Туман. Книга первая

– Отчего же, это я понимаю. Продолжайте!

– Извольте! Майор вскочил на коня и поскакал в сторону от своей батареи, определяя лучшую позицию. Я же находился на противоположном склоне холма, ведя картографическую сводку, отмечая расположение нашего полка и воображаемого противника. И вот тут всё и случилось! Совершенно ниоткуда, стал появляться туман, да так быстро, что через четверть часа всё подножие холма было им укрыто. Вы, Кирилла Антонович, сами понимаете, что в тумане, как в природном явлении, ничего необычного не сыскать. Однако, не в том тумане, о котором мы, с майором, были наслышаны. И верно – словно проложенный сапёрным шнуром, и только в определённом месте, туман был плотнее во сто крат, и это было видно только с моей позиции, и позиции майора. И этот плотный, туманный шнур, как его прозвал Левко – змейка, подходил к нашим окопам, проходил через них и поднимался по склону вверх, прямо к батарее! Я видел майора, неотрывно глядящего в низину, и понимал, что он охвачен тем же предчувствием ужаса, который начинал сковывать и мои члены. И тут я отлично увидел длинную повозку, или, если угодно, телегу, в которую были запряжены лошади. В самой повозке было трое людей – двое, как мне привиделось, взрослых, и один ещё совсем малец. Телега ехала медленно, а ездоки, понуро опустив головы в каракулевых шапках, словно дремали, слегка покачиваясь на козлах. И только малец, я никогда не позабуду этого лица, зорко следил по сторонам, сверкая большими, словно взятыми у большой фарфоровой куклы, глазами. Очень злыми, и не мигающими глазами. Я не могу взять в толк, как я смог разглядеть и запомнить столь много во внешности ребёнка, ведь телега находилась от меня, не менее, чем в ста саженях! Однако увидел! И ещё одна подробность, воспоминание о которой холодит моё сердце – у мальчишки были тёмные и остроконечные зубы, напоминавшие наконечники стрел. До сего момента не могу понять, как я смог разглядеть подобные мелочи на таком расстоянии?

Кирилла Антонович, воспринявший последние слова соседа, как тему для рассуждений, наклонил голову, создавая многозначительный второй подбородок. Но, не судилось помещику впасть в философский анализ, напоминающий недавно прочитанные труды Мишеля Монтеня. Штаб-ротмистр снова заговорил.

– Пока я размышлял над необычностью видений и моих восприятий, телега уже двигалась, аккурат над окопами, и, сквозь полупрозрачность туманной дымки, я созерцал солдат, жестами указывающих на телегу тем, кто не мог её наблюдать. И в тот же час майор, наблюдавший с противоположного склона за повозкой в свой полевой бинокль, неосторожно повернулся и пустил отражённый от солнца блик непосредственно на телегу. Тот блик не мог быть незамечен ездоками и, особливо, мальцом. Он вскричал, да так громко и пронзительно, как не смог бы закричать человеческий ребёнок! Право слово, именно так мне, в тот миг, и подумалось! А события летели дальше и быстрее! От того пронзительного крика, возница, натянув поводья, остановил телегу. Малец, пальцем указывавший на майора, вскричал вновь.

– И-и-ы-ы-г-о-ш-ш-а-а-а!

– Огради, меня, Господи, ещё хоть раз услыхать тот крик! Он начинался на невероятно высоких нотах и, слегка вибрируя, модулировал аж до глубокого баса – профундо, доступного, лишь искусным церковным певцам. И таких криков было два. Поверите ли вы, Кирилла Антонович, если я скажу вам, что в те секунды, вокруг меня замерли все земные звуки, даже ветер перестал шуметь в листве!

– Меня, даже, холодит от ваших слов, Модест Павлович.

– Поверьте, зрелище было архи мерзкое! Я продолжу. Как я уже говорил, у меня напрочь отсутствовало понимание того, отчего я так отлично вижу ту телегу, и сидящих в ней. Однако, продолжая вглядываться, я обратил внимание на следующее… простите, я слегка опередил события. Итак, малец, как мне привиделось, с усилием сгибал пальцы, чтобы оставить не согнутым лишь один указательный перст, коим он указывал на майора. Видимо, тело его с трудом подчинялось мускульным командам. Майор, также, неотрывно наблюдал, через полевой бинокль, за происходящим в повозке. Всё это длилось секунды три. Мне припомнились слова того старца – не дайте себя увидеть! А они – увидели! Что делать? Совершенно не беспокоясь о последствиях, я выхватил пистолет и дважды выстрелил в телегу, не опасаясь, что попаду в кого-то из солдат. Слава Богу, этого и не случилось! То ли шум от выстрела, то ли сверкнуло пламя из ствола, то ли пуля, не понятным образом потревожила ту туманную повозку – сие мне не ведомо. Однако я смог отвлечь внимание ездоков от майора. Первым на меня взглянул малец, своими большими, кукольными и злыми глазами. Он снова зашевелил пальцами, стараясь выпрямить указательный в моём направлении. И снова тот же визг, переходящий в басовые звуки. Возница повернул голову в сторону, в которую указывал малец. О, святые угодники! У возницы не было лица!

– Господи, помилуй! – Кирилла Антонович осенил себя крестным знаменем трижды, затем сказал, – Модест Павлович, ужели такое возможно?! Не почудилось ли вам? С такого-то расстояния….

– Отнюдь, Кирилла Антонович, отнюдь. Сие, причудиться, никак не могло, готов поклясться на Священном Писании, что каждое моё слово – чистейшая правда! У возницы, державшего поводья, не было никакого лица. Оно было гладким, как… как….

Модест Павлович крутил головой, и спешно искал глазами тот предмет, который мог бы послужить сравнительным образцом для его слов. Ничего не найдя похожего ни на, скажем, арбуз, или яблоко, штаб-ротмистр схватил бутылку тёмного стекла и постучал по ней ногтем.

– Совершенно подобная гладкость была на его… на том месте, где у нас, с вами, имеются глаза, брови, рот и прочие органы, являющиеся принадлежностью лица. А у него ничего подобного не было и в помине! Но, когда в мою сторону оборотился второй ездок!… Тут, уж, я сильно засомневался, что мой рассудок остался мне верен. У второго, поверх туманного и, кажущегося плотным тела, были, местами, видны обнажённые скелетные кости, и прикреплённые к ним мускульные волокна! Боже, мой, какое это было отвратительное зрелище! Особенно жутко выглядели его полуобнажённые скулы с редко торчащими зубами. Но, при таком отвратительном нижнем отделе головы, остальная часть лица была такой же, как и у возницы. – Штаб-ротмистр снова постучал ногтем по пустой винной бутылке.

ПОВЕСТВОВАНИЕ ПЕРВОЕ.