Я понял, что краснею.
– Откуда знаешь, батюшка?
– Князю про свою дружину все знать надо, – сказал он просто.
– С непривычки это, – еще больше смутился я. – Ты же знаешь, мы же без седел всегда…
– Знаю. Но в походе, а тем более в бою без седла никак нельзя. Ничего. Скоро привыкнешь. А пока сходи к Белореву. Пусть смажет, – и пошел проверять, что там кашевары наготовили.
– Что, Добря, задницу набил? – спросил Славдя.
– А тебе-то что? – огрызнулся я.
– Да ничего, – сказал он примирительно. – У меня у самого копчик саднит.
– А я думал, что один я такой никчемный, – сквозь дремоту пробормотал Гридя.
– Так чего ж мы лежим? Айда к знахарю.
И мы рванули наперегонки, перепрыгивая через голые тела дружинников.
Белорев занимался раной Грудича. Царапина на плече болярина была хоть и небольшой, но глубокой. За эти дни она загноилась и стала опасной.
– Эка тебя, – покачал головой Белорев. – Кто ж тебя так?
– То я, – Велемудр, как бы невзначай, оказался рядом. – Ты уж прости меня болярин…
– Ты же знаешь, Велемудр, не держу я на тебя зла, – отмахнулся Грудич и скривился от боли.
Ятвига передернуло, словно это у него заболела рана. Он горестно вздохнул, почесал затылок и снова вздохнул.
– Ладно тебе, – прикрикнул на него Белорев. – Что болит у тебя?
– Да, вроде ничего, – пожал плечами Велемудр.
– Ну и ступай себе. Не мешайся тут.
– Да, Грудич, не повезло тебе, – повернулся знахарь к болярину, когда ятвиг скрылся. – Придется руку отрубать.
– Ты чего, старик, с разума соскочил? Не дам я тебе руку поганить.
– Ну-ну, расшумелся. А ты про руку думал, когда повязку мою сорвал?
– Так ведь мешала она.
– Мешала… – передразнил Белорев. – Сейчас отрублю, и рука мешать перестанет.
– Не дам!
– Что значит «не дам»? С пращурами раньше времени повстречаться захотел? Загниет рука, тогда ничем не вылечишь. «Не дам»… в другой раз думать будешь, прежде чем повязки мои срывать. Ну, давай ее сюда.
Болярин опасливо посмотрел на знахаря.
– Да не боись ты. Давай.
Белорев вскрыл нарыв. Промыл рану. Присыпал ее порошком из растертых трав и наложил новую повязку.
– Все. Ступай. И помни, что в другой раз даже спрашивать не буду. Отрублю руку. Так и знай… Ну, а вам что? – строго посмотрел он на нас.
– Нас князь к тебе прислал, – сказал я.
– А на кой мне такие помощники?
– Так ведь не в помощь прислал, – шмыгнул носом Славдя. – Раны у нас…
– Раны? Ну, показывайте.
Мы в нерешительности стали переминаться с ноги на ногу.
– Что мнетесь-то?
Переглянувшись, мы разом повернулись к знахарю спиной и нагнулись.
– Ой, охрани Даждьбоже! – воскликнул Белорев. – Так у вас хвостовая болезнь началась! Дня через три точно хвосты вырастут.
– Врешь ведь, – сказал я.
– Ты меня во лжи винишь? – возмутился знахарь. – Меня? Во лжи? Я сейчас не посмотрю, что ты княжич, по хвосту тебе так надаю, что ты на коне пузом сидеть станешь.
Он бы, наверное, выполнил свою угрозу, но только вдруг остановился и прислушался:
– Это кто тут слезу пускает?
– Не хочу хвост!.. – такого можно было ожидать от кого угодно, но только не от Гриди. – Не хочу хвост! Дядя Белорев, миленький, что угодно, хоть руку отрезай, но только чтоб хвоста не было.
– Да будет. Будет тебе, – знахарь обнял моего друга за плечи. – Пошутил я. Разве ж Сварог допустит такое, чтоб у живого человека хвост вырос? Успокойся.
– Ух, и рева ты, оказывается, – сказал Славдя. – А еще над моим плащом потешался.
– А тебя, – посмотрел знахарь на меня, – на испуг не возьмешь. Это хорошо. Батюшка твой в первом своем походе вот не меньше Гридислава от хвоста ревел.
– Снова врешь, – я даже представить себе не мог, что отец и вправду плакать может. – Лучше намазывай давай…
Мы уже обедать сели, когда на опушке леса показался всадник. Он скакал, точно за ним стая волков гналась.
– Ну-ка, ребятушки, доедай быстрей, – прикрикнул на нас Побор. – Кажись, недобрые вести нам тот конник несет.
И словно в подтверждение слов болярина послышался крик всадника: