Боялся попасть в историю.
Он проснулся до восхода солнца. Сразу встал – переход от сна к бодрствованию был у него мгновенным. Сходил на гумно, умылся, оделся в дорожное. Обстоятельно позавтракал. Собрался было на конюшню, где Микола уже седлал Бурку, но вдруг навострил уши. И вышел на улицу.
Подъехал всадник на белом коне.
– Тебя невозможно застать врасплох, – сказал Добрыня.
– Я услышал, – объяснил Илья.
– Заезжай за Петровичами. Они пойдут с тобой.
– Выторговали Девятидубье?
– Вот им, – воевода показал, – а не Девятидубье. Но до дюжины гривен доторговались, купцы.
Илья покачал головой.
– Выбирать не из кого, – вздохнул Добрыня. – Остальные боятся, что не вынесут свиста йотуна. А эти двое, им хоть кол на голове теши, хоть колоколом по уху бей. Тупые, как ступа. Нравится это тебе или не нравится, а помочь они могут. Стреляют оба метко, дерутся смело. Берегиню поймали, опять-таки…
– Если не врут.
– …И челяди у них полно, – закончил Добрыня. – Будет, кому дрова рубить. Ты же станешь жечь костры всю первую ночь, верно?
– Зачем рубить, домишко какой раскатаем на дрова… А откуда ты знаешь про костры?
– Все это уже было, – сказал Добрыня. – Сто лет назад в другом краю. А может, больше чем сто. Думаешь, асы воевали с йотунами в Странах Датского Языка? Зачем? Асам йотуны не мешали. Человеки с ними воевали, друг мой. Твои предки. Везде, где начинают рубить и корчевать леса, навстречу человеку из лесов выходят их прежние хозяева. Орки, йотуны, одноноги, лешие, упыри… Какая разница. Твой приятель Святогор просто был не лесной, вот он и не пытался убить тебя. Горному йотуну нечего делить с человеком. Наоборот, человек ему забавен. Как что-то похожее.
Илья едва заметно кивнул.
Добрыня оглянулся на охрану, та послушно отъехала подальше.
– Я знаешь, чего опасаюсь? – Добрыня чуть наклонился с коня, Илья шагнул ближе. – Этот случай у Девятидубья только начало. Русь все глубже заходит в леса. Мне докладывают – люди натыкаются на волотов тут и там. Где-то лешие и берегини отпугивают вальщиков и корчевщиков, а где-то пытаются нападать. Убитых пока нет, но поломанные уже есть. И одну бабу летом украли, а нескольких просто так… Покрыли и отпустили. Догадываешься, что сделали с несчастными бабами их родичи.
Лицо Ильи заметно вытянулось.
– Сам понимаешь, если йотуны будут убивать смердов, рано или поздно они попробуют человечину, как этот соловый разбойник у Девятидубья. И обучат своих детей. И тогда начнется… Думаю, мы должны упредить их. Обязаны.
– Упредить – как? – только и спросил Илья.
– Как волков. Ряды загонщиков. Побольше шума. И вперед. Если не вывести под корень, то хотя бы загнать в самую глушь. А иначе – еще пара таких же суровых зим, и нас ждет куда более страшная бойня, чем сто лет назад в другом краю.
Илья стоял, потупившись, широко расставив ноги и заложив руки за пояс. Он в такой позе обычно размышлял.
– А еще хуже другое, – сказал Добрыня. – Мы держим важные торговые пути. Значит, на Руси должно быть надежно и безопасно. Мы признали Христа, чтобы стать как все. Чтобы нас понимали и уважали. Чтобы опасались нашей воинской доблести, а не нас самих, нехристей страшных. Теперь на Русь рекой течет золото. Киев уже сейчас хорош, а станет краше, чем Константинополь. Василевсы будут завидовать нам. Скоро через Русь пойдут такие богатые обозы, каких мы не можем и вообразить. Теперь угадай, сильно ли нас зауважают, услыхав, что вокруг Киева йотуны хозяйничают, как у себя в лесу? Что нечисть может насесть на дорогу и остановить торговый путь? Да мы тогда полными ничтожествами предстанем. Сам подумай.
Илья подумал и сказал:
– Подумал.
– Страны Датского Языка до сих пор не могут принять христианство. Мы и в этом их обогнали. Мы вообще обгоняем всех. У нас много леса, земли, люда, и мы самые лучшие. И тут – йотуны. Тьфу.
– Да, – сказал Илья. – Я понимаю.
– Это не просто мои мысли, Ульф. Считай, это тебе говорит князь. Отруби разбойнику голову и привези в Киев. Положи начало большому делу во имя будущей Руси.
Илья поразмыслил немного и сообщил:
– Я возьму солового живьем, Торбьёрн. Так будет хорошо. Тогда никто больше не станет их бояться.
– Незачем, – отмахнулся Добрыня. – Слишком трудно.
Илья пожал плечами. Выходило это у него жутковато: не плечи шли вверх, а голова ныряла вниз.
– Если хочется поймать кого-то, прикажи Петровичам. Они на берегине научились, ха-ха… А ты мне нужен живой и здоровый! – заявил Добрыня строго. – Тебе еще найдется, чем заняться. Ты не Дрочило, хвала богам! Прости, Господи.
– Дрочило сильный, – вспомнил Илья.
На Илью посмотрели так, что он поспешно опустил глаза.
– Желаю тебе удачи, – сказал Добрыня. – К слову, я только сейчас понял… Никак не идут из головы эти йотуны. Ты ведь не рассказывал, что стало с женщиной Святогора.
Илья чуть склонил голову набок:
– Тебе это надо знать?
– Не надо. Ну, прощай, если что.
Добрыня развернул коня.
– Мне пришлось убить ее, – сказал Илья тихонько. – А девку я не тронул. Она, может, по сию пору живет в горах одна.
– Я так и знал, – отозвался Добрыня, не оглядываясь.
* * *
Дорога была широко раскатана, и Илья пустил Бурку рядом с санями. Огромная кобыла мерно топала, опустив голову, будто спала на ходу. Илья уверял, что Бурка именно спит на ходу, а он от ее убаюкивающей поступи тоже задремывает иногда. И поэтому они вдвоем, бывает, проламывают заборы, цепляют углы и сносят ворота – а вовсе не потому, что у них склонность все ломать.
Сейчас Илья вовсе не дремал. Напротив, он то и дело крутил в воздухе топором, зачем-то доставал из-за пояса любимую плетку-семихвостку, разматывал ее, сматывал и втыкал обратно. Пару раз он даже соскочил наземь и пробежал небольшое расстояние, а потом запрыгнул в седло. Бурка при этом продолжала ход, словно ей было совершенно все равно, где ее всадник. Может, и правда спала.
Позади в седлах мерзли, кутаясь в длинные шубы, братья Петровичи.
– Ишь выделывается, – буркнул Лука, глядя в спину Урманина, который опять вертел топором над головой. – Старый, а как молодой.
– Молодой и есть, – сказал Василий. – Чисто дитя. Все, что нажил, в одних санях помещается.
– Дитя-то дитя, а ты его меч видел? Который в тех санях? Князю впору меч.
– М-да, – согласился Василий. – Только он с мечом управляется еле-еле. Я намного лучше.