Остановись перед приближающимся поездом, зазевавшееся мгновенье.
Какой прок останавливать прекрасное мгновенье, если от него остается всего одна фотография. В лучшем случае.
Быт – зловредная бактерия, превращает нас, таких цветущих, в костей старости.
Одиночество со мной до конца, каким бы я ни был невозможным космополитом со своими осиротевшими принципами Воли-вольной в душе.
Настоящее изводит очаровательное будущее на посредственное прошлое.
Часы нашей жизни вечно спешат. Мы опаздываем на праздники ее.
Судьба последний вагон поезда удачи. Мы цепляемся за поручни, даже вваливаемся в тамбур, но это не значит, что судьба рада нам уступить место, предназначенное ее фавориту.
Мы хлыстом укрощаем норовистую судьбу. Утратившая прыть, она понуро бредет, покорная нашей зарвавшейся воле, соображающей, – а что дальше?
В жертву справедливости приносим симпатии друг друга, а она предпочитает наличные.
Мораль – взаимовыгодный уговор совести с совестью жить без любви, но в политическом согласии.
Совесть девка публичная.
У совести ничему не научишься, даже полезному в повседневной жизни.
Ханжество – нравственное извращение воинствующей в тайне похоти.
Ханжа тяготится стыдливостью, ханжа боится естественности неизбежных для человека слабостей и, стиснув зубы, симулирует благочестие.
У совести отродясь не водилось кошелька…
Как напьешься – душа готова поговорить хоть с ангелом, хоть с бесом, не говоря уж о скандальных бабах. Но попробуй поприятельствуй с совестью, мигом доложит куда следует – и не оправдаешься.
Дырявый кошелек вот все оправдание бедности.
Смерть не нуждается в исповеди, не попрекает, и грехов не отпускает.
Смерть помалкивает, не желая нас огорчить, ведь от жизни мы так и не добились душевной взаимности.
Иногда проснешься в ужасе от могильной тишины душной конюшни без окон с припертыми снаружи воротами, и только похрапывание жены примиряет с кобылой судьбы, мерно жующей овес твоей жизни.
Смерть одна не проболтается о наших делишках под носом у Всевышнего.
Смерть поставщик ада, душа-то успела смыться в рай ещё до того как патологоанатом выпишет скальпелем путевку для путешествия на Тот свет.
Только возвратившийся после клинической смерти безбожник окончательно и бесповоротно.
Смерть действительно бессребреница, если учесть какую мзду ей подсовывают в гробу.
Старики уже не гости за столом Смерти, – родственники старики.
Смерть ухмыляется: ну что, упарился, передохнуть захотелось? Ну, это мы мигом устроим в лучшем виде.
Что жизнь моя!? Да паровоз, которому вечно не хватает вагонов, чтобы отвезти на кладбище скопившееся за годы барахло.
Когда мы отбудем пожизненный срок бытия, прошлое выходит на свободу и тут тебя и разденут, и разуют и выжмут из тебя все добро нитки, о чем помалкивали, опасаясь сдачи.
Старость извращает чувства в предчувствия, предчувствия в предрассудки.
Старость траур по остаткам надежд.
Жизнь – дорога на погост в объезд ярмарки тщеславия.
У земели слишком прямая от высокомерия спина, он гордо смотрит вперед и вдаль, ему зазорно нагнуться, он не видит как основная жизнь уходит из-под ног.
Жизнь – картинки в раскраске судьбы.
Самые трудные моменты жизни мыслителя настегают в бане, когда является, наконец, с повинной твое голое дряблое, костлявое тело и показывает, до чего ты его довел.
Жизнь – приятные моменты бессилия смерти помешать вам балдеть от безделья у моря в Ялте.
Жизнь – одолжение смерти изнывающей в одиночестве вечности.
Жизнь наказание, предоставляющая время опровергнуть эту аксиому.
Сны жизненное пространство иллюзий неподконтрольных стыду.
Иллюзии заранее утрачены и, не церемонясь, предоставляют время в этом убедиться.
Жизнь – ремесло примирения животной природы земели с дерзким, безответственным пасынком природы Сознанием, готовым променять жизнь на забавы Славы.
Вечная жизнь очередной этап эволюции, если удастся избавиться от нашей привычки выбрасывать хлеб на свалку.
ПРИТЧА 76. Мозг не в силах содержать сознание способным рационально распределять свое внимание по мелочам Бытия, мелочи повседневности завладели правом намечать даже цели досуга, и двуногое млекопитающее плавно, без угрызений рассудка эвалирует в прилично одетую свинью в туфлях, по выходным рассматривающую полиграфические картинки, развешанные по стенам музеев и церквей
Слезы радости, слезы горя, слезы греха, слезы покаяния, а жить-то когда водопроводчику?
Мысль наставляет разум по пути к цели заглянуть и в пивную, и к девочкам, и в чужой карман.
Мысль – наставление Божье помнить о Божьей каре.
Живешь столько раз, сколько раз проснулся пригодным для смерти.
Смерть ожидающее нас эхо нашей жизни в пространстве нашей бесконечности, память о нас жалкая надежда пережить помнящих нас с грустью.
Поклонники – удобрение для роз Гения.
Живем, как будто да закрытия банка осталась пара минут.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: