ходе какого-то совместного с милиционерами мероприятия познакомился с миловидным товароведом большого парфюмерного отдела крупного универмага. Товаровед была не молода, но стабильно состоятельна. Не было в достатке тогда в продаже французских духов, а советские женщины их любили. Хоть и был «железный занавес», но к хорошему привыкают быстро. Завезли как-то такие духи в страну и все… перестали советские дамы любить духи «Красная Москва». Но не могли советские внешние торговцы привезти в достаточном количестве духов в эту необъятную страну. Вот и катались, как сыр в масле, директора всевозможных торговых баз, заведующие отделов и секций универмагов и прочие работники советской торговли.

Как-то группа офицеров, куда я тоже входил, сидела в кабинете и тяжело обсуждала, куда пойти выпить. Был конец сложной недели. Бегали по каким-то дурацким «мероприятиям», что-то контролировали, что-то предотвращали. На душе у всех было гадко, хотелось выпить где-нибудь в укромном уголке, поболтать и пожаловаться друг другу на никчемную жизнь, на засилье партийных аппаратчиков, на эти самые «мероприятия», которые придумывали партийцы-чиновники. Уже была видна деградация и страны, и Конторы. Все понимали, что Перестройка несёт что-то неотвратимо дурацкое, бестолковое, даже страшное…

Вдруг сидящий понуро Жаленков предложил:

– Можно пойти на мою новую КК (так на своём оперском жаргоне мы называли конспиративные квартиры). Хозяйка в командировке.

– И она тебе ключи отдала на время отъезда… – хором сказало три-четыре голоса. – Витя, ты опять через постель вербуешь дамочек?

Последний вопрос повис в воздухе. Все уже отстёгивали кобуры пистолетов, прятали личное оружие и лежавшие на столах бумаги в металлические сейфы, судорожно их опечатывали своими, тоже металлическими, личными печатями.

…Начальник отдела был у нас очень хорош – красивый статный, выходец с севера, очень грамотный и дружелюбный к подчинённым некоренной национальности этой большой азиатской республики. Последняя черта была редка и поэтому очень ценилась нами.

– Товарищи офицеры, я собрал вас по поводу, который является вопиющим и дискредитирующим высокое звание сотрудника КГБ СССР. По данному факту начальником нашего управления, генерал-майором N назначена служебная проверка, – подполковник откинулся в кресле, устало расстегнул верхнюю пуговицу своей безукоризненно белой рубашки, ослабил узел галстука. – В общем, мужики, я хочу знать – что там произошло? Чтобы сохранить ваши задницы и заодно погоны, я должен знать всё подробно и в деталях. Думаю, что всем всё понятно. Кто первым будет докладывать?

Жаленков вскочил, опрокинув стул, остальные молча втянули свои худые шеи в плечи не очень глаженных пиджаков…

– Витя, сядь и спокойно всё расскажи. Остальным, б… молчать! – интеллигентность начальника быстро куда-то исчезла.

Жаленков поднял стул, сел, приняв служебную позу «проглотить кол», сглотнул громко, вытер испарину с лысой головы и сбивчиво начал:

– Алибек, извините, товарищ подполковник… Мы 21 марта поздно вечером приняли решение… немного расслабиться, устали… Ну, вот и поехали на КК, которую я приобрёл месяц назад… Хозяйка была в командировке, у неё хорошая квартира, около ЦУМа…

– Дальше, дальше, товарищ капитан, не стесняйся. Дальше что было? Уже понятно, что всё ваше стадо забыло правила конспирации и попёрлось на КК, которую ты только что в трудах праведных нашёл и завербовал на идейно-патриотической основе. Всё слышите, олухи?! Помните, что вы пишите в рапортах на вербовку? На идейно, б… патриотической… Я помню твой рапорт, Виктор, материалы дела… Что дальше?

– Взяли пять бутылок водки, закуски… Выпили водку быстро, закуску сожрали тоже. Не ели весь день, стояли в охранении какого-то партийного пидора… Прошу прощения… Ну, вот я и открыл холодильник хозяйки, а там!..

– Я читал в материалах расследования, что сожрали весь сервелат, икру чёрную, выпили коньяк «КВВК»… Ну а на хера было французскими духами друг друга поливать?!

Подполковник закрыл служебное расследование через месяц, объяснив поведение его подчинённых нанесённым им моральным ущербом в виде значительно возросшего количества партийных мероприятий, где эти самые подчинённые осуществляли контрразведывательное обеспечение этих самых мероприятий.

Скинувшись во время зарплаты, мы восстановили нанесённый ущерб холодильнику, бару и парфюмерному столику КК. С КК Витя расстался, исключив хозяйку из агентурного аппарата… за ненадежность и расшифровку. Алибек его рапорт подписал.

После развала СССР и КГБ, Жаленков попал в Службу охраны Президента новоиспеченной страны, которая ранее называлась просто одной из советских республик. И здесь вновь проявились его незаурядные способности сердцееда и обольстителя, но закончилось это всё не очень красиво. Во время продвижения по службе Виктору поступило суперсекретное предложение от руководства: подбирать и доставлять Первому девочек. Очень серьёзное задание. Очень ответственное и суперсекретное! Финал наступил быстро и неожиданно. Жена Первого, зная о похоти своего мужа, имела своих осведомителей среди сотрудников охраны. Жаленков был пойман «с поличным» во время сопровождения двух девок в секретную почивальню Первого. Виктор был уволен из Службы охраны без пенсии, а девушки депортированы из молодой, набирающей государственную мощь, страны.

Афган