Золото Колчака

Разгадка «тайны века» содержалась в архивах, прежде всего в Гуверовском архиве в Калифорнии и в Бахметевском архиве при Колумбийском университете в Нью-Йорке. Именно туда, подальше от докучливых советских агентов, отправляли секретные документы многие деятели Белого движения и русской эмиграции. Кроме того, в Государственном архиве Российской Федерации хранятся документы правительства Колчака, а также материалы эмигрантского Пражского архива. Важные документы фонда Госбанка РСФСР содержатся в Российском государственном архиве экономики. Однако исследования, проведенные в перечисленных архивах, не позволяли полностью восстановить историю «золота Колчака». Помогла нежданная находка в неожиданном месте. Разбирая вместе с Ричардом Дэвисом, хранителем Русского архива в Лидсе (Великобритания), бумаги парижского Земгора (еще не описанные и не каталогизированные), я обнаружил папки с надписью Michelle de Giers. И вскоре понял, что передо мной не что иное, как считавшаяся пропавшей часть архива парижского Совета российских послов! Его председателем был бывший посол в Риме Михаил Гирс, а после его смерти – бывший посол в Париже Василий Маклаков. Среди его бумаг нашлась розовая папка с несколькими машинописными листочками и записями, сделанными чудовищным почерком Маклакова. В них содержалась информация о том, что произошло с остатками денег, вырученных от продажи золота Колчака, после Второй мировой войны. После смерти Маклакова его бумаги оказались в архиве Земгора, а затем, в составе его коллекции, – в Лидсе. Это было недостающее звено.

Поиск пропавших сокровищ оказался делом весьма увлекательным. Но главное – обнаруженные материалы представляют в новом свете многие аспекты финансовой, дипломатической и политической истории Гражданской войны.

Глава 1. ДЕНЬГИ ДЛЯ «БЕЛОГО ДЕЛА»

Pecunia nervus belli.

Деньги – нерв войны.

    Марк Туллий Цицерон

Воюющим странам денег всегда остро не хватает. Что же говорить о войне гражданской, которая наносит еще больший урон финансовой системе, чем война с внешним противником. В русской Гражданской войне положение белых было, с одной стороны, гораздо хуже, чем положение красных: под контролем большевиков оказались промышленный центр страны и ее основные транспортные артерии. С другой – в руки колчаковцев попала большая часть российского золотого запаса на сумму более 645 миллионов золотых рублей.

ЗАГРАНИЧНЫЕ «ПУТЕШЕСТВИЯ» РУССКОГО ЗОЛОТА. ВНЕШНИЕ ЗАЙМЫ

Накануне Первой мировой войны императорская Россия занимала третье место в мире по размерам золотого запаса, уступая США и Франции. На 1 января 1914 года золотой запас России оценивался в 1695 млн руб. (без учета так называемого «золота за границей», хранившегося на счетах в иностранных банках для обеспечения расчетов и поддержания курса рубля). На январь 1915 года золотой запас Франции оценивался в 168 млн ф. ст., России – 150 млн, Англии – 90 млн.

Золотое содержание рубля, согласно Монетному уставу 1899 года, составляло 0,77423 грамма чистого золота.

Физически основная часть российского золота – в монетах и слитках – находилась в хранилищах Государственного банка в Петербурге, переименованном в 1914 году в Петроград. С началом Первой мировой войны, продолжавшейся вопреки ожиданиям не месяцы, а годы, начались и путешествия российского золотого запаса. Часть золота была отправлена в Англию, для поддержания курса фунта стерлингов; в этой валюте кредитовались союзники Великобритании. Несмотря на переход на золотой стандарт, при международных расчетах рубль практически не использовался, в то время как фунт стерлингов обслуживал около 80% мировой торговли. Российское золото фактически служило обеспечением кредитов, и нетрудно было предположить, что в страну оно уже не вернется: больно велики были заимствования, и России было бы чрезвычайно затруднительно вернуть долги в срок.

Финансовую политику союзников по отношению к истекающей кровью России и современники, и большинство исследователей оценивали как по меньшей мере сомнительную в моральном отношении. «Значит, с ножом к горлу прижимают нас добрые союзники – или золото давай, или ничего не получишь. Дай Бог им здоровья, но так приличные люди не поступают», – говорил на заседании Совета министров 19 августа 1915 года государственный контролер П. А. Харитонов. На некорректность поведения союзников указывал и главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин: «Они восхищаются нашими подвигами для спасения союзных фронтов ценою наших собственных поражений, а в деньгах прижимают не хуже любого ростовщика». Союзники, подчеркивал он, ведут себя «чересчур благоразумно» за счет России. Однако дело обстояло не так просто. «Мы тоже, – возражал Кривошеину министр иностранных дел С. Д. Сазонов, – благоразумно отступаем, когда наши неисчерпаемые резервы допускают риск сражения, даже не одного, а нескольких. У французов же все в окопах, резервов у них нет, и риск для них равносилен гибели». Харитонов, заметив, что неплохо было бы «поприжать» союзников, отметил ради справедливости заслуги Англии: «Без ее флота Петроград давно бы не существовал».

Министр финансов П. Л. Барк стремился вернуть своих коллег от морально-теоретических дискуссий к более земным проблемам. Он указывал, что речь идет о платежах в США, куда союзники сами вывозят золото, и что если «мы откажемся вывезти золото, то мы ни гроша не получим в Америке и с нас за каждое ружье американцы будут требовать платы золотом». Отвечая на реплику князя В. Н. Шаховского, считавшего вывоз золота недопустимым, так как это поведет к расстройству денежного обращения, Барк говорил: «Стоимость рубля находится в зависимости не от обеспечивающего его золота, а от перегруженности страны бумажными знаками и, больше всего, от удачливости военных действий. Охрана золотого запаса при запрете свободного размена – фетишизм». Итог дискуссии подвел Харитонов: «Несостоятельность России по американским платежам повлечет за собою такое падение курса, что рубль наш и 10 копеек не будет стоить. Как ни печально, но в данном вопросе приходится идти в хвосте у англичан и французов».

Автор исследования по финансовой политике России в период Первой мировой войны С. Г. Беляев справедливо замечает, что «принципиальная договоренность о вывозе золота в Англию была достигнута еще на парижской конференции союзников в начале 1915 г., что было продиктовано затруднительным положением Банка Англии, а не желанием английского правительства воспользоваться трудностями своего русского союзника, которые тогда еще не усугубились до такой степени, как летом 1915 года».

Критика в адрес союзников раздавалась и позднее, когда состав кабинета министров существенно изменился, а вопрос об отправке золота возник вновь в связи с новыми заимствованиями российского правительства в Англии. В ходе заседания соединенного присутствия Совета министров и комитета финансов претензии Англии квалифицировались как «домогательства союзной державы», а участники заседания князь Шаховской, Н. Н. Покровский и С. И. Тимашев предсказывали, что золото в Россию уже не вернется. Одним из аргументов против отправки золота, выдвигавшимся российской стороной, было несоблюдение принципа финансовой солидарности Францией, которая не направила в распоряжение Английского банка золото в соответствии с Булонским соглашением министров финансов России, Англии и Франции. Российским финансистам также представлялось, что уровень «безопасности» устойчивости фунта, определенный Английским банком и Минфином, завышен.

Справка, предоставленная британским правительством в сентябре 1916 года, рисовала несколько иную картину: из общего количества отправленного в США золота на сумму свыше 220 млн ф. ст. менее 100 млн было внесено Россией, Францией и Италией, а на долю собственно английских запасов приходилось более 120 млн. Британское посольство 20 сентября (5 октября н. ст.) 1916 года передало российскому правительству записку, в которой сообщалось, что «вклад» России составлял всего 28 млн ф. ст. Для выполнения Францией и Россией своих обязательств в полном объеме первая должна была передать в распоряжение Английского банка в общей сложности золота на 105 млн ф. ст., а вторая – на 68 млн. При этом кредиты России были «почти в два раза больше, чем кредиты Франции».

С начала войны по 1916 год Франция вывезла в Нью-Йорк, Лондон и Мадрид золота на сумму почти миллиард франков. Масштабы были весьма внушительны и существенно превышали вклад России. Таким образом, обижаться не приходилось, тем более что нужда в валюте становилась все острее. В результате за годы войны в кладовые Английского банка было доставлено русского золота на 68 млн ф. ст. (из них на 8 млн ф. ст. было продано), и российский золотой запас значительно «похудел».

Шансов на возвращение золота было немного. Российский Государственный банк получал за отправленное золото беспроцентные обязательства английского казначейства, депонированные в Банке Англии. Их погашение предусматривалось в период с 5 января 1919 года по 8 декабря 1921-го. Вряд ли Россия смогла бы выкупить «одолженное» золото, даже если бы большевистского переворота не случилось. Если бы она оказалась полноправным участником мирных переговоров, возможно, встал бы вопрос и о реструктуризации ее долгов. Однако это лишь воображаемые возможности, реальность оказалась страшнее любых фантазий, а проблема золота и внешних заимствований разрешилась совершенно неожиданным образом.

Собственными силами обеспечить снабжение армии и промышленности Россия не могла. Для закупок вооружения, боеприпасов и других предметов снабжения в сентябре 1914 года в Лондоне был создан Англо-Русский комитет, преобразованный в октябре 1915?го в Русский правительственный комитет, начальником которого был назначен генерал-лейтенант, инженер по образованию, Э. К. Гермониус (впоследствии возглавивший Управление заграничного снабжения армий белых). Закупки производились в кредит. Британская промышленность не могла справиться с обеспечением всем необходимым помимо собственной армии еще и двух союзных – французской и русской. Все больше заказов союзники начали размещать на американском рынке; причем если англичане могли кредитоваться напрямую, то Россия расплачивалась за заказы в основном британскими кредитами.

Российский золотой запас сократился с 1208 тонн в конце 1914 года до 850 тонн в феврале 1917-го. Накануне Октябрьского переворота Временное правительство отправило золота на 5 млн руб. в Швецию.

Итоги заграничного кредитования царского и Временного правительств выглядят следующим образом. Львиная доля средств была заимствована в Англии – 582,2 млн ф. ст. (5 506,2 млн зол. руб.). Другими кредиторами России были Франция – 4250 млн фр. (1 593,8 млн зол. руб.), США – 273,7 млн долл. (531 млн зол. руб.), Япония – 296,5 млн иен (287,2 млн зол. руб.), Италия – 36,1 млн лир (13,5 млн зол. руб.). Всего военные долги России составили 7 931,7 млн зол. руб. Приведенные цифры являются наиболее достоверными, ибо подсчеты произведены лицами, непосредственно занимавшимися вопросами получения и распределения кредитов, а именно последним директором Особой канцелярии по кредитной части Министерства финансов Российской империи, а затем Временного правительства Конрадом Евгеньевичем фон Заменом и его бывшими сотрудниками А. Э. Ломейером, Ю. С. Павловским и П. К. Фетерлейном.

В литературе приводятся и другие цифры, причем советские историки были склонны занижать российский военный долг, отказываясь учитывать суммы, выданные «после Октябрьской революции представителям старой власти» и использованные ими «в контрреволюционных целях». Как бы то ни было, после Октябрьского переворота «представители старой власти», находившиеся за границей, столкнулись с серьезными финансовыми проблемами.

ЗАХВАТ. ЗОЛОТО: ОТ КАЗАНИ ДО ОМСКА

Золото перемещалось не только за границу. Осенью 1915 года германские войска, вторгшиеся в Прибалтику, вышли к рубежу Западной Двины; это побудило российские власти отправить часть золотого запаса – 526 мешков золотой монеты – в обширные кладовые Казанского банка. Золото из Петрограда, находившегося в опасной близости от линии фронта, перемещалось и в другие отделения Государственного банка во внутренних губерниях. После захвата власти большевиками в силу различных обстоятельств сосредоточение золота в Казани продолжалось. В мае 1918 года туда доставили золото, хранившееся в Тамбовском отделении Госбанка, в июне прибыло золото из Московской и Самарской контор Госбанка, а вместе с ним вывезенные ранее из Петрограда ценности Монетного двора, Главной палаты мер и весов и Горного института. Всего в хранилищах Казанского банка оказалось около 80 тыс. пудов драгоценностей – золота, платины, серебра.

Однако еще недавно безопасное Поволжье оказалось в эпицентре Гражданской войны. Выступление против большевиков чехословацкого корпуса в мае 1918 года, образование 8 июня в Самаре эсеровского (разбавленного затем представителями других партий) Комитета членов Учредительного собрания (Комуча), формирование Народной армии – все это положило начало антибольшевистскому фронту. Со своей стороны, большевики создали Восточный фронт. В Поволжье развернулись ожесточенные бои. В этой обстановке Совет народных комиссаров принял решение об эвакуации золота из Казани. 28 июля в Казань для вывоза ценностей в Нижний Новгород из Москвы прибыла Особая экспедиция (состоявшая всего из трех человек) во главе с инспектором Народного банка К. П. Андрушкевичем. Местные большевики и командование Восточного фронта должны были оказывать содействие Особой экспедиции.

Вывезти золото было физически непросто. Для доставки его к пристани командующий фронтом И. И. Вацетис приказал форсированными темпами проложить к зданию банка трамвайные пути. Вывоз был намечен на 5 августа, однако именно в этот день развернулись бои за город. Особой экспедиции удалось вывезти на четырех автомобилях лишь 100 ящиков золота и несколько мешков кредитных билетов. Стоимость вывезенного большевиками золота составляла около 6 млн руб.

К полудню 7 августа 1918 года «Казань была в наших руках со всеми ее колоссальными запасами и с ее исключительным влиянием», – записал один из руководителей штурма города, управлявший военным ведомством Комуча эсер В. И. Лебедев. Решающую роль при захвате Казани сыграли чехословацкие формирования и части Народной армии под командованием подполковника В. О. Каппеля, впоследствии одного из самых прославленных командиров войск белых. «В Казани мы взяли 30 000 пудов золота, на 100 миллионов рублей кредитных знаков, всю платину, которая была в российских банках, массу серебра и на неисчислимую сумму процентных бумаг, свезенных сюда из всех главных банков России. Все это было мною немедленно отправлено в Самару…» – свидетельствовал Лебедев.

Один из каппелевских офицеров вспоминал, что «перевозочных средств не было, все было захвачено убегавшими красными». По приказу Каппеля к зданию Госбанка были поданы трамвайные вагоны, на которые и грузили золото: «Добровольцы, как муравьи, поодиночке и группами переносили ящики из кладовых банка, где на полу было рассыпано много золотых монет: видимо, уже начали грабить большевики, но не успели… Добровольцы подбирали с пола монеты и передавали их Каппелю, кладя на стол, за которым он сидел. Тогда никому в голову не приходило взять закатившуюся золотую монету себе на память. Все подобранные монеты назначенная Каппелем комиссия аккуратно пересчитывала и снова укладывала и забивала в ящики и отправляла вместе с другими ящиками на пароход „Фельдмаршал Суворов“. Было погружено 650 000 000 золотых рублей в монетах, 100 миллионов рублей кредитными знаками, слитки золота, запас платины и другие ценности».

Использование трамвайных вагонов для перевозки золота – едва ли не самый экзотический способ транспортировки такого рода груза – было не только проявлением изобретательности Каппеля. Трамвайные пути к зданию Госбанка были проведены по приказу командующего красных, ибо перевозка золота на немногочисленных и не очень надежных автомобилях заняла бы много времени и привлекла нежелательное внимание.

Воспоминания о «немедленной» отправке золота еще раз демонстрируют, какая ненадежная штука память. На самом деле золото было отправлено из Казани в Самару примерно через две недели на двух пароходах, один из которых, оснащенный орудиями и пулеметами, специально прибыл из Самары в сопровождении особого офицерского отряда. 22 августа «Вестник Комуча» сообщил: «В. Лебедев телеграфировал Комучу, что им закончена отправка из г. Казани в г. Самару российского золотого запаса».

Через месяц из Самары золото отправилось в Уфу; простояв около недели в Уфе, где даже успели разгрузить один состав, 6 октября «золотые эшелоны», ввиду угрозы захвата города большевиками, отправились дальше на восток. К этому времени конфигурация власти «демократической контрреволюции», по определению министра труда Комуча и будущего советского академика И. М. Майского, заметно изменилась. 23 сентября 1918 года решением Государственного совещания в Уфе было образовано Временное Всероссийское правительство (Директория). При этом предполагалось объединение всех антибольшевистских правительств Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока. Но на деле различные правительства продолжали существовать, а их члены вели борьбу за контроль над будущим объединенным правительством или за места в нем. Золотой запас был весомым аргументом в руках Совета управляющих ведомствами (правительства) Комуча.

С образованием Директории Комуч официально прекратил свое существование, а Совет управляющих ведомствами перешел на положение областного уфимского правительства, но расставаться с золотом Совет не спешил. Сибирское правительство аргументировало необходимость отправки золота в Омск соображениями безопасности. Очевидно, что политические причины играли не меньшую, если не большую роль. Тем не менее золотой запас перевезли поначалу в Челябинск, и уже оттуда, совершенно неожиданно для членов Совета управляющих, он был отправлен в Омск, куда и прибыл 13 октября 1918 года. Решающую роль в отправке золота сыграл министр финансов Временного Сибирского правительства (затем – министр финансов Директории) И. А. Михайлов.

Произошло это при следующих обстоятельствах. Члены уфимского Совета управляющих ведомствами в полном составе отправились искать надежное хранилище для золота, оставив «золотой поезд» без надзора официальных лиц. Надежным сочли зернохранилище Государственного банка. Однако когда деятели бывшего Комуча вернулись на станцию, поезда там уже не оказалось. Его «угнал» Михайлов. Почему охрана выполнила его указания? Дело было не в подкупе и даже не в том, что офицеры охраны не сочувствовали эсеровскому правительству: просто они выполнили приказ своего начальства – командующего Сибирской армией генерала П. П. Иванова-Ринова, к которому с соответствующей просьбой обратился Михайлов. Так, по остроумному замечанию Дж. Смила, произошла самая крупная кража золота в истории. Правда, скандала не случилось: деятели Комуча не хотели выглядеть глупцами.

В литературе – и «красной», и «белой» – муссировалась тема грабежа либо растраты народного достояния при транспортировке золота в Омск. Между тем в финансовых документах отражен только один случай пропажи золота – при разгрузке золота в Уфе рассыпались золотые монеты из поврежденного мешка, в результате чего было похищено 410 руб. Недосчитались также нескольких иностранных монет, по-видимому, выпавших из прохудившихся мешков, – в рублевом эквиваленте на сумму 146 руб. 39 коп.

Пересчет, произведенный в Омске в апреле–мае 1919 года группой служащих Минфина и Госбанка под руководством старшего кассира Н. П. Кулябко, показал, что в наличии (считая слитки и монеты, отправленные к тому времени во Владивосток, о чем речь ниже) имелось золота на 645 410 610 руб. 79 коп. Разницу – 6 123 796 руб. 42 коп. – составила стоимость золота, содержавшегося в 100 ящиках, увезенных из Казани большевиками накануне ее падения, а также «непокрытого недочета в поврежденных мешках» и не нашедшего «удовлетворительного объяснения» расхождения в наличии дефектной монеты и монеты старого чекана по документам и по результатам проверки. Последнее являлось скорее результатом путаницы в документах, нежели хищения. В некоторых случаях оценки золота различными «инстанциями», ответственными за его аффинаж (специальную обработку для отделения золота от примесей) и хранение, существенно расходились. Так, стоимость золота, которое находилось в 17 почтовых посылках, присланных из золотосплавочных лабораторий на адрес Монетного двора, была определена лабораториями в 499 898 руб., а Московской конторой Госбанка – в 486 598 руб.

Акты, составленные при передаче 100 ящиков золота представителям Москвы, по неизвестным причинам не были вывезены из Казани. Исходя из того, что в стандартном ящике находилось монет примерно на 60 тыс. руб., большевики располагали золотом на 6 млн руб. из недостающих 6 123 796.

Впрочем, увезенное большевиками золото формально не было списано. По результатам проверки золотого запаса, завершившейся 10 мая 1919 года, была обнародована сумма 651 532 117 руб. 86 коп. Правда, ее следует считать приблизительной, поскольку, как говорилось в подготовленной работниками Госбанка справке, «многих документов на эвакуированное золото не имеется, а проверка его по натуре затруднена как его большим количеством, так и отсутствием точных приборов для определения веса и главным образом данных о пробе на некоторых слитках».

Кроме золота в российской и иностранной монете, слитках, кружках и полосах, в Омск были доставлены 514 ящиков с неаффинированным золотом, золотыми и платиновыми самородками и другими ценностями Монетного двора, 17 посылок золотосплавочных лабораторий, а также банковое и разменное серебро.

Среди бумаг Госбанка имеется «Справка по золоту», датированная (дата проставлена карандашом) 7 марта 1920 года; в ней приведены иная сумма (6 122 021 руб. 07 коп.) и иная версия ее происхождения. Согласно автору справки (подпись неразборчива), эта сумма была выведена путем сложения стоимости золота, доставленного в Омск, и стоимости ценностей Главной палаты мер и весов и Монетного двора, содержавшихся в 514 ящиках.

Среди госбанковских бумаг нами обнаружен также недатированный и неподписанный текст (относящийся к тому же времени, что и цитированная «Справка по золоту»), в котором говорится, что «правильная оценка» содержимого 514 ящиков Монетного двора «не могла быть произведена, и означенные ценности числились на балансе в произвольной сумме 6 122 021 руб. 07 коп.».

В документах Госбанка и Минфина неоднократно упоминается, что содержимое ящиков осталось «нерасцененным», что стоимость слитков золотистого серебра и серебристого золота, «впредь до отделения золота от серебра, не может быть определена даже приблизительно». Ни о какой оценке «в произвольной сумме», тем более с точностью до копеек, речь не идет. На чем основывался и какой логикой руководствовался составитель «Справки по золоту», нам неизвестно. Не исключено, что сотрудники Госбанка не хотели демонстрировать новым хозяевам, что оставили на балансе «колчаковского» банка золото, эвакуированное из Казани представителями «рабоче-крестьянского» правительства.

Для нас важно, что, какая бы сумма ни была обнародована для публики, в Омске оказалось золота на 645 410 610 руб. 79 коп. И сумма эта приблизительная, ибо золото лишь частично было пересчитано физически, а документы не всегда точно отражали реальное содержание ящиков и мешков. Это таило в себе возможность различных сюрпризов, и, как увидим в дальнейшем, не всегда неприятных.

МИНИСТР ФИНАНСОВ, ОН ЖЕ ВАНЬКА КАИН

Человек, «умыкнувший» золото из-под носа деятелей Комуча, 28-летний Иван Адрианович Михайлов был, вероятно, самым молодым министром финансов в истории России. Это был чрезвычайно способный человек с весьма необычной биографией. Он был сыном известного революционера-народника, члена «Земли и воли» А. Ф. Михайлова. В биографических справках об И. А. Михайлове его неизменно называют сыном народовольца; несомненно, при этом сведения о нем черпают из книги Г. К. Гинса, повторяя содержащуюся в ней ошибку. «Народная воля» была создана почти через год после ареста А. Ф. Михайлова. Адриан Михайлов прославился участием в одном из самых знаменитых террористических актов 1870?х годов – убийстве 4 августа 1878 года шефа жандармов генерала Н. В. Мезенцова в Петербурге. Мезенцова заколол кинжалом С. М. Кравчинский (будущий писатель Степняк). Кучером пролетки, на которой террорист скрылся с места покушения, был Адриан Михайлов. После ареста он был приговорен к повешению, замененному 20-летней каторгой. Каторгу Михайлов отбывал в Карийской каторжной тюрьме Забайкальской области. Выйдя в «вольную команду» (по официальной терминологии – «в каторжные внетюремного разряда»), в 1890 году он женился на Г. Н. Добрускиной, члене «Народной воли» эпохи ее упадка, которая по «Лопатинскому процессу» была приговорена к смертной казни, замененной восемью годами каторги. В этой каторжной семье смертников и родился сын Иван.

Годы каторги и ссылки не остудили революционного темперамента родителей будущего архитектора диктатуры Колчака. В 1905 году, находясь на поселении в Чите, они примкнули к эсерам. Михайлов был негласным редактором газеты «Забайкалье», Добрускина занималась практическими делами: участвовала в организации побега первого русского террориста нового столетия П. В. Карповича, в подготовке убийства тюремного инспектора Метуса и т. п. Однако ее участие в этих «славных делах» осталось нераскрытым, а А. Ф. Михайлов был арестован и едва не попал под расстрел. Спасла ведомственная конкуренция: он числился за Министерством юстиции, которое не согласилось передать его в распоряжение карательного отряда генерала П. К. Ренненкампфа, и Михайлов отделался годом заключения в крепости. Впрочем, по крайней мере одному члену рода Михайловых суждено было быть расстрелянным.

Современники, говорившие и писавшие об Иване Михайлове, непременно упоминали место его рождения и отца-революционера, но никогда – мать. Похоже, Иван Михайлов не стремился афишировать, что был наполовину евреем. В пропитанном антисемитизмом белом Омске это не способствовало политической карьере. Рогачевская мещанка Генриетта Добрускина родилась в бедной еврейской семье. Ее отец, по словам Генриетты, был «романтик и мечтатель, далекий от жизни, свободолюбивый и патриот, мечтавший о Иерусалиме и грезивший им». Он писал на иврите стихи, жил некоторое время в Париже, где бывал у боготворимого им Виктора Гюго, и добрался-таки до Палестины, где и умер. Его дочь была не менее романтична, только предмет ее романтического увлечения иной – русская революция. Она была, несомненно, крещеной, иначе не смогла бы выйти замуж за православного.

В июне 1907 года Михайлов и Добрускина по «виттевской амнистии» уехали в Европейскую Россию, жили в Одессе, после революции – в Ростове-на-Дону. Добрускина «работала среди женщин-работниц», а в 1917 году была избрана в Одессе в Совет рабочих депутатов. К сожалению, нам неизвестно, поддерживали ли старые революционеры какую-либо связь с сыном в период Гражданской войны. В своих автобиографиях, написанных в 1926 году, они об Иване не упоминают ни словом, что, впрочем, неудивительно. Остается добавить, что А. Ф. Михайлов умер в 1929?м, Добрускина – в 1945 году.

Вернемся, однако, к сыну пламенных революционеров (это тот случай, когда навязший в зубах оборот можно употреблять без кавычек).

И. А. Михайлов учился в гимназии в Чите, затем окончил экономическое отделение юридического факультета Петроградского университета, при котором и был оставлен «для приготовления к профессорскому званию» (по современной терминологии – в аспирантуре) по кафедре политической экономии. Михайлов, несомненно, обладал организаторскими способностями и был толковым исследователем. В годы Первой мировой войны он заведовал петроградским отделением экономического отдела Всероссийского земского союза. После Февральской революции стал одним из ближайших сотрудников А. И. Шингарева и состоял на службе в Министерстве земледелия, затем в Министерстве финансов. Позднее он состоял управляющим делами Экономического совета при Временном правительстве, принимал деятельное участие в работе Центрального бюро профессиональных союзов в Петрограде. Не забывал Михайлов и о своих сибирских корнях: с декабря 1917 года состоял товарищем председателя Петроградского союза сибиряков-областников.

При всей этой бурной и многосторонней деятельности Михайлов умудрялся заниматься исследовательской, точнее, исследовательско-статистической работой. В 1916 году вышла его брошюра «Война и наше денежное обращение. Факты и цифры» (Пг., 1916. 48 с.) в серии «Война и экономическая жизнь», издававшейся Всероссийским земским союзом под редакцией П. Б. Струве; в следующем году Михайлов выпустил в той же серии книгу «Государственные доходы и расходы России во время войны. Факты и цифры» (Пг., 1917. 163 с.). Г. К. Гинс пишет, что Михайлов составил также книгу «Исчисление народного дохода России в 1900 и 1913 годах», изданную под редакцией видного экономиста и политического деятеля С. Н. Прокоповича, однако нам это издание обнаружить не удалось.