Он растянулся на диване, пристроив голову на коленях Светы. Странно, он всегда был старшим не только на словах, но и на деле. Надежным, заботливым. Мечта любой младшей сестренки. Но в этой позе он всегда казался ей маленьким мальчиком. Не слабым отнюдь, но ранимым и доверчивым, как щенок. Света зарывалась пальцами в густые черные волосы, вдыхая слабый аромат одеколона и мужского шампуня. Считала родинки на его лице, нажимая на них, как на кнопки. «Печатала», так это называл Антон.
– Эй, машинистка, – запрокинув голову, он хитро прищурился. – Подарок-то будешь открывать?
– Нет… Подожду до Нового года. – Света наклонилась и звонко чмокнула брата в нос. – Лучший мой подарочек – это ты! – отчаянно фальшивя, пропела она.
– Чудовищно! Не делай так больше! – скривился Антон. – Открывай давай. Я весь вечер потратил, заворачивая.
– И все равно завернул ужасно, – хмыкнула Света.
Она потянулась к журнальному столику, среди всех свертков и коробок безошибочно выбрав увесистый кирпичик. Мятые уголки, бумага в шотландскую клетку, кое-как перетянутая бантиком, и много-много скотча. Света деловито потрясла подарком возле уха, понюхала.
– Еще на зуб попробуй…
– Это не духи, не украшение… – Света еще раз потрясла подарок. – Или украшение? Цепочка? Не-е-ет, это для тебя слишком банально… Билеты?
Закатив глаза к потолку, Света придирчиво покачала подарок в руке.
– Тяжеловато. Хм-м-м… Книга! Это книга?!
– Бинго! – засмеялся Антон. – Вскрывай уже, Шерлок! Тебе понравится.
Подцепив ногтем скотч, Света разорвала оберточную бумагу. Из-под шотландки показалась чуть потрепанная обложка. Черно-синие тона, размашистый акварельный рисунок, будто бы выполненный детской рукой. Темный лес и дом на пригорке, обнесенный палочками забора. Ярким пятном под двускатной кровлей выделяется горящее окно. Натурально горящее. Не теплый свет лучины или свечи, не тусклая желтизна электрической лампы, а рыжее зарево пожара, выскочившее из неплотно прикрытой печи. При первом же взгляде Свету кольнуло узнавание.
– Маршак. «Угомон». Господи, Тошка, где ты ее нашел?!
– Угадал? – вместо ответа довольно ухмыльнулся Антон.
– Еще бы!
– А я ее никогда и не терял.
Света быстро раскрыла книгу, перелистнула шмуцтитул, выискивая выходные данные.
– Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год! С ума сойти! Блин, да она старше нас двоих, вместе взятых! – пальцы метнулись к оглавлению. – Боже, и обложка та же самая. Мне кажется, даже запах тот же!
– Мне в детстве казалось, что домик на обложке горит. Поздний вечер, за окном дождливо. Все легли спать – Угомон всех уложил – и не заметили, как из печки вывалился уголек.
– Бр-р-р-р, жуть какая! Не выдумывай! Хотя, если честно, действительно похоже на огонь… И еще иллюстрации эти.
– Да, криповатые. Угомон этот бородатый, в капюшоне, как какой-то престарелый маньяк-педофил. Что он вообще делает поздно ночью у кровати чужого ребенка?! А учитывая, как мальчика в книге зовут, я в детстве думал, что это про меня, и старался заснуть побыстрее, чтобы, не дай бог, он не пришел. Представляешь, откроешь глаза, а там старикан в капюшоне и с бородой, и это ни фига не Дед Мороз!
– Да ну тебя! – хмыкнула Света. – Балбесина!
Пальцы задумчиво пробежались дальше, вместе со страницами перелистывая само время. Отматывая назад. Возвращая в детство.
– Сон приходит втихомолку, пробирается сквозь щелку… – Света поймала себя на мысли, что улыбается во весь рот. – Тошка, Тошка… Помнишь, как я в детстве тебя доставала, чтобы ты мне его прочел?
– Помню, конечно. Чуть ли не каждый вечер. Угрожала, что иначе не заснешь, шантажистка мелкая. – Антон прикрыл глаза. – Я точно так же маму доставал.
Он вновь довольно ухмыльнулся. Света попыталась улыбнуться в ответ, но губы скривились. В глазах поднялась соленая муть. Капля сорвалась с ресниц и разбилась о раскрытые страницы. Сухая бумага жадно впитала влагу, растянула по буквам темным пятном. Света торопливо захлопнула книгу.
– Свет, ты чего? – Антон приподнялся на локте. – Свет? Перестань, ну? Ты ни в чем не виновата. Мама умерла во сне еще до того, как ты родилась.
– Да. Знаю.
Света мотнула головой, и подступившие слезы разлетелись в разные стороны. Чувствуя себя донельзя глупо, она запрокинула голову, замахала руками перед лицом. Ни дать ни взять – экзальтированная дурочка из вечернего ток-шоу для домохозяек. Антон снял с ее носа соленую каплю, внимательно изучил, выгнув бровь с таким уморительно-серьезным видом, что Света, не выдержав, прыснула. Но смех получился натужным, истеричным.
– Прости… – кое-как успокоившись, выдавила она.
– Эй! Посмотри на меня. – Антон подсел ближе, положил ей руки на плечи. – Ну же, посмотри на меня. Спать ложатся все на свете, спят и взрослые, и дети… Помнишь?
Шмыгнув носом, Света нашла-таки силы улыбнуться в ответ.
– Спит и ласточка, и слон, но не спит один…
– Антон.
– Ну вот!
Брат безошибочно раскрыл книгу на нужной странице.
– Стал он песни петь от скуки, взял от скуки книгу в руки. Но раздался громкий стук – книга выпала из рук!
– А знаешь, мы даже во дворе его вместо считалочки использовали. Раз-два, три-четыре. Кто не спит у нас в квартире? Всем на свете нужен сон. Кто не спит, тот выйди вон! Я всех девчонок на нее подсадила.
– Считалочки… – снисходительно хмыкнул Антон. – А ты вообще в курсе, что Маршак не только детские стишки писал? Он много переводил. Бернса, например. Это…
– Знаменитый шотландский поэт. Я знаю.
– Ну да, конечно. А еще он «Калевалу» переводил. Казалось бы, где Маршак и где «Калевала», да? Я думаю, он был великим мистиком. Не показным, как все эти графы Калиостро, а тихим, скрытным мистиком, который всю жизнь прятался под личиной добродушного детского писателя. У него даже в детских стихах порой такая жуть сквозит, никакому Лавкрафту не снилось. Просто не все это видят…
Антон широко зевнул, по-детски заплямкал губами.
– Всем на свете нужен сон, это точно. Мне бы сейчас определенно не помешал. И Свете тоже, я думаю.
Антон мягко поцеловал сестру в лоб.
– Давай дуй спать.
– Дую! Доброй ночи, Угомон…
В дверях спальни Света замешкалась.
– Знаешь, я иногда думаю, как все было бы, будь мама жива. Если бы все эти годы она была рядом…
Ответа не было. Зарывшись лицом в подушку, брат уже крепко спал. Видно, в самом деле намаялся за день. Света вернулась, заботливо укрыла Антона пледом. Убрала со лба непослушные вихры. Шепнула:
– Сладких сновидений!