Добавить В библиотеку
Преображения Павла Волгина. роман в стихах
Автор:
Год написания книги: 2016
Тэги:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Астрахань и поэт
Я вижу снова город в дельте Волги,Что русский уж почти полтыс’чи лет,Его глазами. Там, где не был долго,Годов прошедших словно бы и нет.Тут как мечи златые, с солнцем споря,Виднеются вдали кресты соборов,А над тремя мечетями, подрядКак сабли полумесяцы горят.Тут взгляд манит палитрою осеннейКосых заборов дикий виноград.Уже деревья-великаны землюСвоим червонным золотом мостят.То тут, то там вздымаются хоромы,И сонный мир таинствен и огромен.И так же праздник в воздухе разлит,И праздность словно дух над всем царит.Недалеко канал в лучах искрится,На крыши смотрит солнце свысока,Тут в зеркало воды глядятся птицыИ белые как вата облака.Вот вижу дом, как буква Г, в которомСлуженье близким людям, разговоры,Но если не считать часов, когдаОпять душа готова для труда.Дом тихий словно прячется от сглаза,И нарушает только лишь одинВ тиши полуденный призыв к намазуСпокойствие татарской слободы.И в этом доме, где бывал Селенский**(вот балагур!), живёт сейчас вселенский,В том у меня совсем сомнений нет,Но астраханский, всё-таки, поэт.Я помню этот старый город южныйИ с минаретов муэдзинов крик,Татар-базара шум и гам натужный,Рядов гортанный рыночный язык.И белый кремль с зубчатою стеною,И Волгу-реку с вольною волною,Широких жарких улиц сушь и пыль,И южной степи высохшей ковыль.Я побывал инкогнито когда-тоВ сем городе, ел чёрную икру,Вкушал плоды земли в садах богатыхСуворовских, смотрел из лож игруВ театре драмы, коему ровесник,Притом, листал, дремля, губернский вестник,Успенский посещал в кремле собор,И в праздники церковный слушал хор.Ещё в архивах рылся я губернских,Ища про войско Пугачёва весть,Бывал два раза на обедах земских,Не мог лишь только оказать я честьГубернской властью облечённым лицам,На бал, назвавшись Пушкиным, явиться,Или в собрании стишком блеснуть,Иль за девицей модной ухлестнуть.Без бакенбард, едва себе бородкуС усами Дон Хуана отрастил,Наняв рыбацкую в лабазе лодку,В селе приволжском пару дней гостил.Я там ухи попробовал ловецкой,Ловцов дивился силе молодецкой,С ватагой шумной выловив с утраДлиной с телегу чудо-осетра.Царь – рыбы, солнцем вяленой, отведал,Что волгари назвали балыком,Икры вкусил ястычной за обедом,Знакомясь так с татарским языком,Который блюдам дал названья эти,Вкуснее ничего на белом свете,Хотя и на больших пирах сидел,Признаться честно, сроду я не ел.Про Пугача и Разина рассказыВ тетрадку, как привык, я записал,И дожидаться смирно стал оказий,И собираться в дальний путь я стал.И, переполнен замыслов кипучих,И впечатлений юга самых лучшихС большим отрядом местных казаковУехал прочь я. Был мой план таков:Когда-нибудь сюда, Бог даст, вернутьсяИ этот чудный южный край воспеть,В просторы эти снова окунуться,Пыль, жажду и жару перетерпеть,Как терпит стужу северянин каждый.Залив арбузным свежим соком жажду,В степи под этим звёздным небом спатьИ смуглостью лица похожим статьНа местных сельских россов и ногайцев.Мечтал, приехав на российский юг,Кувшинками в протоках любоваться,Вот, думал я, вернусь сюда, мой друг,И в знойный день в тени арбуз холодный,Блестя своей раскраской благородной,По шву вдруг треснет громко в тишинеИ райский сладкий сок подарит мне.Царь-ягоды держа ломоть хрустящийСловно бокал искристого вина,Вкушу арбузной красной влаги, слащеКоторой в жизни мало что я знал.Вдохну вновь терпкий горький дух полыни,Увижу вновь царя полупустыни —Верблюда – чудо о двоих горбах,И юных дев ногайских на арбах,И прилетят толпой ко мне виденьяСарматских диких плясок и пиров,Пройдут раввинов иудейских тениДыханием лихих степных ветров.Я думал: средь бугров степных кочуя,Ужо обычай древний опишу яНародов гордых, чей простыл и след,О коих уж нигде помину нет.Но жаль теперь, при жизни не пришлось мнеВернуться снова полным сил сюда,Где племена живут, не зная розни,Лет пролетела мимо череда.Мой вечный дух, летя на позывные,Вновь призван был дела уже иные,Иные дни и судьбы описать,Мир духов и людей стихом связать.Себя не узнаю в строке порою,Вы скажете, теперь тяжёл мой слог,Сухой и неказистый он, не скрою,Но так лишь стих теперь слагать я смог.Иные дни теперь, иные темы.Ах, знали б вы, как сильно давит время!Века с именья стихотворных строкБерут привычной лёгкостью оброк.Увы, иными ныне стали люди,В календаре уже иные дни.Но русскими мы оставаться будем,Пока поит нас русских слов родник,Пока на этом грешном белом светеПорой ещё рождаются поэты,Что красотою рифм ласкают слухИ возвышают музой русский дух.В кого я воплотился ныне —Совсем не важно, всё таковМой вольный нрав, я без уныньяЦарю в империи стихов.А тот, кто пишет эти строки,Урывками он брал урокиВ стихах моих и принял дух, Чтоб свет мой с веком не потух.Стихов российских механизм онПостиг не сразу, хоть умелСтрофу закончить афоризмомИ страсть к метафорам имел.Не знал он жизни, и деталейВ его поэмах не хватало,И ткань их потому рвалась,Что без основы сей ткалась.Он с юности мечту лелеял:За рифмы надолго засесть.Но жизнь – не тихая аллея,Где время для прогулок есть.Он долго ждал того мгновенья,Когда польются откровенья.Тех, кто вымучивает стих,Невольно презирал он их.Войти в сообщество поэтовИз гордости не захотел,В котле критических советовВариться – не его удел.А рифмовать и так умел он,И мыслил образно и смело.И нитью новых смыслов могСтих вышивать на пяльцах строк.Ему куда б труднее былоСудить литературный цех,Когда бы в этот цех входил онИ просто был одним из всех.И в тине личных отношений,Смирившись с тем, что он не гений,А стихоплёт, убог и мал,Он похвалы бы принимал.Но избежав судьбы богемной,Всех усредняющей среды,Мой новый друг остался вернымСебе, не видя в том беды,Что, как они, не издавался,Что, как они, не продавался,Что с ними он не выпивалИ никому не подпевал.Он ощущал себя богатым,Казну души наполнил онЧервонным золотом закатов,И зеленью прибрежных лон.К окну прильнув словно к картине,Он паутину как патинуНа дорогом холсте ценил.И в памяти своей хранилИ неба шёлк, и бархат лугаВ алмазах утренней росы,И ветра летнего упругость,И гром, и сполохи грозы.Но стилем был он старомоден,Писать любил он о природе,Доволен жизнью был вполне.Понравилось в нём очень мне,Что был лишён он хищной хватки,И острых для других локтей,Интеллигентские повадкиИмел, как вымершие те…Мог наслаждаться он рассветом,И абрикосов вешним цветом,А летом сбором их плодовВ отдохновенье от трудов.Он понимал: чтоб быть счастливым,Достаточно себя сравнитьС тем, кто лишён свободы,Либо кто совестью себя казнит,Или болезнью страшной болен,И жить, как хочется, не волен.Достаточно здоровья нам,Счастливыми чтоб быть сполна.Кто счастлив, может обходитьсяБез лишних денег или благ.И каждый может убедиться,Что нам не то важно как знакУспеха: в банке счёт иль должность,А то, имеешь ли возможность,Счастливым быть без мишурыНавязанной тебе игры.Довольно, чтоб лишиться рая,Условия игры принять.Мы это рабство выбираем,И нечего судьбе пенять.Зависеть от чужого мненья,Чтоб избежать его презренья,Власть и богатство получить,Свободными от них чтоб быть!?Чтобы несчастней всех несчастныхПри всём своём богатстве статьВ покоях средь вещей прекрасных,Достаточно лишь осознать:Того, что ты имеешь – мало.Да, зависть. Что же? И бывало:Унижен чьим-то чванством, онБыл этим чувством заражён.Но не был он среди уродов,Что признают один успех:Не только быть вождями моды,Успешней и богаче всех,Но всех завидовать заставить.Им счастья больше не доставить,Чем зависть показать свою.Так кровь людей вампиры пьют.Опасна зависть. Да и счастье Как солнце светит не всегда,Его скрывают тучи часто.Но тучи – это ерунда.Догнать других он не старался,Считая, что уже добралсяОн до вершины, и емуМирские страсти ни к чему.Так и Христос в своём ученьеНас призывал жить днём одним,Воспринимая как мученье,Других людей несхожесть с ним.Но так не хочется быть нищим!И жизнь есть жизнь, и счастье ищем,Живя среди живых людей,А не средь благостных идей.А он жил среди рифм и строчек,И мненье общества сегоНе много значило, а, впрочем,Жить он учился без него.И даже презирал мажоров,Гламурных кукол, у которых,Как мысль одна, одна мечта:Чтоб быть у черни на устах.Достоин всякий труд признанья,Нельзя ценить доходом всех.У Бога бы искать нам ранеСебе признанье и успех,Чем у толпы иль светской черни,Всё это – суета, поверь мне,А счастье с жизнью нам дано,И всем доступно нам оно.Потребности он утолил,Жизнь без которых невозможна.К другим же безразличен был,Хотя, для многих это сложно.Ценил он знания из книгИ поэтическое слово.Хотя вершины не достигОн пирамиды А. Маслоу,И был, конечно, либералОн как и я в своих воззреньях.Свободы лишь одно значеньеИз многих прочих выбирал,Когда «права» – не просто слово,А жизни главная основа,Когда вполне свободен тыОсуществлять свои мечты.Поставить с головы на ноги,Когда б либерализм могли,То б полились в казну налогиИ капиталы притекли,Чиновничье бы иго спало,И время светлое б настало,И был бы каждый – стар и мал —По убежденьям либерал.А нынче каждая короваНа либерала точит рог,Стремясь очкарика гнилогоБоднуть и сбить рогами с ног.То пастушонок камень бросит,То путник бедного поносит,То на экране не одинХолуйствующий господинЕго запишет в маргиналы,За то, что некогда посмел «The Times» читать в оригиналеИ мнение своё имел.Как я, болея за свободу,Хотел поэт помочь народу,Чтоб он яснее понимал,Кто ряженый, кто либерал.Итак, он – мой путеводительПо вашим новым временам.России современной житель.Но стоит ли сердиться вам,Что, в каждом миге видя радость,Чихая на престиж и статус,Небесным зреньем наделён,Он сам себе Наполеон.Он знал про рынка конъюнктуру,Но под коммерческий катокСтихи свои, свою натуруВо имя денег класть не мог.Не зарабатывал стихами,Чтоб не носить на сердце камень,Он для души своей писалИ, как бы, виртуальным стал.Где графомания – искусство,Там гений – просто графоман,Пока он жив, живые чувстваНе ценим, нам важней обман.Он знал, непризнанный при жизни,Вот, после, да, он будет признан,И замыслом великих книгРвал веком выданный ярлык.Знакомство с героем
Онегиных у нас немало,Искал я тип сложней его.Так познакомился я с ПавломЧерез поэта моего.Вот так мы подошли к герою,Который, как и ты пороюКак с ветки сорванный листок,Попавший в мчащийся поток.Какую роль он тут играет?А в том, чем близок нам и мил,Не нас ли он напоминает,Не нас ли чем-то повторил?Геройство сходно с лицедейством:Служить Добру или ЗлодействуНа сцену вызвали его —Герой не ведает того.Но наш герой – не злобный гений,Решивший Землю покорить.Умён и добр он, нет сомнений,Способен мыслить и творить.В него и верю словно в Бога,Чудес в моей поэме много,Герой мой – феномен, но он,Конечно ж, не изобретён,А прямо мной из жизни взят он.Фантазия всегда бледнейРеальности. Вот та богата.И сказка не сравнится с ней.Во всём есть тьма ограничений,И в том источник приключений.Хоть многое свершить бы мог,Всё ж человек он, а не Бог.А в чём причина феноменов?Что нас, как будто ветер – пух,К успеху гонит неизменно?Что, если не свободный дух?Так, может, вместо вечной верыВ хозяина небесной сферыВзять и увериться в себе,В своей божественной судьбе?В себе узнав сверхчеловека,Что духом вечен словно Бог.Кто сам себе и яд, и лекарь,Кто уподобиться бы могБогам и в мыслях, и в поступках.Не сделав ни одной уступкиДурной природе, и судьбойВертел бы, став самим собой.Так знай, в себя нам верить лучше,Как в Магомета иль Христа.Любой из нас – лишь частный случайМятущегося Божества.Когда себя мы Богом мерим,Притом, в себя как в Бога верим,Или когда в нас верят так,Сверхчеловеком стать пустяк.Я понимаю: как примеры,Нудны святые и скучны.Как схемы, коим мы не верим,Что в житиях заключены.Отчаянным мы подражаем, Но мучеников уважаем,Хоть мучиться мы не хотим,Мы всё ж, готовы верить им.Таланты есть среди великих,А также и среди простых,Средь просвещённых и средь диких,Средь грешников и средь святых.Мир мудрых мыслей им как Мекка.Но звания сверхчеловекаДостоин тот лишь человек,Что к совершенству шёл весь век.Таков герой. Когда бы все мыВдруг получили от небесЛюбви к нам Бога дар бесценный —Талант – источник всех чудес,И против Зла объединились,Тогда б судьба Земли решилась.И стал всем править, наконец,Не разрушитель, а творец.Будь Павел прост и примитивен,Кто б стал сочувствовать ему?Пусть даже если не противен,Вот если бы попал в тюрьму,Или калекой стал несчастным,Он вызвал бы у нас участье,Потом бы пусть разбогателИ нашу радость вызвал тем,Что справедливость существует,Враги наказаны сполна!Добро как в сказке торжествует,И наш герой приятен нам.Как жизнь богата на сюжеты!Я благодарен ей за это.Поэмы пишут и для дам,А те не могут жить без драм.Итак, он был широкоплечимИ светлоглазым, и большим,Наивностью хоть не отмечен,Идеализмом всё ж грешил,И поклонялся только Битлам.А толпы называл он быдлом.Под глазом лёгкий тик имел,Кур и свинину он не ел,Свинью считал он с обезьянойЗа прародителей людей,И в человеческих изъянахВинил природу пары сей,Считая род людской химерой,Ну, как кентавра, для примера,Иль сфинкса, что в песках лежитИ знает, кто и с кем прижит.А куры? С детским впечатленьемОн так запомнил петушка,Что бегал по задворкам тенью,Хотя отрублена башка.И впечатлительной натуреСтарушка древняя культуруНапрасно силилась привить,Уча во всём примером быть,Внушая, что кровей он царских.Породистый он вид имел,Хоть не носил усов гусарских,Да и ценить себя умел,Знал из семейного преданья:Его пра-пра-прабабка ТаняИз дев полянинских былаИ родословную велаОт самой милой из безбожниц…Имели первые цариКак и Владимир – князь, наложниц.В Поляну, бросив третий Рим,Царь Пётр наведывался к девамПленяться песен их напевом,Их любоваться наготойИ бесподобной красотой,Да предаваться развлеченьям.Клянусь, не устояли б выПеред диковинным влеченьемИскусных баловниц любви.А как они играли в жмурки,Из рук выскальзывая юркоИ хитроумно, и умноВ Купалу ночью за гумном!Когда сам царь, отстав от свиты,Нагих девиц впотьмах искалЦветов гирляндами увитых,Схватив, их гибкий стан ласкал,Чтоб среди дев, на нимф похожих,Найти по аромату кожи,По вкусу губ и форме телТу, что он больше всех хотел.И насладившись красотою,Обласканный десятком рук,Он оставался на ночь с тою,Что знала тонкости наук,Известных пленницам гаремов,Забыв про царство и про время.И в тайных игрищах ночныхБыла та дева лучше них.Когда же сладкие забавыДавали грешные плоды,В отставку без излишней славыС наградою за их «труды»Дев отставляли, заменяяДругими, вряд ли вспоминая,Что там, в краю лесных осинУ них дочурка или сын.Те, подрастая, шли в ученье,На службу к батюшке царю,Приобретая там значенье,Я о деньгах не говорю,За службу получив дворянство,Они не знали в мыслях чванства:Что я, мол, родственник царям,И не чета плебеям – вам.Наш Павел чопорность дворянстваС уроков бабки не терпел,Не отличался постоянством,Свой шанс увидеть он умел,Имея от природы сметку.Он брал, что надо, на заметку,Хоть и ошибки совершал,Но, всё же, много обещал.История Павла Волгина
Родился он на юге жарком,Где солнце, ветер и волнаХарактер формируют яркий,И не заслуга, не винаЕго в том, что горяч и ветрен,Как будто степь хмельная летом,И вспыльчив так мятежный нрав,Как сухостой осенних трав.Прекрасно Нижнее Поволжье.И Волга Богом в дар дана,Достойна од любых она.И степь под знойным солнцем тоже.Вон там – ильмень -большая лужа,Там -коршун над буграми кружит.Тут -на ковыль и облакаВерблюд взирает свысока.Верблюд тот перевозит грузы.Запас воды в его горбах.Полна скрипучая арбаДушистых дынь, больших арбузов.И так же он высокомеренИ в превосходстве так уверен,Как очень часто те из нас,Кого прибило в «средний класс»,Коттеджем с кортом иль другой,Кто обзавёлся раньше прочихПодчас полезною не очень,Зато игрушкой дорогой.Ей как ребёнок он гордится, Для взрослых это не годится.А он – как тот верблюд с горбом,Становится арбы рабом.Не жалко мне того верблюда,Все тащим мы свои арбы,А всех счастливей в мире – люди,Свободные от пут судьбы.Да, совершенствованье духа —Не всем доступная наука,Блажен тот, кто её постигИз опыта, а не из книг.Носило мистики печатьГероя нашего рожденье.Здесь о его происхожденьеЯ мог бы просто умолчать.Хотя и интересно. Впрочем,Оно, быть может, и не оченьС той мистикой имеет связь.Нет, всё ж, поведаю для вас.Жил первый прадед «при царе»При штабе армии в ВаршавеБыл генерал, служил державе.Второй – в оркестре при двореБыл музыкантом круглолицым.Лишь в сорок лет сумел жениться.Был балагур и острослов.А позже волжских промысловПриказчик был весьма проворный.Под Люблином ещё одинИмел свой хутор и подворье.Зажиточный был господин.Известен был в своём уезде,Но генерал к нему не ездил,Не упивался с ним виномЗа польским приданым столом.Не важно, кто четвёртый был,Какого званья и дохода,Октябрь семнадцатого годаСословья как бы отменил.Тех обесславил, опозорил,А тех изгнал и разорил,Врагами сделал и рассорил,Но всех их в Павле примирил.А в девятнадцатом, в которомСтрану власть Хама заняла,Оставили живым делаВсе четверо, хлебнувши горя,И умерли. Тот от удара,Тот от тифозного угара,И каждый от чего-нибудь,Как век их, кончили свой путь.В походах и боях своихИ деды были в разных станах,Но это было б, право, странно,Когда бы не любил он их.Слова: вахлак, золоторотец,Буржуй, кулак и враг народа…Все он профессией считалИ равно всех их почитал.Погоны спрятав и кресты,Дед первый умер в Туркестане,Альбомы старые листая,Наш Павел власти не простил,Что фото деда в них не видел.Он ни за что б его не выдал.Второй, кого он знал живым,На Соловках был звеньевымИз заключённых. Рыбной ловлейИ зэков, и НКВДКормил как спец по доброй воле.Ловил он рыбу в той воде,Где баржами врагов топили.Штырём сквозь лёд он пробивалТе черепа, что в зиму всплыли,Так срок свой первый отбывал.Моряна дула, шли дождиВ тот день, когда родился Павел,А дед в то время в море плавал.Теперь он Каспий бороздилНа сейнере под хмурым небом.Задержанный на проходнойЗа взятую буханку хлеба,Там новый срок мотал он свой.В такие дни рождались люди,Кого народ в вожди избрал.Сказала акушерка: будетМладенец, верно, генерал.Погода всех перепугала.Стремясь всю землю потопить,Над хлябью молния сверкала…Ну, будет вождь, тому и быть.Лет в пять прочёл он «Буратино»,Где иллюстрация однаПривычной бедности картинуЕму напомнила. ОнаПоказывала бедных хижинХудые крыши, если ближеПосмотришь, бедных мужиков,И всё страною дураковВ той книжке называлось это.На корабле трофейном, летомВ село однажды по рекеС любимой книжкою в руке,Он ехал с матерью, глазея.По берегам была Рассея,Вдруг он воскликнул: «Вот она!Смотри, та самая страна!»Те самые худые крышиГнилых, от пыли серых хат…Вдруг слышит окрик: «Тише! Тише!»Не зная, в чём он виноват,Какую он озвучил ересь?Шептал он, взглядом в берег вперясь,Что звалось: вражеский поклёп,За что тюрьма иль пуля в лоб.Совсем взрослеть не торопясь,Он рос, почитывая книжки.Когда соседские мальчишкиВступали в половую связь,Пытаясь сексом утвердиться,Он стал в библиотеках рыться.Хотел узнать из книжек он,Вселенной правящий закон.Понять, как движутся фотоны,Как плотен вакуум и чтоТакое странность пи – мезона,Где антимир, и создал ктоВселенную из дробных кварков.И почему в кино нам жалкоЛюдей, обиженных судьбой,А так нам не до них с тобой.В чём жизни смысл – в познанье мираИль в исправлении его?В чём способы, чтоб видеть шире,И как из хаоса всегоОдно собрать изображенье?В чём скрыт секрет преображенья,В чём связь крещения с водой,И как нисходит дух святой?В душе он тоже был поэт,И романтизм не чужд был Павлу.Но хоть порой стихи писал он,Свой дар болезнью юных летСчитать, как многие, был склонен,Был без застенчивости скромен,И то стихами мог считать,Что вновь и вновь хотел читать.В своих стихах он не подругу,Красу вселенной воспевал.Границу жизненного кругаГраницей он не признавал.И место человека в мире,И солнца и планет в эфиреПонятно было для него.Он не от мира был сего.Проблемами вселенной занят,Он жизнь вокруг не замечал.Не озлоблялся, не ворчал,Надеясь, что жизнь лучше станет.Стремясь быстрее в угол свойВернуться к книгам, сам с собойНередко в спор вступал научный,И жизнью жил совсем не скучной.Он лишь поэзию читал,В свободу, словно в Бога, веря.Соцреализм, же, он химерой,В отличье от неё, считал.Другой реальности доверясь,Он знал, что здравый смысл —тут ересь, И мысль свободную ценил,Что в этих книжках находил.На взлёт мог Павел отличатьХороший стих от словоблудья,Так разбирался он и в людях,Хоть на себе носил печатьБеспечности. Жил днём единымИ был немного нелюдимым,И искушений избегал,Что мир подлунный предлагал.Так с Бродским был герой мой схожий,Любил читать стихи его.Что, может быть, важней всего,И в чём ещё они похожи,Они поэзию любилиИ в ней начитанными были,До Бродского и мне сто лет,Второго же такого нет.Но грань безумья и рассудка,Где и родится волшебство,Дана немногим, словно в шутку,И может так лишь меньшинствоНежданный образ вызвать словом,Хоть правила игры готовыНе все принять. Но тот и тотИх принимали без хлопот.Был Павел нетерпим к порокам,Не мог их в доблесть превращать,Он подлость не умел прощать,И тем он был к друзьям жестоким,И принципы он старомодно,Что было очень неудобно,Терпимости предпочитал,За что порой он и страдал.Такие люди раньше были.Они одну всерьёз любилиПришелицу из сладких грёз.И принимали всё всерьёз.Ей верность в мыслях соблюдалиИ ревновали и страдали.Сказать им стоило трудов —Жизнь кончилась или любовь,Когда с любимой расставались,Как счастье вспоминая дни,Когда утехам предавались,По гроб в подругу влюблены.И вдруг проснувшись, понимали,Что разлучившись, потеряли,Любви не ведая иной,И часть себя, и рай земной.И он познал влюблённость тоже.Томленье, поцелуев мёд,Хоть на любовь она похожа,Но кто же сразу разберёт?В слезах, с потоком сожалений,Остыл к объекту вожделений.С подругою скучать он стал.И час прощания настал.Он мучился, что так случилось,Что сердцу чувства не верны.Сознанье собственной виныТак долго ум его точило.К себе, чтоб горе позабыть,После разрыва, между делом,Девиц красивых, видных телом,Не стал он, как друзья, водить.Высмеивая идеал,Друзья с реальностью играли,Победам лёгким счёт теряли.А он единственную ждал,Решив, что быть ловласом – скверно,Что, коль любить, так только верно,Любимой годы посвятитьИ в счастье жизнь свою дожить.И стать ни циником, ни лохомОн не хотел, и жить решил,Не знаю, хорошо то, плохо ль, Для наполнения души.Объехал все дворцы – музеи,Но не обычным ротозеем —Он красоту дворцов впиталКак тот, кто ими обладал.Тем Павлом в Павловском дворцеСебя воображал он жарко,Что любовался видом паркаС печатью грусти на лицеИ плачем скрипок наслаждался.Наш Павел в тех перерождался,Что некогда скучали тут,А ныне в вечности живут.Всему учился, видит Бог,Взрослея, он без всякой лени,Был в курсе новых всех учений,И институт закончить смог.Потом работал он в деревне,Ютясь в своей избушке древней,Что предоставил сельсовет,И так прошло ещё пять лет,И слышанная им примета,Что, съев сазаний мозг и глаз,Уж не покинешь место это,Чуть-чуть, уж было, не сбылась.Но из селянок он невестуСебе не выбрал, жил он честно.И хоть влюблён порой бывал,Но виду он не подавал.Пять лет отсрочку за отсрочкойЕму давал военкомат.На службе он поставить точкуБыл без сомненья очень рад.Когда истёк призыва возраст,Он сохранил и честь и бодрость,Достоинства не уронилИ сам себе не изменил.Не помыкали им сержанты,Дружки не тырили часы,Не унижали аксельбанты,Или армейские трусы.Он над собой не знал начальства.А в армии быть -значит часто:Не честь учиться защищать,А издевательства прощать.Напоминает мне тюрьму.Там, как в насмешку, изреченье,Что Родине – мол, жизнь и рвенье,А честь и совесть – никому.Они здесь – мелкая монета,И каждому известно это.Где лицемерие – в чести,Нас лозунгам не провести.Познание жизни
Народа жизнь за эти годыВблизи увидев, он узнал.Его проблемам и заботамСочувствовать невольно стал.Хозяйка старая пороюНе зря поэмы сей героюПро жизнь рассказывать бралась,И получился так рассказ:За немца Таня вышла замуж,Хоть трудно было ей решить,(Он из поволжских был, тех самых,Кому Екатерина житьВ просторах русских разрешила.)Татьяна близнецов родила,И очень счастлива была,Хоть с мужем в мазанке жила.Но началась война, и немцевПереселили в Казахстан.И ей бы быть в переселенцах,Но сельсовет как лист пристал:«Не уезжай, в селе останься,От мужа – немца откажись,Как от чужого иностранца,Без Родины какая ж жись?»И в мазанку к ней зачастилиС советами, как надо жить,В ход красноречие пустили,Грозя доверия лишить,Невзгодами её пугая,Всем, что безвестное таит,Тем, встретит чем земля другая,Где жить ей с мужем предстоит.И согласилась сквозь рыданья.Так, без кормильца сыновей,Без помощи и состраданья,Воспитывать досталось ей.Сын взрослый в Сталинград учитьсяУехал. Надо ж так случиться,Убит подонками он былЗа имя, что всю жизнь носил.А бывший муж, узнав об этом,Печаль один не мог сносить,В колхоз богатый свой на летоЕё решился пригласить,Чтоб лес и горные поляныЕй залечили в сердце рану.Другая, что нашёл он там,Жена была добра к гостям.Пришлось кусать Танюше локоть,Патриотизм свой прокляня,Но толку что, стонать да охать?Во всём, во всём её вина.Как за стеной была б за мужем…Так мифам мы порою служим,И верим обещаньям там,Где надо быть умнее нам.Калмычка старая однаЕщё к хозяйке заходила,Но Павла странно поразило,Что русскою была онаНамного больше, чем иные,Что в городах российских нынеМанкуртами степными тут,Не помня о корнях, живут.Оставшаяся сиротоюБыла взята семьёй простоюНа воспитание онаЕщё ребёнком, и сполнаИ скорбь и радость испыталаИ русские черты впитала,Став взрослой, двойню родилаИ сироту ещё взяла.Да, одного отнял Чернобыль,Второго взял Афганистан.На кладбище в могиле оба.А третий выпивохой стал.Такая уж жена досталась.Будь поприветливее малость,Быть может, и не стал бы пить,На жён бы надобно учить.Таких историй знал он много,В которых не обида, – боль,Их превратить в рассказы мог он,Считая долгом пред собойИх сохранить для поколений.Он их записывал без лени.В работе этой видя цель,Он стать писателем хотел.Не с тем, чтоб, Чацкому подобно,Пороки в людях бичеватьИ с боевым задором злобнымПо—донкихотски воеватьС тем, в людях что неистребимо.Считал он, что необходимоВсем должное за всё воздать.Притом, понять и сострадать.Литературой в виде хоббиОт скуки Павел занялся,Читал, от дел отвлечься чтобы,Потом пытался сам писать.В немецких старых книгах рылся,Где опыт магии хранился,Те, что хозяйка берегла,Но дать на время, всё ж смогла.И очень странные ты книгиМог видеть на его столе:Из мифов, магий и религийНамешанное крем-брюле.Какой-то сор, и всё навалом…Но как в поэзии бывало,Из мусора стихи растут,С Мариной я согласен тут.И внутренне он изменился,Над фолиантами трудясь.Напрасно он меж строк училсяЯвлений мира видеть связь.Собрать мозаику не мог онИз фактов, и как будто в коконВ науки погрузился он,Мечтая свой открыть закон.Теорией единой поляОн бредил, но потом остыл.Он понял, что есть в мире воля,Что правит сочетаньем сил.Стремясь, как мог, сей мир принять,Он ей покорно подчинился,С несправедливостью смирился,Чтоб с сердца груз тяжёлый снять.Но к знаньям страсть не утолил он,И тайны жизни не постиг.Его бездействие томило:Суть жизни не узнать из книг.Что толку – знать строенье мира?Ведь все теории эфира,Пока не взял ты своего,Увы! Не стоят ничего.О, юность, юность, часто ты наивна,И очень часто – простота сама.Порой не видишь то, что очевидно,Иль видишь аберрацию ума.Теперь, когда свой опыт вспоминаю,Я всё ясней и чётче понимаю:Легко оценкам верим и словамМы в юности лишь тем, что лестны нам.Стремиться людям в юности присталоВсе в мире ощущения познать,И всё равно им кажется всё мало.Романтикой мы это свойство зватьПривыкли, и повсюду в мире детиС творения, вовеки всех вековСтремятся всё попробовать на свете.Смысл жизни в годы юности таков.И потому в огромный мир манилоЕго, и дома был он как в тюрьме.В окошко глядя, думал он уныло,Что жизнь пройдёт вот так без перемен.И был в мечтах волшебным мир за дверью,И вряд ли в те мечты теперь он верит,Но, может, вспомнив сласть её и стыд,О юности потерянной грустит.И думает порой: О Юность! Где ты?Уж радости всё выпито вино,Мечты и сны в стакане жизни этой —Лишь мутное белеющее дно.Как будто тёмный дол, покрытый сном,Сухой остаток, дно под белой пылью,Но если стоящее что-то в жизни было,То, может быть, оно там в белом, в нём…»Намного зрелость юности разумней,Ей сумасбродство страсти не дано,Хотя в водовороте жизни шумной,Как правило, залог побед оно.И умудрённой зрелости, конечно,Смириться надо с тем, что так беспечна,Глупа, смешлива юность и резва.Да, зрелость – и серьёзна, и трезва,Но думаю, что, всё же, ей негоже,Хоть в мире так давно заведено,Ворчать на неразумность молодёжи.Нам средь крестов не скоро сужденоБезрадостное справить новоселье,И зрелость – безграничное весельеПочувствует, хотя б на время пусть,А юность ощутит заботы грусть.Так зрелый муж, хлебнув чуть-чуть вина,Хотел бы в жизни всё сменить на время.Пусть пляшет зрелость, сбросив знаний бремя,А юность? Что-там хмурится она?Проходит в мире всё, и что грустить нам?Пусть им сейчас обеим будет стыдно,Что каждая в свой собственный черёд,Одна в другой себя не узнаёт.О будущем, паря в мечтах как прежде,Давно наш Павел уж не говорит.Из смутно замаячившей надеждыКумира он себе не сотворит.Смешны ему былые вожделенья,Нелепы подвиги преодоленья,И юность без улыбки светлой онДавно не вспоминает словно сон,А сколько юность знает искушений!Всё новое для юношей магнит.Тьма незнакомых новых ощущенийВсё в мире перепробовать манит.Ценил когда-то Павел мненье света,А не спокойствие анахорета,Конечно же, для умудрённых летУж ничего на свете лучше нетСемейной дружной атмосферы тесной.Так нам оценка черни и властейСтановится совсем не интересной,И не влечёт уж нас игра страстей.Мечты нам заменяет жизни знанье,И все перегоревшие желаньяСпешит сменить анализ прошлых дел.Ведь умудрённость – зрелости удел.Но зрелости за то пенять не будемВ мелькании летящих мимо дней,И жизнь учась воспринимать как чудо,Одну нам радость нужно видеть в ней.Уметь тем. что имеем, насладиться,А то, чего привыкли мы стыдиться,На то должны смотреть со стороны,Не видя в прошлых днях своей вины.Что ж делать, если юность не вернуть намИ веру в чудеса и добрых фей,Видений светлых и предчувствий смутных?Бывает так на склоне наших дней:Хотя бокал шипит вином игристым,Набита трубка табаком душистым,Но нет здоровья, чтоб вино допитьИ трубку дорогую докурить.На книги юности меняем время,Стремясь постигнуть жизни суть и смысл,Но знаний лишних ощущая бремя,Дни юности потом жалеем мы,Стирая с книжек пыль. Что толку в знаньях?Не в них есть исполнение желаний.И думаем: Ах, можно б было взятьИ мудрость всю на юность поменять!А как наш Павел? Верить в намереньяИ в рай, и в ад, в мечты и в идеалИли в пространств иные измеренья,Созрев душой, он рано перестал.И домыслами о природе тайнойПытливый ум свой он не забивал,Как вещью просто иррациональной.Порою легкомысленным бывал.Считал: идти уж лучше за желаньем.Мир этот создан так, что мы хотимТого, что есть для нас уж в мирозданье,Чтобы найти и насладиться им.Нет смысла быть во всём максималистом,Или единственным протагонистомДобра. Не нужно наших жертв ему.Оно, Добро, живёт назло всему.Но жаль, что поздно понимают это,Обогатившись опытом своим.Хлебнув печали, побродив по свету,Порою очаровываясь им.Вдохнув в себя реальной жизни воздух.Теперь он твёрдо знал, что Ад, он – в звёздахИ в том, что чёрным космосом зовём,А Рай —Земля, то место, где живём.И жизнь даётся нам для наслажденья,И замысла в природе вовсе нет,И все идеи наши—наважденье,И тьма горячая – всего лишь, свет,И «жизнь земная» – так зовётся чудо,И всё берётся в мире ниоткуда,И всё потом уходит в никуда,И все науки – это ерундаБез искренней и прочной нашей веры,Что примиряет вечно нас с собой.А что религии? Они – химеры!Одарены с рожденья мы судьбой.В свой гений, может, всем нам верить надо?Лишь только в этой вере нам отрада.Мир – пыль в круговороте вещества,А мы на древе жизни лишь – листва.Средь атомарных разных завихренийЖизнь – это просто хаоса цветок,Одно из многочисленных явлений,Что смоет в бездну времени поток.Он думал: «Вот и я как всё не вечен»,В тот час когда рентгеном был просвечен,И мельком череп свой увидел он,И был как Гамлет видом удивлён.
