Территория Дозоров. Лучшая фантастика – 2019 (сборник)

Площадка располагалась примерно на двухметровой высоте. Земля внизу и вокруг, насколько хватало глаз, была засыпана красноватым песком. В нескольких метрах от площадки в землю были врыты пронумерованные столбы, меж которыми в несколько рядов была протянута колючая проволока. Колючка проржавела, обвисла и в нескольких местах порвалась. Зато на каждом столбе красовалась табличка «Внимание! Мины!». За линией колючей проволоки простирались метров сто открытого пространства. Все тот же красноватый песок, только местами взрытый воронками, маленькими и большими. Затем – еще одна линия колючей проволоки. И снова разрытый воронками песок. Всего Онер насчитал четыре изгороди с колючкой. Последнюю было плохо видно, но она вроде была выше остальных. И там как будто была не колючка, а сплошной сетчатый забор. Из-за забора вверх возносились дома, похожие на одинаковые серые кирпичи. Даже на таком расстоянии было понятно, какие они огромные. И их было много. Очень много! Так много, что за ними ничего уже не было видно.

– Впечатляет, да? – спросил снова оказавшийся рядом лысый.

– Что это? – взглядом указал на дома-кирпичи Онер.

– Город, – ответил лысый. – Там живут бездуховники.

– Кто? – не понял Онер.

– Бездуховники, – повторил лысый. – Тоже люди, только в отличие от нас у них нет духовности.

– Совсем нет? – удивился Онер.

– Абсолютно, – улыбнулся почему-то лысый. – Ну, то есть ни капельки. Странно, да?

– Как же они так? – покачал головой Онер.

– Ну, не знаю, – пожал плечами лысый. – Привыкли, наверное.

– А колючка и мины?..

– Ну, это чтобы бездуховники к нам не забрались и нас своей бездуховностью не заразили.

– А можно заразиться?

– От одного – нет. Он, скорее, сам нашу духовность впитает. А вот если их много – это уже опасно.

Онер сунул руки в карманы. В правом кармане пальцы нащупали сложенную в несколько раз бумажку. Ту, что дала мать. «Уходи, – сказала она ему. – Уходи, пока есть молодость и силы». Почему она хотела, чтобы он убежал к бездуховникам? Она сказала, что там настоящая жизнь. А что такое настоящая жизнь?

– У вас пятьдесят минут? – спросил Онер у лысого.

– Пятьдесят! – гордо улыбнулся тот. – А еще через десять лет будет час! Целый час! Прикинь, а!

Онер представил себя выходящим на эту самую площадку еще через тридцать лет. И он так же будет радоваться тому, что его на целых пятьдесят минут выпустили на обнесенный бетонными блоками пятачок, чтобы он посмотрел на серое, пасмурное небо, ряды колючей проволоки и Город бездуховников вдали.

Онеру стало противно. До тошноты.

И почему-то вдруг подумалось: что, если вся эта колючка и мины вовсе не для того, чтобы городские не смогли пробраться в Цитадель и заразить здесь всех своей бездуховностью? Что, если они здесь затем, чтобы никто из Цитадели не смог убежать в Город?

От таких мыслей у Онера аж голова закружилась.

Он осторожно начал разворачивать бумажку в кармане.

А лысый стоял рядом и что-то нудно бубнил.

Бумажка была очень тонкая и очень плотно сложена. Должно быть, мать долго ужимала этот крошечный квадратик, чтобы можно было спрятать его между пальцами. Но Онеру все же удалось полностью развернуть ее, не вынимая из кармана. Записка была меньше ладони.

Лысый все еще что-то говорил, указывая пальцем на дома Города.

– Слушай, я хочу побыть один, – довольно резко осадил его Онер.

Лысый обиделся. Оттопырил нижнюю губу. Провел пальцем под носом.

– Вот когда тебе самому полтинник стукнет…

Не договорив, лысый махнул рукой и потопал в другой конец площадки.

Онер бросил настороженный взгляд по сторонам.

Слева метрах в трех от него стоял высокий, худой мужчина тридцати лет. Сложившись, как уголок, он опирался локтями о бетонный парапет. Голова его была опущена, лицо лежало в ладонях.

Справа, примерно на таком же расстоянии, стоял стрелец. Но он смотрел не на Онера, а на тех, что жались у стены.

Онер прижал записку большим пальцем к ладони, вынул руку из кармана и положил на парапет.

Его охватило такое волнение, что он не сразу смог сфокусировать взгляд. Закрыв глаза, Онер собрал всю свою волю в кулак, медленно сосчитал да пяти и поднял веки.

Но даже увидев, что было нарисовано на маленьком клочке бумаги, он не сразу сообразил, что это такое. Какие-то полосы, линии, кружочки…

И вдруг он все понял!

На бумаге, что лежала у него на ладони, был нарисован защитный периметр, на который он сейчас смотрел!

Неровный полуовал на самом краешке клочка бумаги – это площадка, на которой он стоял. Огибающие ее четыре дуги – линии колючей проволоки. Помеченные цифрами кружки – столбы. Нарисованы не все – только те, что важны. Изломанная линия, пересекающая дуги, – это, надо понимать, безопасный путь на ту сторону. В Город.

Значит, первую линию колючки нужно перелезть справа от столба номер одиннадцать. Где он? Ага, вот.

Перемещаясь взглядом от одной реперной точки к другой, Онер мысленно проделал весь маршрут от Цитадели до Города. Номера на столбах третьей линии колючки можно было только угадывать, а на четвертой они так и вовсе были не видны. Но если запомнить все номера, направления движения и повороты – а память у Онера была отличная, – то можно будет сориентироваться на месте.

Онер усмехнулся и смял записку в кулаке. Он рассуждал так, будто собрался бежать. Да, но только как это сделать? И самое главное – когда? До конца прогулки осталось несколько минут. Следующая – через десять лет. К тому времени карта, что сжимал в кулаке Онер, уже устареет.

А что, если она и сейчас ведет в никуда?

Что, если мать сошла с ума и, думая все время о побеге сына, сама ее нарисовала?..

За спиной раздался надрывный скрип двери, ведущей в Цитадель.

Вздрогнув, Онер обернулся.

В открытом дверном проеме стоял стрелец, охранявший дверь изнутри. В руке у него была дубинка. Которой он принялся методично стучать по двери. На каждый удар дверь отзывалась протяжным металлическим гулом. От которого Онеру делалось не по себе.

Стукнув раз восемь или десять – к этому моменту взгляды всех находящихся на площадке были устремлены на него, – стрелец положил конец дубинки на открытую ладонь.

– Двадцать минут! – громко крикнул он.

И, повернувшись боком, указал дубинкой в глубь помещения.

Двадцатилетние, ровесники Онера, медленно, будто с неохотой, потянулись в сторону двери.