Дикие острова

Яррад врезается ногой в кучу еды, рыба отлетает дракону в морду, отпечатывает слизь.

– Не трать время, жри, пока есть чем! Ящерки заплатят за Горный Народ!

Йир охает, уши встают дыбом. Хватает Яррада, пытается оттащить, ноги крутятся как лопасти мельницы, скользят, трут палубу до зеркального блеска, но орк высится как риф.

– Ничтожество! – гремит Яррад, меч пылает солнцем, орк в облаке света. – По-настоящему сильный равнодушен, что какой-то смертный не лизнул ему зад. Тебя, червяк, это заботит! Твоя сила не завоевана потом и кровью в боях с более сильными или хотя бы равными. Трус! Каждую минуту кого-то унижаешь, хочешь показать, что чего-то стоишь. Дерьмо!

Головы вновь прячутся. Йир стрелой прочь, забивается в угол, от бочонков отличают разве что трясущиеся уши.

Дракон как лед: ни хруста, ни вздоха. Лишь валит сквозь колонны зубов дым, потолок и пол коварно застилает черная пелена, обволакивает Яррада.

– Мое сердце… тронуто, – выдыхает дракон, стена дыма за спиной Яррада смыкается. – Отведай со мной… Подойди, сядь, вкуси свежей рыбы…

– Жри сам свою рыбу! Ты позор…

Глаза дракона будто проваливаются – чернеют. Дым выхватывает из кучи рыбу, она срывается как ядро из баллисты, бьет Яррада под ребра. Орк падает, сгибается пополам, к доспехам и коже липнет чешуя. Рот хватает воздух часто и беззвучно, как рыбий.

Откуда-то возникает шаман, сквозь туман полуобморока Яррад видит его сандалии, подол плаща.

Шаман склоняет голову.

– Прости за нашего жалкого сородича, величайший.

На шамана несется капитан.

– Убей, велича…

Осекся и замер – шаман, не обернувшись, поднял скрюченную кисть, в пальцах крутится шаровая молния. Искры как бешеные псы на цепях рвутся в сторону капитана.

– Позволь наказать нам, величайший, – говорит шаман, – эта тварь не заслуживает марать твой взор. Ее ждет боль, достойная твоего гнева.

Его взгляд цепляет парочку притаившихся орков, искрящийся палец тычет в Яррада.

– В нижний трюм его! Живо!

Двое берут Яррада под руки, тяжко пыхтят, все слышат перестук их сердец.

– Благодарю, величайший!

Поклон, и шаман удаляется вслед за Яррадом.

Шамана провожают обнаженные клыки капитана. Он оглядывает галеру, матросы выбираются с явной неохотой, косятся на него исподлобья.

Капитан сурово оглашает:

– Новым слугой великого дракона назначаю…

Грозный взгляд падает на Йира.

Того шарахает паника, он цапает рыбину, швыряет в дракона. Снаряд насаживается на рог.

Судно тонет в замогильном рычании, меж драконьих зубов разгорается пламя, дым растет гигантскими грибами, заворачивается в смерч. Все в ужасе садятся, ладони вместо щитов, сердца мечутся как звери в волчьих ямах.

Йир с диким воплем носится в толпе как вихрь, хватает двух орков. Те взвизгивают – думают, попались в челюсти дракона. Гоблин рвется туда же, где исчезли Яррад с шаманом, тащит грузных бедняг как пушинки.

Вопит:

– Сдаюсь! Бросьте меня в трюм, скорей!

Голову бьет жуткая вонь, тело скукожено как мертворожденный младенец. Яррад обнаруживает себя на горе мечей, щитов, топоров, доспехов, шлемов. Толстый ковер пыли как серый мох, все загажено мухами, крысами. Стена трещит, доски опасно выгибаются внутрь трюма, между сочится бурая жижа, ползет на груду ржавого хлама. Похоже, драконье дерьмо выгребут только к ночи. Весь день убьют на поиски нового слуги – поймают, изобьют, заставят быть добровольцем.

Йир сидит рядом, нос печально болтается, тяжко вздыхает. Яррад поднимается, кусает губы, на животе горит огромный, как лепеха, синяк. Слева тонкие лучи текут сквозь решетку, орк подходит за глотком воздуха.

– Постарался, гад, весь корабль провонял.

Яррад достает из торбы щетку и тряпку, чистит доспехи. Пластины вспыхивают, по трюму пляшут солнечные зайчики.

– Хоть бы сейчас доспехи снял, – ворчит Йир.

Сталь сияет, орк похож на гигантского жука. Смотрит на волны с прожилками пены, мерный плеск целебным эликсиром на душу.

Яррад кивает на свалку клинков.

– Твое копье здесь?

Йир прячет глаза, руки и ноги оплетают тщедушное тельце, голова по-черепашьи ныряет вниз. Ушастое яйцо качается как в трансе.

– Раньше смерти не боялся, – урчит гоблин будто мертвец. – Но этот монстр хуже смерти… Он всемогущ! Если б знали, что драконы так сильны, вождь бы ни за что…

Волны взрываются фонтанами, грохот воды подбрасывает орка и гоблина.

Йир затравленно вертит головой.

– Что это?!

Корабль дрожит, будто лупят градины размером с дыни, завесу шума рвут крики. Так кричат перед смертью.

Яррад прыгает в центр, доспехи дыбом как шипы, тело хищно сгибается, на полморды оскал. Все внимание наверх. Дерево трещит, щепки как ливень дротиков, из потолка торчат зазубренные как листья стрелы. Наконечники пускают ростки вьюнов, те растут, закручиваются, алые цветки раскрываются словно жадные пасти.

Яррад выхватывает меч.

– Эльфы!

Цветки набухают тяжелыми красными ядрами плодов, брызжет сок, вылупляются громадные скользкие многоножки. Белые тела извиваются, тысячи лапок-крючьев бешено трепещут, пилят потолок. Жвала щелкают, оттуда как из песочных часов смерти течет стружка. Дюжина тварей грызет потолок в уродливое решето, доски и бревна проседают, вот-вот рухнут, задавят.

Йир трясется, перепуганный взгляд скачет с одной твари на другую, плечи заливает стружка, гоблин в истерике стряхивает.

Клинок орка режет горячий воздух, черные головы с хлюпаньем падают, в агонии грызут пол, Яррад башмаками плющит, всюду зеленые брызги.