И тут один шустрый боец и говорит:
– Товарищ старшина, разрешите обратиться!
– Обращайтесь, рядовой.
– Товарищ старшина, а вот вы говорите «логично», «логично»… А что такое «логично»?
– Ну, как тебе объяснить… Вот видишь пригорок? На нем два дома: у одного крыша красная, а у другого – зеленая. Так и человек – живет, живет – и умирает.
Если глава семьи – военный, то подразумевается, что и домочадцы неизбежно пропитываются батальным духом и как бы становятся «военными». Хотя бы в том смысле, что – «куда иголка, туда и нитка». Офицерские жены разделяли «тяготы и лишения воинской службы» вместе с мужьями. Они не ночуют в полевых окопах и не несут «боевое дежурство», но устраивают «воину» надежный «тыл». «Жди меня и я вернусь…» – в этом смысле. Если у воина нет надежного тыла, то его домом становится война. Это опасно. Посмотрите фильм об американском генерале Паттоне[66 - Генерал Паттон – американский генерал во время Второй мировой войны. В одном эпизоде фильма «Паттон» – генерал стоит на поле боя и говорит, что ему нравится вид и запах войны.].
Константин Симонов: «Жди меня, и я вернусь,/ Всем смертям назло. / Кто не ждал меня, тот пусть / Скажет: – Повезло. / Не понять, не ждавшим им, / Как среди огня / Ожиданием своим / Ты спасла меня. / Как я выжил, будем знать / Только мы с тобой, – / Просто ты умела ждать, / Как никто другой.
Некоторые предпочтения и склонности передаются то ли через гены, то ли посредством других механизмов семейной наследственности.
В детстве Ивванец хотел стать суворовцем. Суворовцы учатся в Суворовских военных училищах. В конце 70-х – начале 80-х годов в СВУ принимали юношей после восьмого класса средней школы. Сейчас принимают после пятого.
Ивванца завораживала черная форма и широкие красные лампасы на брюках.
«Почти как у генерала!» – думал Ивванец.
На генеральских брюках – два широких лампаса, а у суворовцев – только один.
Перед Ивванцем не стоял вопрос: «to be or not to be – быть или не быть?» Страстное желание стать суворовцем не предполагало других вариантов будущего и превратилось в навязчивою идею.
«Без черной формы с красными лампасами – счастья не будет».
Желание Ивванца вызвало в семье переполох. Учеба в Суворовском училище подразумевала постоянное нахождение вне дома и жизнь в казарме.
– Тебе дома не живется? – спрашивала Ивванца мать. – Что за странное желание жить в казарме?
– Живется, – отвечал Ивванец. – Я хочу не жить в казарме, а стать суворовцем. Одно без другого невозможно.
– Почему суворовцем? – удивлялась мать.
Говорить про черную форму Ивванец не хотел, а объяснить свое желание по-другому – не мог.
– Я хочу быть военным, – говорил Ивванец.
– Закончишь школу, – станешь, кем захочешь.
– Я хочу – сейчас. Для меня это – главное.
Подобные диалоги происходили время от времени. В конце концов, Ивванец убедил мать, что хочет осуществить мечту, а не просто сбежать из дома.
Похожие разговоры происходили и в школе. Ивванец учился в «английской» школе, полное официальное название которой разворачивалось в длинную фразу: «Школа, с преподавание ряда предметов на английском языке».
Не смотря на «ряд предметов» в названии, на английском не преподавали других предметов, кроме самого английского. Но языка было много: один – два урока каждый день.
Выпускники английских школ, как правило, не шли в военные училища за высшим образованием. Учителя считали, что уходить из школы в Суворовское училище после восьмого класса – явный перегиб. Однако, они не спрашивали Ивванца – что это ему не живется дома. Задавать такие вопросы – прерогатива родителей.
– Окончи школу, а там решишь, что делать дальше, – говорили школьные преподаватели.
– Захочешь стать военным – станешь, – говорили в школе. – Это от тебя не убежит.
Ивванец терялся и не знал, что сказать. Спорить с учителями, и вообще – со старшими, было не принято. Да и что объяснять в такой ситуации. Желания ощущаются внутри, говорят языком интуиции и не попадают в сети, раскинутые словами. Мечты «портятся» от прикосновения формализованных словарных знаков. Перезрелый персик истекает соком и пачкает руки даже от несильного нажима.
Говорят, надо следовать интуиции, и не идти на поводу у желаний. Это – сложно, потому что граница между «интуицией» и «желаниями» не всегда очевидна. «Карты местности» нет, часто приходится идти на ощупь. Некоторые авторы называют этот процесс – «поиском смысла жизни».
– Это творчество, – говорят они, разогнав воображение. – Мы видим то, что хотим услышать, и слышим то, что хотим увидеть. Сложно разобраться в собственных ощущениях.
– Мы видим то, что хотим, – наставляют учителя жизни.
– Присутствие экспериментатора влияет на результаты эксперимента, – говорят ученые.
Двухщелевой эксперимент в квантовой физике – любопытен.
Пластинку с двумя параллельными прорезями обстреливают из электронной пушки. Электроны попадают то в одну щель, то в другую.
Пролетев через щель, электроны врезаются в экран и оставляют на нем следы, совокупность которые образует «облачко» точек. Получается похоже на мишень после стрельбы не очень меткого стрелка.
Потом ставят прибор, который измеряет количество пролетевших электронов. И, о чудо! Электроны образуют на экране не «облачко» от «выстрелов», а картинку, похожую на штрих-код на товаре. Такую картинку дают волны света.
Сначала были твердые «пули», потом появились мягкие «волны». Акт измерения повлиял на результат. Присутствие экспериментатора влияет на эксперимент.
Наблюдение за жизнью меняет ход вещей. «Наблюдение» и «измерение» – слова, сходные по смыслу.
Говорят, что наблюдать надо пристально. А не так, чтобы рассеянным взглядом, с «эскадроном моих мыслей шальных».
Школьные учителя советовали Ивванцу окончить школу и потом решать, что делать дальше. Они упускали из виду преимущества «раннего бронирования». Чем раньше заказываешь билет, тем меньше стоимость. Чем раньше начнешь, тем легче исправлять неизбежные ошибки. Мы сначала платим и потом получаем, или наоборот, – сначала получаем, а потом – расплачиваемся. Это соображение настолько тривиально, что его мало кто берет в расчет.
* * *
Перед поступлением в Суворовское училище Ивванец проводил долгие часы за разглядыванием Советской военной энциклопедии. Ему нравилось листать восемь томов увесистых книжек, вобравших в себя биение советской военной мысли. Ивванец пытался отыскать себя на страницах этих книг, и у него не получалось. Ситуацию усугубляло то, что лозунгом тех лет было – «книга – источник знания».
– Посмотрите, что происходит в метро, – говорили с экранов телевизора. – Никто не сидит и не стоит просто так, все читают.
– Мы самая читающая страна мира, – говорили с гордостью советские люди.
– Знание – сила!
– Книга – лучший подарок!
Проходит время, и мы понимаем, что книги помогают не более, чем любой «другой источник». Зачастую, книги вредят. На книжных страницах легко затеряться и больше не обращать внимания на реальный мир вокруг.
Однако, традиция трепетного отношения к книге жива и по сей день, превратившись почти в гротескный ажиотаж вокруг социальных сетей. Чем больше читаем, тем меньше общаемся. Чтение подразумевает размышления, времени на встречи не остается. С интернетом еще хуже: тысячи друзей в интернете никогда не выйдут из тени анонимности.
Ивванец, как прилежный ученик, слушал старших и ожидал, что книга поможет ответить на все вопросы. Но книги молчали. Вопросы задавались, ответы не находились. Это расстраивало Ивванца.