Убить отступника

– Да, да, ваше превосходительство, убийство его величества и министров. Они были против преждевременного выступления в двадцать пятом году. Хотели создать отряды из простого народа и крестьян, во главе их поставить умелых и храбрых офицеров с боевым опытом, особенно партизанской борьбы. Повсеместно во многих городах. Но эта организация строго засекречена. Из этой организации я знал только братьев Боташевых. Михаилом упоминалось вскользь имя Милорадовича. И он говорил, что в их союзе влиятельные лица, но вот их имена он, к сожалению, не назвал.

Бенкендорф нахмурился. Он выглядел явно озабоченным.

– Жаль, что не назвал. Да-с, худо в карты играть, коль козырей не знать. А насчет генерала позвольте с вами не согласиться, Александр Дмитриевич. Генерал был превосходным полководцем, преданным нашему отечеству и нашему государю, и я свято верю в его невиновность. Он и погиб за нашего императора…

Голевский учтиво кивнул.

– …Вряд ли он принадлежал к этим бунтовщикам. То, что его доверием пользовались враги государства Якубович и Глинка, это бесспорно. Но я далек от мысли, что он знался с бунтовщиками. Да, я полагаю, что, возможно, существует эта таинственная организация. И меня очень интересует вопрос, кто они? Не замышляют ли они новый переворот? Его величество не хотел глубоко копать тогда, но теперь видно, что корень зла не удалось вырвать, он вновь дал ростки крамолы и бунтовского духа. Поэтому необходимо как можно скорее найти этих таинственных революционеров, пока снова не пролилась кровь.

– Ваше превосходительство, может быть, это обыкновенное ограбление? Вероятно, в столе лежали деньги, драгоценности и их просто-напросто похитили. Допросите прислугу, вдруг кто-то из них дерзнул осуществить это злодеяние? Вполне это могла сделать и исчезнувшая горничная. Она наверняка действовала не одна, а с какими-то сообщниками. А те, вероятно, и убили генерала и завладели добычей.

– Возможно, возможно, но… а вдруг, предположим, Боташев-старший до сей поры оставался членом той самой тайной организации, о которой вы говорили. Смею предположить, что Боташев желал самым решительным образом покинуть это общество и за это был приговорен к смерти. Как отступник, как предатель, как ренегат. Здесь есть какая-то логика, но вот не пойму одно. За что убили младшего Боташева?

– Если принять во внимание вашу версию, граф, то вероятно за… за… мемуары, я так полагаю.

– ?..

– Я переписывался с Боташевым-младшим, и в последнем письме он сообщил, что приступил к созданию книги воспоминаний, которая поможет России освободиться от будущей кровавой революции. Я тогда не придал значения этому письму, думал, это бравада, но теперь я понимаю, что зря не обратил внимание на слова моего друга.

Бенкендорф взволнованно заходил по комнате.

– Боже правый, милостивый государь, как не придать значения такому известию. Это весьма, весьма важно… А где письмо? У вас?..

– Да-с, так точно-с, дома. Я могу съездить за ним, если вы изволите.

– Сделайте милость, любезный Александр Дмитриевич, съездите за ним. Причем не медля ни минуты. Я дам вам в сопровождение парочку унтер-офицеров. Для сохранности письма.

– Благодарю… Я скоро буду.

…Через час капитан привез письмо и передал генералу. Шеф жандармов с трепетом взял его в руки, будто это был старинный манускрипт. Казалось, одно неосторожное движение – и ценный листочек рассыплется в прах!

– Любопытно, любопытно, – сказал Бенкендорф, бережно разворачивая письмо. – С вашего разрешения, любезный Александр Дмитриевич?

– Конечно, конечно, ваше превосходительство.

– Так-с… «Любезный друг, Александр…»

– Нет, вот здесь, ниже.

– Ага, вот… «В глухой сибирской тиши, когда время растянуто до бесконечности, я много размышлял над тем, что же произошло с нами тогда в 25-м. И вот что я понял, мой друг. Я совершил роковую ошибку…» Так-с, далее. «Ныне я увлекся сочинительством – пишу мемуары и хочу обнародовать некую тайну. Пусть она заденет высокопоставленных людей, но только так можно спасти Россию от новой кровавой революции. Мой братец, кажется, тоже прозревает…» Так, так. Все ясно.

– Александр Христофорович, позвольте мне туда поехать и на месте разобраться во всем. Все-таки Боташевы были моими друзьями. Может быть, я ухвачусь за ниточку, которая приведет к разгадке их гибели. Попробую найти мемуары Михаила, а может, и его письма, что прольют свет на истинную причину его смерти. А если повезет, то выйду и на след таинственной организации.

Генерал явно оживился, снова зашагал по кабинету.

– Превосходная идея, милостивый государь! Поезжайте непременно туда и разберитесь. А я вам обещаю содействие везде, где вы будете. Я выделю деньги вам на дорогу. И похлопочу о вашем отпуске – примерно на два месяца – ведь дело государственной важности. А чтобы завуалировать сию секретную миссию, вы, любезный Александр Дмитриевич, должны говорить всем вашим знакомым и сослуживцам, что якобы едете в Сибирь…

– Чтобы посетить могилу Боташева, своего друга…

– Да, и еще…

– Исследовать природу Урала и Сибири для написания статей в известные отечественные издания. Ведь я еще и журналист. Скажу, что хочу заняться после отставки писательским трудом.

– Отлично, отлично. Превосходно придумано, капитан. Вот это и будет вашей легендой. Узнайте все и постарайтесь найти эти мемуары, Александр Дмитриевич. Хорошо?..

– Непременно, ваше превосходительство.

– Да благословит вас Бог!

После аудиенции взволнованный Голевский сразу же поспешил домой. По приезде в особняк он первым делом распорядился подать кофе, прошел в свой кабинет, уселся за стол, схватил тетрадку, перо… Обмакнул перо в чернильницу. Раскрыл тетрадь и на минуту задумался…

«О, сколько же этих тайных обществ существовала тогда. Дюжина, две дюжины, три! А может статься и сотни! «Орден Русских рыцарей», «Общество соединенных славян», «Тайное Оренбургское общество», «Согласные братья», «Южный союз», «Северный Союз», «Свободные садовники», «Зеленая лампа» и прочее. Все в двадцать пятом разгромили. Но все ли? Вот в чем вопрос! Возможно, какой-то союз уцелел и, по всей видимости, тайно действует. Причем весьма дерзко и опасно. И так вероятно они будут действовать впредь. Так что это за организация? А вдруг это тени за спиной покойного Милорадовича? Его единомышленники, друзья, товарищи?»

В тетради со стихами Голевский живо изобразил профиль Милорадовича в шляпе с султаном. Обвел кружочком. Написал под ним: «убит в 1825 году»…

Есть факт, что еще 12 декабря императору принесли списки заговорщиков, и тот отдал их Милорадовичу. Генерал обещал разобраться во всем этом, но никто не был арестован, а мятеж состоялся. Если предполагать, что Милорадович сам возглавлял этот таинственный союз… Почему бы нет. Ведь он хвастал драматургу Шаховскому, что, имея 60 тысяч штыков под рукой, заставить Николая присягнуть Константину не составит труда. Он, в конце концов, это и сделал. А девятого декабря говорил принцу Вюртембергскому, что гвардия симпатизирует Константину и может вмешаться в дележ власти. И это тоже факт. Сохранился ли этот союз, или создана новая тайная организация? Кто за ним стоял и сейчас стоит – неизвестно. К сожалению, гибель генерала оборвала ниточку, связывающую его с заговорщиками.

Голевский изобразил еще одну окружность… Другую, третью, четвертую, пятую… Обозначил их так: «Фогель» (начальник городской тайной полиции и в то время и сейчас), «Башуцкий» (адъютант графа, служил потом у нового губернатора Кутузова-Голенищева), «братья Боташевы» (убиты в 1831 году), «Якубович» (сейчас сослан в Иркутскую губернию). «Федор Глинка» (герой войны, адъютант Милорадовича по особым поручениям, держал связь между Милорадовичем и декабристскими организациями, член Совета Благоденствия, был дважды арестован и дважды по высочайшему повелению оправдан, в настоящее время на гражданской службе, советник губернского правления в Твери) и «Другие заговорщики». Кружочки – «Милорадович», «братья Боташевы», «Якубович» – зачеркнул крест-накрест. Над другими поставил знак вопроса. Над кружочками капитан изобразил кружок большего объема, вписал слово «Alliance»[1 - Союз (франц.)] и все тот же знак вопроса. Протянул стрелки от маленьких кружков к большому и снова задумался…

Башуцкий? Нет, он лоялен и предан нынешнему императору. Если он и участвовал в мятежных интригах, то сейчас он отошел от них. Он вряд ли захочет повторять прежние ошибки. К тому же его бывший шеф – Милорадович – унес за собой в могилу те сведения, которые могли бы скомпрометировать адъютанта.

Глинка?..

Тоже нет, он постоянно под надзором агентов Бенкендорфа. Так было в Петрозаводске, с 1826-го по 1830 год, куда он был переведен в чине коллежского советника, так и сейчас в Твери. За ним следят… Нет, он не может возглавить это таинственное общество.

Хотя, может, стоит их допросить? Все же Бенкендорфу виднее. Кого допрашивать, за кем следить и кого подозревать.

Да, и где эта та самая желанная нить, нить Ариадны, с помощью которой он мог бы, пройдя через лабиринты тайн и загадок, найти тот самый засекреченный союз? Ее пока нет. И предвидится ли?

* * *

Пока Голевский думал, в огромном особняке на Английской набережной на внеочередное заседание собралось руководство Союза Свободы и Процветания.

В большой зале царил таинственный полумрак. За огромным круглым столом из дуба сидели девять человек. Диктатор в золотистом плаще с капюшоном, консул – в пурпурном плаще, семеро сенаторов – в белых. Одно кресло пустовало. За спиной Диктатора висел флаг – алое полотно с гербом. На гербе были изображены скрещенные фашины и шпага, вверху – шлем легионера, на гребне – российский двуглавый орел, внизу – яблоня с плодами, буквы «ССП». Своеобразный римско-российский симбиоз. На мраморном полу был выложен мозаикой герб Союза и лозунг «Свобода и процветание!»

И вот Диктатор взял в руки золотистый жезл с символикой Союза и заговорил. Громко и торжественно:

– Итак, Совет Десяти, на сей момент Девяти, считаю открытым. Здесь собрались все консулы и сенаторы?.. Все. Кроме одного консула, о нем поговорим позже. Итак, первое. Спешу выразить благодарность нашим братьям, главе тайной полиции Максимилиану и прокуратору Катилине, за проделанную работу. Устранены Изменник номер один и Изменник номер два, бывший наш консул. Они хотели предать наши идеалы и выйти из организации, но у них ничего из этого не получилось…

Диктатор повысил еще голос:

– …Так будет с теми, кто нарушает священную клятву нашего Союза и кто предает своих братьев. Запомните, выход из нашей организации только один – смерть! Вы прекрасно знаете, что провал других организаций случился благодаря плохой конспирации, благородным слюнтяям и подлым предателям. И мы не будем повторять их промахи, а именно: несогласованность, недоверие, неорганизованность. А еще слабость. Слабость сродни болезни. Ею можно заразиться и заразить других. Трубецкой и им подобные были слабыми руководителями и заразили своей беспомощностью тысячи человек. Они не стали ни новыми Робеспьерами, ни новыми Маратами. Михаил Бестужев, охраняя за день до мятежа покои царя, не убил его. Каховский, Булатов, Якубович – позеры и трусы!

Диктатор сделал паузу.

– Запомните, братья, только сильная рука, только сильные люди могут устроить решительный военный переворот! Власть надо брать силой, с оружием в руках! Воспитание общественного мнения?! Чушь! Крепостнический и политический гнет никогда не ослабнет, пока царствует Разрушитель Отечества! Он окружил себя остзейской дрянью и не помышляет о благе России. Смерть императору!

– Смерть императору! – дружно закричали заговорщики.