Письма к козьему богу. Ковчег

Поглядел и все понял. Она мучилась от того же, пока не купила легковушку. А меня собаки не оставили в покое. На первое мая 2015 года одна немилая бестия порвала мне штанину и прокусила коленку. До матери дело не дошло. Она завизжала так, что сука ее не тронула. Измученный собаками, написал заявление в милицию. Но оно не помогло. Надо мной просто смеялись, прислав отписку их райисполкома Шуи. Эти нападения будут только усиливаться временами, когда службы, уборку и топку печи в храме полностью переложили на меня одного.

В две тысяче двадцатом без бутерброда стало лучше не выходить. Когда его брал, собаки словно испарялись или не обращали на меня никакого внимания. Перед Троицей пришлось всю неделю убирать в храме. В запарке забыл ключи от дома, мать ушла в магазин. Развернулся и побежал за ней. Тут-то и началось. Белая собака кинулась на меня, как будто знала – я без «колбасного оружия». Полчаса она меня гоняла. Не помог ни хозяин с молотком, ни дети. Она вырвалась и снова бросалась на меня. Домой я пришел охрипший, с сорванным голосом, а на утро родительская поминальная суббота. Соло. Молитвы при таком попущении не помогают. «И молитва моя в недро мое возвратится». Ешь наши подарки до смерти тварь поганая. Аминь.

Затем мобилизация дошла и до местных ведьм. В начале октября 2014 года меня с утра понесло в «Магнит», намечались какие-то акции. Уже направляюсь к кассе, как вдруг меня просит неприметная на вид женщина за сорок в очках.

– Вон оттуда сверху, подайте мне пожалуйста, памперсы. Высоко, не достану.

Этими штучками меня не раз «угощали» в мариупольских универмагах. Сними, подай, дальше ты внезапно превращаешься в лежачий труп. У нас дома сотрудницы «Ночного дозора» прикидывались глухонемыми. Тыкали пальцем в спину. Подай журнал «Отдохни». Подал. Три дня «отдыхал». Контактное колдовство для лохов в чистом виде.

– Вон у прилавка стоит мальчик, он здесь работает, его обязанность, попросите, он вам снимет.

Та замерла, переваривая информацию. Остановился, мне стало интересно, на какой стадии застряло ее колдовство и что она будет делать? После моих слов «серая птичка» мгновенно потеряла интерес к памперсам и как ни в чем не бывало направилась к кассе.

Прошло дней десять. Из этого же магазина возвращаюсь домой. Внезапно мочевой пузырь стало рвать на части. А укромного места нет и в помине. Дошел до развилки. Еще метров сто и фабричная стена. Но напал невообразимый ложный стыд. Вдруг кто-то увидит, потом по поселку все разнесут. Прошла еще пара минут и по ногам потекла теплая струйка.

– Ну и тварь! Приделала все-таки памперс.

Домой пришел весь мокрый. Рассказал матери. Та в ужасе. Дома и то так не могли сделать. Сделала какая-то колоебовская ведьма. И тут до меня дошло. Двадцать лет назад в этих краях не было никого, кто мог бы сносно колдовать. Теперь есть.

Народ загнали в угол, отобрав право быть живым. Это и стало побудительной причиной для многих искать власть над властью властей предержащих. Взять ее из лап бесов в свои руки, упиться всемогуществом, скрутить обидчика в бараний рог. Тотальный контроль и слежка породили появление целого класса таких людей в российской глубинке. Чем больше прав и свобод забирало у своих граждан государство, тем больше людей обращались к колдовству. Это стало одной из форм скрытого протеста и сопротивления режиму в России. Ведь статей в уголовном кодексе России за практику черной магии нет и не будет никогда.

При Ельцине такие книги просто покупали. Интересная экзотика, жуть: Аксенов, Джуна, Папюс. Полистали. Бросили. При Путине забытые фолианты открыли, вызвали смеха ради беса, а он тут как тут. Отдали приказ. Исполнил. Еще и еще. За пятнадцать лет оккультизм породил армию адептов, готовых сжить со света любого.

Выводы я сделал. В поселке нет служб даже по субботам вечером. В церкви служат раз в неделю. Будя. Собираются, попив чая, к девяти. Выходят в двенадцать. Ужас церковного бездействия и породил силу местной ведьмы. Нет защиты. Священник что-то лопочет о ежедневном чтении псалтыри, мол, помогают и псалмы № 26, № 90. Ему невдомек, что вычитать можно и всю псалтырь за день, но благодать церковной службы ей никогда не заменить.

О таком можно рассказать только соседке, Нине Федоровне. Та загорелась, спрашивает, как выглядела эта женщина. Вновь и вновь объясняю ей. Но предупреждаю.

– Не ищите ее. Она непременно отомстит вам.

А сам думаю: «Все обернется клеветой и всеобщей ненавистью ко мне одному». Но та пропускает все мимо ушей. Прошло больше месяца и под новый год Нина Федоровна выложила.

– Эта женщина работает в детском садике на кухне. Поэтому и ходит во время работы в «Магнит». Ей рядом.

Особого значения ее словам не придал. Чаще всего бес подставляет вместо своего совершенно невинного человека. Прошло недели две. Где-то в середине января шел вниз к «Магниту». Вдруг около пятиэтажек потянуло невообразимой, отталкивающей вонью. Несло из детского садика. Это был запах борща, но сваренный как бы из испорченных продуктов. Колдунья варила отраву маленьким беззащитным детям, причем внутри садика ничем не пахло. Тогда, учуяв ту невообразимую вонь, понял – соседка отыскала настоящую ведьму. Вернулся домой. И мама варила борщ, но он пах борщом, а не отравой. Этот борщ называется «воспитание». Его варят в местах скопления большого количества людей с целью привить отвращение к церкви. И правда, множество молодых людей в России ненавидят попов, церковь и службу.

Но одними собаками и колдовством дело не закончилось. Я не мог привыкнуть к «чайным службам» (большинство старух пили чай перед походом в храм, а вдруг не вернемся), поэтому упросил священника начинать пораньше. Один раз мне пошли навстречу, но дальше это стало вызывать всеобщее раздражение. Приехал из Украины и свои порядки вводит! Не понравилось ни батюшке ни прихожанкам. Все хотели спать, а не вставать на час раньше. Это было только начало. Я спросил Нину Федоровну, как было до этого священника.

– Все было пораньше. Приходили как миленькие к восьми.

– А вечером?

– В четыре?

– Всегда?

– Ну конечно!

– Значит, это только при отце Сергии началось?

– Да, он не любит рано вставать, – неохотно пояснила Нина Федоровна.

– И ездить дважды на день в Колобово, – едва скрывая раздражение, продолжил я.

– Но, Олег, он же говорит нам, что дома вечером все вычитывает.

– Это отговорки, чтобы только не служить вечером в храме. Читает кошке, курам на смех и еще теленку за стенкой. Вот и все его прихожане. Мы то с чем остались? Без вечерней. А нет вечерней, утром не будет прихожан, потому что благодати нет.

Устало поглядел на нее. Говорить им всем что-либо было бесполезно. Огород, коза, куры, дети. Все! Вот и служи Богу в деревне.

Весной Ольга все чаще и чаще стала пропускать службы. Ей категорически нельзя было напрягать голос. Она ждала ребенка. Пришлось как-то выкручиваться. Я не знал церковной службы и не мог ее составлять, поэтому пришлось искать альтернативу служебным книгам. Им стал Интернет. На сайте «http://posledovanie.ru/posledovaniya/posledovaniya-2015/» я и нашел то, что мне нужно. Только одна неудобь – пришлось таскать с собой ноутбук. С этого и началась настоящая война. Война колобовского прихода за право жить как им заблагорассудиться.

Нина Федоровна и остальные из десятки все видели, но не напрягались. Они решили посмотреть, как меня будут готовить то ли к канализации, то ли к «канонизации».

Оторвусь на миг. Сегодня седьмое июня 2020 года, Троица. Прошло уже пять лет с начала этой войны. Второй день, третью службу подряд я читаю, пою, выношу свечку и подаю кадило совершенно один. Еще убираю, ношу воду и дрова, топлю никуда не годную печь и стою за прилавком, пока кто-нибудь не сменит меня. В субботу утром в храме оказался воробей. Залетел днем раньше, пока я проветривал храм. Так и бегал за ним с полчаса, пока Святая Матрона не изловила его. Слегка притиснул птаху полкой с книгами, там он и попался. Вынес его на улицу, он вырвался у меня из рук, забился в траву, а лететь не может. Посадил его на ветку, строго приказав в храм больше не залетать. Птица к смерти.

За пять лет война против одного беженца превратилась в войну против Бога. И Фотиния и Ольга и Миша умело ведут загонную охоту. Загнать в угол с бесами и ждать, пока в очередной раз не сорвется. А там мы снова придем. Или мы хозяева этих развалин или никто. Подговорим Валеру, сиди дома. Одному ему долго не продержаться. Если мы тут загибались, пока не стали служить бесам под видом служения Богу, то должен же и он когда-нибудь загнуться.

Завтра день Святого Духа. Посмотрим, кто придет проверить, издох я или нет? Последний, кто еще держался, был чтец Валера. Но и его временами удается уговорить присоединиться к бойкоту. Он позвонил настоятелю. Сказал, что на Троицкую субботу вызвали на работу. Лесничество на Троицу не работало. А его как след простыл. Вместо него утром под видом покупателя литургийных услуг, ладана и свечек зашел бывший пономарь этого храма, Вадим. На тот момент я еще был не раскурочен полностью, доносить было не о чем и он быстро ушел. А прихожанка Зоя, посмотрев ему вслед, выдала кое-что из старой песни про все православные храмы.

– Эта церковь нечистая!

Я остановился и поглядел на нее.

– Да вот, тут лет двадцать тому назад служили два молодых попа. И прямо в церкви они поимели молодую бабу. Вдвоем. И она пошла и всем тут же рассказала.

Спрашиваю.

– Монахи или белые?

– Белые, – уточнила увечная Наталья.

Было видно, что грязью ее накачали до меня. Грязью жил весь этот поселок, он валялся в ней и питался ею. Копание в чужом белье было основным развлечением местных жителей.

Я остановился. Что-то мне говорили о двух попах, которых милиция из храма силой выгоняла. Одного принудительно вывезли во Владимирскую область, про второго уже не помню. Он еще всем угрожал и кулаками махал. И это помнили. Смотрите, вот они какие, попы. И церковь их такая же! От неожиданности услышанного только и сказал.

– Грязь внутри нас, а не в храме. Нет ее здесь. Бог поругаем не бывает. Когда я сюда приехал, мой дядюшка сказал: не ляпни чего-нибудь – всех дохлых собак повесят на тебя одного. Этого здесь только и ждут.

Зоя смеется. Знай наших. Раздался перезвон. Приехал батюшка и дальше толком узнать ничего не удалось. Настоящая и мало кому известная жизнь православных приходов.

Через день, измученный службами, пришел к казначейше, пожилой, очень доброй женщине. Отдаю ей чек за влажные салфетки для храма, спрашиваю, правда ли все это?

– Еще какая правда! Они так накуролесили, что люди их чуть не убили. С кулаками на ни бросались.

– И когда это было?

– Ой, давно. Сейчас вспомню. Они моего внука крестили. Он девяносто третьего, а крестили в четыре. Значит, в девяносто седьмом.

– А имена не помните?