Болевой порог

– У нас очень мало времени, поэтому давай к делу! – перебил он меня на полуслове. – Решаешь проблемы, получаешь двадцать миллионов. Десять плачу прямо сейчас, остаток, по окончании работы.

Я уже готовил в уме отговорки, выстраивая их по ранжиру от самой несуразной, до очень веской, но названная сумма, мгновенно изменила ход моих размышлений. Теперь во мне боролись азарт и страх. Сумма была внушительной, но сам характер и объект работы, внушали мне опасения.

– Я боюсь, что вы могли принять меня за какого-то другого доктора. Я всего лишь психолог и психиатр, и могу решать проблемы, которые находятся в голове.

– А ты не бойся никогда и ничего! А насчёт проблемы – она действительно находится в моей башке. – при этой фразе он болезненно поморщился и потёр лоб.

– Проблемы какого рода вас беспокоят?

– Ты садиться будешь? – Стул внезапно выдвинулся, будто приведённый в действие невидимым механизмом. Через мгновение я понял, что механизмом этим была его нога, которой он лягнул ножку стула. – Разговор предстоит долгий, а я не люблю, когда надо мной нависают. Как это у вас называется «Позиция льва»? – Он еле заметно улыбался, наблюдая, как я медленно опускаюсь на мягкое сидение. – Какого рода проблемы? Мне кажется, я теряю память! – Уголок его губы нервно задрожал. Волчьи глаза пригвоздили меня к стулу.

– Когда это началось и каким образом проявляется? – спросил я, стараясь глядеть не в глаза, а на его кривую переносицу.

– Чёрт его знает! – он почесал за ухом. – Месяц или больше.

– Что вы забываете: даты, имена, события, намеченные дела?

– Нет…нет…– он выставил передо мной открытую ладонь. – В рамках того, что касается моей текущей жизни я помню всё отлично. Я помню сколько денег на каждом моём расчётном счету и даже номера счетов помню. Я помню имена и даже прозвища всех моих друзей и недругов, а их, поверь, достаточно. Мне не нужно блокнота, чтобы вспомнить, что я должен сделать. Я так же помню, кто и что мне когда-либо обещал и могу дословно воспроизвести эти обещания, когда человек начинает вилять задницей. Я с лёгкостью фиксирую в памяти, услышанные важные факты, или полезные имена. Так однажды в разговоре с Красновым я услышал твоё имя. Тогда оно прозвучало случайно, вскользь, но что-то меня заставило забить его в мой блокнот. – Он постучал себя пальцем в висок. – Эммануил Миронович Лемм. Психолог от бога. Психолог, который не нуждается в рекламе. – произнёс он изменившимся высоким голосом, по-видимому копируя речь того самого Краснова. – Я не помню о чём, в целом, был разговор. Наверное, об очередном общем знакомом, которого ты вытащил из запоя, или снял с иглы. Это неважно. Важно то, что тогда я запомнил твоё имя. Какое-то шестое чувство подсказывало, что ты мне скоро можешь пригодиться. И вот момент настал. Но это небольшое отступление. Итак, я помню всё: падающие на счёт транши, до десятой цифры после запятой; долги и имена должников; а также, даты истечения сроков по обязательствам. Я помню дни рождения всех моих друзей и даже любовниц. Проблема гораздо масштабнее. – Он сделал паузу и в очередной раз подцепил мои глаза крючками своего колючего и цепкого, как репей взгляда. – Я забываю дни!

– Дни?! – я прищурился, поправляя очки на переносице.

– Дни! Целые дни выпадают из памяти, будто их ластиком стирают. Сначала, когда это случилось в первый раз, я списал всё на последствия перенесённой на ногах инфекции. Говорят, что ковид здорово бьёт по памяти, этим я и успокаивал себя. Но потом это случилось ещё и ещё. Такое ощущение, что кто-то берёт и удаляет из компьютера папки с файлами. Ты ничего и не поймёшь, пока не начнёшь искать именно тот файл.

– Как это происходило? Вы что, просыпались и не могли вспомнить то, что было вчера?

– Нет! Всё гораздо сложнее. – по возвышающемуся тону, было видно, что он начинает нервничать. – Дело в том, что пропадает не вчерашний день. Это может быть любой день из недавнего прошлого. Я обнаруживал пропажу, когда нужно было вспомнить именно этот день, то, что в нём было. Ты с кем-то договариваешься, с кем-то знакомишься, кого-то посылаешь на хрен, подписываешь важные документы, ходишь в спортзал, обедаешь в новом ресторане, трахаешь бабу. Все эти действия и поступки были совершены и влекут за собой определённые последствия. Беда в том, что ты не помнишь ни одного часа из того дня. О нём (этом дне) заставляют вспомнить именно последствия тех поступков.

«Я обещал тебе это за ужином? Мы с тобой ужинали? Где? Когда? Восьмого? А что ещё было восьмого? Вот так я и обнаруживаю, что восьмое пропало. Сначала я не придавал этому значения, но позднее, этих, выпадающих из памяти дней стало всё больше и больше. Они начали пачковаться, объединяться в пары и тройки. Я начинаю выглядеть очень глупо понимаешь? – Колючки в глазах спрятались. В них остался только жалобный блеск. Внезапно он схватил меня за рукав пиджака и притянул к себе. Теперь я чувствовал его дыхание, а жжение серых глаз, коробило кожу на лице.

– Все начинают думать, что я слетел с катушек. – Шепот, похожий на шипение змеи, обдал лицо жаром. – Но я-то знаю, что это не так. Это какая-то аномалия, и мне нужно, чтобы ты срочно с ней разобрался…

Он отпустил хватку, и моё тело пружиной, вернулось на своё место.

– У вас были травмы головы? – просипел я внезапно севшим голосом, но по его снисходительному прищуру понял, что сморозил глупость. Всё же можно было прочитать по лицу. Были ли травмы? Ну конечно же были!

– Ну вот и ты туда же. Скажи мне, Эммануил, могут ли травмы давать такой эффект?

– Вы знаете, человеческий мозг- это тёмный лес. Науке до сих пор не удаётся справиться со всеми его загадками, и каждый год на этом поприще возникают потрясающие открытия. В первую очередь мне нужны результаты томограммы вашего мозга. Они есть?

– Нет, доктор. Я как-то не заморачивался на счёт этого.

– Если хотите быстрее вылечить, или хотя бы диагностировать свой недуг, нужно заморочиться…

– Значит ты берёшься? – Он прицелился в меня пальцем.

– А у меня есть выбор? – Я прищурился и долго, насколько это возможно, пытался удерживать взгляд на страшном волчьем взоре.

10

Конечно же, выбор у меня был. Сейчас не девяностые, чтобы не смочь найти управы на оборзевшего князька, будь он даже самой одиозной личностью в городе. Я тоже человек не маленький и не безисвестный. Стоило сделать один звонок общему знакомому, и он отстал бы от меня раз и навсегда. У меня был выбор, но я сделал его в пользу Говорухина. Причин было несколько. Во-первых, его случай показался мне очень интересным. Я действительно не встречался с таким видом амнезии. Во-вторых – гонорар, который был достаточно внушительным и в-третьих – азарт. Меня подстёгивало это смешение опасности и интереса. Это вырывало меня из рутинной повседневности. Словом, я решил обновиться и испытать новые эмоции. Если бы я знал, во что вписываюсь!

Мы договорились встретиться в следующий раз, когда у него на руках будут результаты томограммы. Мне позвонили этим же вечером.

«Артём Денисович сделал то, что вы просили. Он ждёт вас завтра с утра. Я за вами заеду.» Услышав в трубке холодный голос Сахарова, я понял, что моя спокойная жизнь закончилась ещё вчера.

Обследовав результаты томограммы, я обнаружил небольшие изменения в области гиппокампа. Даже мой обывательский взгляд (я ведь не нейрохирург) отметил, что доли неестественно увеличены. Это значило, что внешнее воздействие всё-таки было. Моя задача кратно усложнялась, так как была вероятность, что простой психотерапией может не обойтись.

Во время беседы, я заметил, что Говорухин выглядит гораздо хуже, чем днём раньше. Огромные тёмные круги под глазами, неестественно бледное лицо и ватная, немного заторможенная речь, указывали на то, что болезнь прогрессирует.

– Артём Денисович, вы хорошо помните вчерашний день? – спросил я.

– С точностью до секунды, – ответил он, даже не задумываясь.

– А можете воспроизвести…

– Это что, допрос? – резко перебил он меня. – Достаточно того, что я сказал. Тебя то ведь я помню.

– Ну хорошо…– я сложил руки в домик, (жест которым обычно успокаиваю пациентов). – А если обратиться к дальним воспоминаниям. Вы хорошо помните своё детство, юность?

Этот вопрос произвёл совершенно неожиданный эффект. Он будто остолбенел. Лицо поменяло цвет с белого на синюшно серый, губы посинели, а глаза. Они стали замороженными, стеклянными, как у мертвеца. В этот момент можно было ожидать чего угодно: перевернутого стола, удара в нос, разбивающейся о голову стеклянной пепельницы. Я инстинктивно сжался, готовясь к худшему, но ничего не происходило. Он продолжал сидеть, глядя пустыми глазами сквозь меня. В повисшей тишине, был слышен только звон секундных стрелок его и моих часов. Они пожирали секунды, проглатывали минуты, а мы сидели друг напротив друга, замерев, как восковые скульптуры. Я молчал, опасаясь порвать тончайшую леску, которая, как мне казалось, удерживала его от взрыва. Не знаю, сколько длилась эта немая сцена, но, когда он вдруг заговорил, я вздрогнул от неожиданности.

– Доктор, я кажется обозначил проблему. Она касается дней сегодняшних. Какого чёрта ты начинаешь колупаться в прошлом. – Его мёртвое лицо не отражало никаких эмоций, а голос ломался будто тонкий лёд.

– Я понял…больше никаких вопросов на эту тему не будет! – Я поднял свои сложенные в домик ладони на уровень лица, будто ставя блок от грозящего удара.

Наш дальнейший разговор, складывался всё тяжелей, постепенно заходя в тупик. Я чувствовал себя путником, забредшим в болотистую местность, который с каждым шагом всё глубже увязает в трясине. Опасаясь очередного срыва, я пытался подбирать вопросы, которые его не ранят, но и на эти вопросы, он отвечал смазанно. Было ощущение, что он либо не спал прошлую ночь, либо сидит на наркотиках. Мне казалось, что он даже в весе потерял килограмм десять со вчерашнего дня.

В какой-то момент, когда я пытался сформулировать очередной вопрос, он вдруг нажал на кнопку селектора.

– Миша, иди сюда!

Уже через секунду в кабинет влетел Сахаров.

– Он мне надоел! – Небрежно махнув рукой в мою сторону, он отвернул голову к окну.

Сахаров махнул мне рукой, давая знак, что нужно уходить. Я был только рад такому исходу, поэтому бодро встал и, не прощаясь, направился к выходу.

Я отказался от предложенного Сахаровым обеда, и попросил его доставить меня домой. По дороге он извинялся и просил не принимать нервных выпадов босса на свой счёт, на что я предпочёл обиженно молчать. В конце концов, я не какой-то мальчик, чтобы меня откровенно посылали на три буквы.

– Я тебе позвоню! – сказал он на прощание, когда я покидал машину.

В ответ я просто хлопнул дверью.

«Позвонит он. Вопрос, возьму ли я трубку!» – Бурчал я про себя, направляясь к подъезду.

Тем не менее, вернувшись в кабинет, я первым делом, сел за компьютер и стал менять рабочий график. После того, как все приёмы были сдвинуты на две недели, я стал обзванивать существующих и потенциальных клиентов, чтобы сообщить дурную для них весть. Каждый такой звонок сулил тяжесть оправданий, извинений, и выслушивание возмущений на том конце. Но я, скрипя зубами, проделывал эту тяжёлую работу, чувствуя, что это необходимо сделать прямо сейчас.

Предчувствия меня не подвели. Звонок Сахарова раздался в полночь, когда я в полудрёме, таращил глаза в телевизор.