Вкус утекающей воды

– Скорее да, чем нет. Ты, например, уже не орёшь…

– Да… – потянул Васильич, и в этом «да» я почувствовал раскаяние. – Давай бери бутылку, и пойдём, я покажу, где Электрощит уложил четверых моих корешей. Говнюки, правда, они были… отборные.

Луна поднялась уже высоко и усохла в размере. Свет был уже не такой яркий, облака понемногу затягивали небо. И тащиться пьяным с пьяным Кукушкиным навстречу новым приключениям никак не хотелось.

– Давай, включай освещение, – вполне миролюбиво сказал Васильич.

Я поднялся с лавки, примерился и двумя руками схватил Луну на небосводе. Плавным движением попытался сдвинуть её вниз, но руки соскользнули. Я попробовал ещё разок, но ночное светило не поддавалось. Тогда я выдохнул на светодиодный лик Луны спиртовым концентратом и начал натирать его правой рукой, как протираю свои очки. Сзади подошёл Кукушкин и заглянул мне через плечо. Его взгляд был безумный. Он встал передо мной и попытался ухватить Луну снизу. Но руки его тряслись (и где он только успел так набраться?!). И не хватило роста. Он был пониже меня сантиметров на восемь.

– Встань на моё место, – предложил я, – у тебя неправильная диспозиция.

Кукушкин согласился, и у него почти получилось. Заглядывая в щёлочку прицела между его ухом и черепом, я пытался угадать направление его взгляда и корректировал действия по захвату Луны: «Чуть левее, ага, глубжее, заводи…» То Кукушкин постоянно шевелил своим волосатым ухом, то Луна сама по себе начинала двоиться – но прицел постоянно сбивался.

– Отвали, – в конце концов сказал Кукушкин. – Я сам.

Но продолжать не стал. Он повернулся ко мне с ясным взором и совершенно трезвым голосом вынес окончательный вердикт:

– Ну, ты и приду-р-ооок!

– А как я, по-твоему, ещё мог включить для тебя освещение? – ловля Луны так благотворно подействовало на мою психику, что я перестал обращать внимание на оскорбления моего Эго.

В ответ Васильич интеллигентно матюгнулся и направился к началу тропы, ведущей в котлован. Но немного не дотянул и совершил скоростной спуск через кусты. Наступила тишина. Но я не успел напрячься по этому поводу и представить переломанного старикашку, пронзённого насквозь стеблями бамбука. Снизу послышался многоэтажный мат Кукушкина. «Выше двух этажей», – определил я. Так как, достигнув меня, ругательства поднимались выше.

Я заглянул вглубь котлована. В свете лампы, предусмотрительно включённой мной, когда пополнял запасы коньяка, Васильич, слегка прихрамывая, уже доковылял до «хижины дяди Жоры» и скрылся внутри. Вот тут-то я и напрягся и даже протрезвел. Васильич точно бывал здесь раньше, точно знал, куда идти и где начинается тропа. А как он проник на станцию ночью? Я ему даже калитку не открывал. И что он делает в Жоркиной каморке? Мне все-таки доверили охранять все это хозяйство… И тут в дальнем левом углу станции появился свет. Он усиливался, как будто издалека подъезжала машина с включёнными фарами. Из ближайшего левого угла навстречу хлынул такой поток света, что я почти ослеп. Снизу, из котлована орал Кукушкин. Сначала я не понял, потом разобрал. Он интересовался: горит – не горит; горит – не горит. Вместе с утвердительным ответом я отправил вниз привет его маме по-английски. Но Васильич не понял. А я стремался. Я очень сильно стремался. Моя трусливая законопослушная душа тряслась и боялась одновременно. Как будто мы совершили что-то ужасное и непоправимое. Ну, например, отправили в космос пустую ракету. Без космонавтов. Или врезались на машине в столб. Столб упал, и теперь весь Пырский район на несколько дней погрузился в темноту. Нас найдут и обязательно посадят. И будем мы сидеть ни за что, как попугайчики в клетке. Кукушкину то что, ему не привыкать.

Васильич вылез из ямы счастливый. Глаза его светились. Он разводил руки в стороны, и притоптывал ногами, озираясь по сторонам, как будто собирался отправиться в пляс.

– Вот это феерия! – заключил он удовлетворённо.

Ну да, было красиво. Только, видимо, уголовно наказуемо. Прожектора по углам обрисовывали периметр станции, но не доставали до основания купола. Купол оставался в темноте, и только самый верх искрился отражённым светом.

– Пошли, – скомандовал Васильич, зацепив с лавки последнюю принесённую мной бутылку.

Рассказывать старому рецидивисту о судьбе волнистых попугайчиков было бессмысленно, и я молча поплёлся следом. Мы сразу взяли вправо, и вышли к световому коридору, который тянулся вдоль границы к дальнему правому углу станции. Туда же направились и мы, отбрасывая огромные тени на дальнюю кромку леса. Право и лево, перёд и зад, в данном случае, определяла наша скамейка. Чем дальше мы продвигались, тем сильнее слепил нас прожектор, направленный в нашу сторону. Поэтому мы глубже уходили в центр территории, не отклоняясь от основного курса. Васильич начал свой рассказ.

В заключительной части карьеры вечного заключённого его отправили на поселение в Кривой Яр. Вместе с ним туда попали ещё четверо зэков. По словам Кукушкина, это были отмороженные отморозки, которым сидеть бы в одиночных камерах, но их отмазали за большие деньги. Причём даже за это они не испытывали ни к кому никакой благодарности. Не признавали воровских законов и к Васильичу относились крайне пренебрежительно. Особенно не повезло жителям Кривого Яра. Помимо постоянного присутствия в селе выходцев из местного дурдома, им подогнали ещё банду головорезов. Местный участковый Федотов, который по должности должен был бы их контролировать, был связан по рукам и ногам наличием собственной семьи и созревающей дочки. При малейшем давлении бандиты тут же грозились её испортить. Федотов не спал ночами, прислушивался к собственному дыханию и искал выход. Кукушкина он уважал и даже искал у него совета.

В то время в округе уже начали разбирать узкоколейку и сдавать рельсы в металлолом. Пару мужиков даже посадили, но время было настолько голодное и озлобленное, что никого это не испугало. Кто-то рассказал бандитам о климатической станции, которую охраняет какой-то лох. И они решили начать свой бизнес по сдаче цветного металла. Кукушкина они взяли в качестве водителя грузовика, не интересуясь его желаниями и пару раз заехав по уху для убедительности.

К воротам станции подъехали уже в темноте. В свете фар бандиты попытались пролезть через сетчатое ограждение вдоль ворот, но сработала сигнализация. Она тогда ещё срабатывала. Зажглись прожектора. И бандиты опешили, увидев высоко над головой конструкцию купола. Васильич со смехом рассказал, что один из них спросил: «Это что? Байконур?» Вообще, даже таким тупоголовым трудно было поверить, что такой грандиозный объект охраняется одним человеком. Васильич предположил, как минимум, взвод автоматчиков в красных погонах и вышки над прожекторами.

К нему подскочил главарь, по кличке Болт, сунул ему под горло ствол обреза и зашипел. Васильич готов побожиться, что это была именно та фраза. "Куда ты завёл нас проклятый старик». Хотя точных слов он не помнит. В ответ Кукушкин так психанул, что послал Болта на три буквы и попытался выдавить ему глаз, но снова получил по уху, уже прикладом. Пока бандиты обсуждали сложившуюся ситуацию, Васильич приходил в себя. Он убеждён, они бы повернули обратно, если бы не появился Электрощит. А он как раз в тот момент и появился, крикнув из темноты: «Стой! Стрелять буду». Почему это послужило толчком для бандитов, Васильич не берётся объяснить. Возможно, одинокий голос Электрощита выдал его слабость и подтвердил отсутствие гарнизона. Возможно, именно эта фраза заводила Болта. Большинство жителей Кривого Яра были охотниками и не раз пытались этой фразой остановить его вторжение в собственные дворы. Но безуспешно, одно дело грозить, другое убить. Болт лез напролом, и никто в него так и не выстрелил. Мирные люди.

Болт приказал Кукушкину штурмовать грузовиком ворота, тем самым отвлекая внимание. А сам повёл своих братков в обход вдоль сетчатого ограждения, пытаясь выйти к неосвещённой части забора. Дело в том, что сигнализация включала прожектора только на той стороне ограждения, где было обнаружено проникновение.

Кукушкин завёл мотор, несколько раз нажал на педаль газа, имитируя штурм ворот. Затем не глуша двигатель, демонстративно покинул кабину и вплотную подошёл к воротам. Электрощит, целясь ему прямо в грудь, подошёл с другой стороны. Рассмотрев безоружного старика, с головы которого капала кровь, он опустил ружье.

– Парень, ты действительно один? – заговорил Васильич.

– Один, – нервно ответил Электрощит.

– Хреново, а ты можешь вызвать какую-нибудь подмогу? Телефон у тебя есть?

– Нет. А вы кто? – спросил Электрощит.

– Мы бандиты, – спокойно констатировал Васильич. – Точнее, они бандиты, а я уголовник.

– А в чем разница? – удивился Электрощит.

– Я людей за цветмет не убиваю, я, вообще, никого не хочу убивать, а вот им даже повода не надо. Их четверо, и три ствола. Шансов парень у тебя немного. Если ты гражданский, как о тебе говорят, то беги или прячься.

В этот момент загорелись прожектора на самой дальней стороне станции. Болт с компанией обогнул угол забора и попытался проникнуть на неосвещённой стороне, но сигнализация снова сработала.

– Черт! Черт! Черт! – в панике выругался Электрощит.

– Давай прыгай в машину, и уедем отсюда, – предложил Кукушкин.

– Нельзя!!! – воскликнул Электрощит. – Ты можешь мне помочь?

– Давай, – согласился Васильич. Но по его признанию, он до сих пор не понимает, что его на это толкнуло. Ненависть к Болту, жалость к парню или чувство справедливости.

– Когда они достигнут третьей стороны, – начал объяснять Электрощит, – прожектора не зажгутся, там сигнализация не работает. И я их потеряю. Нужно спуститься вниз в помещение охраны и включить четыре рубильника сразу за холодильником. Как войдёшь, холодильник сразу направо, увидишь. Рубильники в отдельной белой коробке. Их ровно четыре. Все остальные выключатели – это внутреннее освещение, их не трогай. Когда включишь, весь забор будет освещён, независимо от состояния сигнализации.

– Куда спускаться-то? – не понял Васильич.

– Давай за мной, – Электрощит метнулся влево вдоль забора. Метров через десять в ограждении оказался проход из-за столба, который наклонился почти до самой земли. Васильич перебрался на другую сторону и, задыхаясь, засеменил за Электрощитом, который почти бежал. Когда они достигли спуска в подземелье, Электрощит, указывая пальцем на светящуюся внизу дверь, сказал:

– Теперь не торопись, спокойно спускайся вниз и ищи рубильники. Дай мне 5-7 минут и врубай.

– Ты, главное не вступай в переговоры, парень, – напутствовал его Кукушкин, – бесполезно. Раз уж не захотел бежать, тогда стреляй первым.

***

Мы с Васильичем не дошли метров 200 до дальнего правого прожектора, когда он остановился и произнёс: «Здесь это и случилось». Как он определил на ровной местности «это место» было непонятно: ни кустика, ни ямки; до забора метров семьдесят.

– О чем они тут договаривались, я не знаю, – продолжал Васильич усталым голосом. – Я действительно провозился несколько минут. Пока боясь подставы осторожно спустился вниз, пока отыскал рубильники… Вылез наверх, гляжу все четыре стороны светятся, вот как сейчас. И пошёл в этот угол. Зачем? Почему? – Он пожал плечами. – Если здраво подумать, то да. Болт пошёл в обход, чтобы зайти сзади ворот. Но тогда я точно ни о чем не думал. Сколько мы с тобой досюда шли?

– Минут 10-15, может больше, – предположил я.

– Вот, – удовлетворённо кивнул Васильич, – Электрощит точно все рассчитал: здесь Болт обогнул второй угол и полез через забор, пользуясь тем, что прожектора не включились. Прикладами они посбивали проволоку, там до сих пор остался их лаз, смотри… – он указал пальцем туда, куда я должен был смотреть.

Но за коридором света я ничего не видел. Только летучие мыши и крупные насекомые то и дело влетали в полосу света и, лавируя, вылетали из неё.

– Когда я включил прожектора, – продолжал Васильич, – Электрощит видимо был уже где-то поблизости, он как лось сразу же ломанулся в этот угол. А я подоспел уже к развязке. Видно, они долго друг друга убеждали, или забор сразу не поддался. Болт решил взять парня на испуг. Четверо они шли прямо на него, целясь из обрезов. Правда, Гнилой шёл чуть сзади и сбоку от Болта, обреза ему не досталось, а Болт держал в руке свой обрез стволом вниз.

Васильич взял паузу. Я тоже молчал.

– Это была настоящая дуэль, – Васильич покачал головой. – Электрощит расстрелял их как цыплят с тридцати шагов. Да так, что они даже ни разу выстрелить не успели. А ты говоришь, Жорик! Можешь себе представить из охотничьего ружья четверых за раз!

– Это как, – не понял я, – дробью что ли?

– Какой дробью, – возмутился Васильич, – жаканами. Это блямба даже медведя сразу с ног валит, а этих просто сносило в сторону.

– Что-то я плохо соображаю, – признался я, – они что, стояли и ждали, когда он перезарядится? Или у него карабин…

– Да какой карабин, – начал раздражаться Кукушкин, – я тебе говорю – из двустволки жаканами. Им даже ждать не пришлось. Раз, два – Болта и кореша его нет. Потом заминка и снова: раз-два. Крайнего с обрезом и напоследок – безоружный Гнилой. Ну, а тут и я, сбоку выхожу, даже притормозить не успел, вышел прямо на него. Но Электрощит больше перезаряжать не стал, сразу видно, приготовил четыре патрона и все. В общем, чудом меня не грохнул, и не за что мне его любить.

Васильич отошёл в сторону, и из темноты раздался его голос:

– Вот здесь мы их и закопали.

Я подошёл к нему. Он тонкой струйкой из бутылки поливал коньяком песок под ногами. Я понял его жест – он просто мочился на их могилы.

– И никто про это до сих пор не знает? – удивился я.

– Если Электрощит никому не рассказал, ты будешь четвертым, – с ухмылкой сказал Васильич, и я впервые почувствовал в нем зэка.

– А кто третий? – спросил я, проведя в голове нехитрую арифметическую транзакцию. – Таволга?

– Нет, Таволга ничего не знает, и не надо ему говорить, – предупредил Васильич. – Через десять минут появился участковый Федотов. Он на своём мотоцикле искал угнанный грузовик и нас, самовольно покинувших район приписки. Потом увидел свет от станции, потом грузовик с работающим двигателем у ворот. И почувствовал неладное. Подогнал грузовик вплотную к воротам и сиганул с капота через ограждение. А тут и выстрелы начались. Короче, почти не опоздал, служивый.

– Так вы и его замочили? – предположил я.

– Да нет! – возмутился Васильич, – Откуда у тебя эти уголовные замашки?

– С кем поведёшься, – огрызнулся я. – Но исходя из логики сложившейся ситуации и известного состояния на сегодняшний момент…

– Да, да, да! – перебил меня Васильич, – Электрощит на сегодняшний момент должен был бы уже сидеть, а он баб топчет.

В общем, участковый Федотов тоже долго чесал репу, а потом сказал: «Спасибо тебе парень, ты спас меня от тюрьмы. Поэтому я спасу тебя. В один прекрасный день мне все равно пришлось бы убить кого-нибудь из них, а ты справился с этим лучше». А потом они оба посмотрели на меня, и мне стало не по себе. Но Электрощит тогда за меня вступился, да и разбитое ухо свидетельствовало, что я не по собственной воле попал на разбой.

– Даа-аа…, – протянул я, не найдя больше никаких слов. – А ты за что мне это все рассказал?

– Андрей, ты, когда напьёшься, ты такой навязчивый! – совершенно неожиданно для меня сказал Васильич, с особым напором на последнем слове. – Тебе бы покойников лечить.

– Это как? – снова не понял я.

– Да так! Я бы сказал ты мёртвого «достанешь». Но так как я не верю в воскрешение, я говорю – не повезло тому, кто не успел умереть. Если ты рядом.

– Чё-ё? – моя самооценка упала до этого самого «чё», и я замолчал. Молчал я угрюмо, но в темноте все равно не было видно.

– Если бы Электрощит был Жориком, как ты утверждаешь, – продолжал Васильич,– я был бы балетными трусиками.

– Да они без трусов танцуют, – предположил я, вспоминая кадры из телевизора.

– Тогда билетов бы было не достать, – отрезал Васильич жёстко. – Я – не они, а Электрощит не Жорик. И не электрик, который лампочки меняет. Он какой-то спецназовец, котик или берет. Знаешь, как он их замочил?! Болта в шею, перебил позвоночный столб. Башка на одной коже болталась, когда мы его тащили. Я все боялся, что отвалится. Остальных одинаково в грудь, в одно и то же место, чуть левее грудины. Расстрелял как в тире, а бил-то с разных углов.

Обратный путь до скамейки мы проделали молча. У меня вертелась в голове мысль, что Электрощит и Жора – это два разных человека. Но делиться этой мыслью с Васильичем я не стал, боясь стать чьими-то трусиками.

Васильич предложил выпить. Я категорически отказался с ним пить. Принципиально и навсегда. Я привык к уважительному отношению к себе со стороны окружающих. И, вообще, никогда и никого за язык не тяну, как и за другие выступающие органы. Он взбеленился, видимо, обиделся за свой язык. Мы чуть не подрались. Потом допили бутылку.

А потом я вспомнил про ружье, которое должно было лежать под кроватью. Действительно, там оказалась охотничья двустволка. «Та самая», – признал Васильич. А ещё оттуда мы прихватили две коробки с патронами. Там были ещё. Но больше мы не унесли. Коробки были большие, а в них лежали маленькие зелёные коробочки. А вот в маленьких уже лежали патроны.

– Давай по бутылкам, – предложил Васильич.

– Нет. Не будем засорять территорию, – отказался я. – Дай я попробую за раз убить четверых.

И следственный эксперимент начался. Два первых выстрела – без проблем. Их можно сделать почти одновременно. А потом перезарядка: ружье надо переломить, инжектор выплёвывает пустые гильзы, вставляешь вместо них приготовленные патроны, выпрямляешь ствол и бабах. Это напоминало разборку автомата Калашникова в школе на время – движения должны быть отточены до миллиметра. Конечно, можно тренироваться и на пустых гильзах, но тогда праздника бы не было. Я заметил, что у Кукушкина получается лучше. Я экспериментировал, держал два запасных патрона, то в правой руке, то в левой, то по одному в каждой, то в зубах. А Кукушкин как будто изначально знал, как надо.

Когда мы расстреляли все патроны, в небе уже отметился рассвет, а в воздухе приятно пахло порохом. Я ещё раз удостоверился, что целых патронов не осталось, закинул ружье за плечо и крайне миролюбиво спросил у Васильича:

– А это не ты их укокошил? Может Электрощит – это ты?

Но ответить Васильич не успел. Я перехватил его взгляд, полный ужаса. Взгляд смотрел на прожектора. Они прогорели всю ночь, и теперь напоминали фонарики, у которых кончились батарейки. Интеллигентно матюгаясь, как может только он, Васильич полез вниз и затих. Видно подустал старик за ночь ругаться.

Я рассматривал стрельбище вокруг лавочки, попинывая картонные гильзы. «Сейчас придёт Жора… или Электрощит… или оба… Что я ему (или им?) скажу», – единственная мысль путалась в голове. Когда вернулся Васильич, погасив «фонарики», я озвучил мысль вслух.

– Ну, мне пора, – сразу засобирался Васильич, – не говори ему, что я приходил. Он меня недолюбливает.

– Ещё бы, – подумал я вслух.

– Да, приберись тут и придумай достоверный отмаз, – сказал он, обернувшись. – Думаю, кроме Щита, тут много народа появится: участковый Федотов, председатель сельсовета, председатель лесхоза, какие-нибудь охотоведы (я предупрежу Таволгу). Любопытных не пускай!

– Все-таки славно погуляли, – удовлетворённо закончил Васильич и растворился в рассветной дымке.

А я ничего не стал убирать: в голове сильно гудело. «Видимо, контузия»,– решил я и рухнул на скамейку. Сны на этот раз мне не снились. Мозги надышались пороховым дымом, оглохли и тут же уснули.