Взгляд Бо отвлек Громобоя от раздумий. Супруга смотрела на него многозначительно, очень красноречиво. Бородач недоуменно выгнул бровь, и Бо веско кивнула. Такое поведение жены весьма удивило Громобоя. Она хочет взять с собой двух этих горемык? Но почему? Сочувствует им? А не пора ли, после стольких лишений, наконец думать только о себе, только о собственном счастье? Или она снова хочет привязаться… и потерять?
Хотя… разве не похожа история этих Лары и… как там ее суженого?.. на них с Бо? Разве не скитался Громобой по самым злачным закоулком Богом проклятой Зоны в попытке отыскать свою возлюбленную? Разве не отчаяние вело его по лабиринту московских улиц, разве не оно бросало в самое пекло, когда нейромант окончательно терял надежду найти свою суженую среди полуразрушенных домов?
Лара смотрела на бородача с мольбой, и он все-таки сдался.
«Хреново, что моя совесть все никак не подохнет», – с грустью подумал Громобой, но вслух нехотя произнес:
– Что ж, ладно. Можете пойти с нами… в виде исключения.
– Мы очень постараемся не стать обузой, – быстро выпалила блондинка.
– Надеемся, что у вас получится, – сказала Бо, поднимаясь.
Громобой повернулся к Вану, и тот с сосредоточенным лицом кивнул ему – мол, так и есть, будем пытаться помочь, а не навредить. Бородач устало вздохнул и, повернувшись к своему усовершенствованному «серву», воскликнул:
– Пойдем, Рухлядь. Пора отсюда линять, а то сбегутся еще хищники на запах…
Словно услышав его, вдали завыли крысособаки. Дурные, они будто не понимали, что на их вой могут откликнуться не только «сестры», но и голодные нео, которые не брезгуют даже псиной.
«Когда-нибудь этот мир окончательно опустеет, – с грустью подумал нейромант. – Сильные сожрут умных, пожрут друг друга, а оставшиеся передохнут от голода. Конец неотвратим».
Взгляд Громобоя скользнул к Бо, точнее, к ее изувеченной руке.
«Но пока мы живы, мы будем бороться».
Вой крысособак вдали смолк так же неожиданно, как и возник в шумовом пространстве московской Зоны.
Видимо, до не в меру голосистых псин действительно добрался другой, куда более сильный и расчетливый мут.
* * *
Разлепить веки удалось лишь с превеликим трудом – как будто неведомый хирург сшил их прочной капроновой ниткой. Танг напрягся… и все-таки открыл глаза.
Хотя лучше б, наверное, этого не делал.
Перед Тангом, в считаных сантиметрах от его длинного носа, находилась уродливая морда нетопыря. И ладно б рукокрыл был обычного, с крысособаку, размера. Так нет же: эта страшенная тварь едва ли уступала габаритами самому Тангу.
Единственное, что хоть немного успокаивало – рукокрыл был то ли мёртв, то ли в отключке: он не шевелился, и глаза его были закрыты. Танг хотел отодвинуться, дабы взглянуть, вздымается ли лохматая грудь нетопыря или нет, но не смог: руки и ноги воина будто онемели.
Упершись подбородком в грудь, бедняга увидел, что тело его опутано толстой веревкой. Со стороны пленник, вероятно, напоминал куколку бабочки-падальщика.
«Это, наверное, тот ублюдок меня связал!» – осенило Танга.
Внезапно поверхность, на которой лежал воин, содрогнулась. Скосив глаза, Танг увидел ржавый металл и наконец ощутил, что конструкция под ним движется.
«Похоже, это его повозка. И куда он меня везёт? Понятно, что в свое логово… Но где оно? И что с Ларой и Ваном?»
Танг напрягся. Похоже, брата и жены в телеге не было.
«Сбежали? Или он их…»
Танг тут же отогнал дурные мысли прочь – и без них проблем хватало. Чтобы не зацикливаться, воин попытался восстановить цепочку событий. Получилось не слишком удачно. Последнее, что он помнил – это укол в шею и злобный рык угрюмого мужчины в чёрной маске, когда Танг исхитрился выбить из его руки пистолет. После была только тьма, непроглядная, пустая и вязкая.
А когда тьма закончилась, возник уродливый рукокрыл.
Нетопырь внезапно содрогнулся всем телом, будто ему приснился дурной сон. Танг от неожиданности отшатнулся и больно стукнулся головой о металлический борт. Стиснув зубы, дабы не вскрикнуть, воин часто захлопал глазами и наконец увидел на теле нетопыря такую же веревку. Видно, рукокрыл пришёл в себя и, обнаружив, что связан, моментально рассвирепел.
«Надеюсь, он не вырвется… – с опаской подумал Танг. – Иначе мне точно конец: сожрет и не поморщится, гадина крылатая…»
Стоило представить, как нетопырь набрасывается на обездвиженного пленника, и все внутри похолодело. До выхода из украинского бункера Танг мнил себя храбрецом – никогда он не пасовал перед противником, будь то сверстник или кто постарше. Такая решительность принесла ему уважение среди прочих обитателей убежища. Это же привлекло Лару – одну из самых красивых девушек среди прочих ровесниц Танга, за которой пытались приударить практически все парни… включая Вана. Нет, откровений между братьями не было, но старший не раз и не два замечал, с какой тоской младший смотрит на его избранницу. Но что мог Танг поделать? Он любил Лару, она любила его. Младший был в этом треугольнике лишним углом.
Впрочем, стоило дверям убежища распахнуться, и эти, в общем-то, незначительные переживания отошли на второй план, ибо московская Зона открылась людям во всей своей устрашающей красе. Правда, оценить ее по достоинству бедняги все равно не смогли – хотя бы потому, что любоваться им особо не давали: преследовали все время, пытаясь загрызть, убить, сожрать. Мир двадцать третьего века оказался зубаст и прожорлив; очистившись от бесполезной шелухи в виде цивилизации, он четко определил для своих обитателей основную задачу – выживание. И те только этим и занимались, с утра до ночи и с ночи до утра.
Тут-то и выяснилось, что Танг не настолько брутален, как казалось. Да, безусловно, одно дело – отстаивать авторитет в склоках с такими же людьми из плоти и крови, и совсем другое – сражаться с неведомым и гигантским. Но знал бы кто-то, что происходило в душе у Танга в те минуты, когда он прятался за крохотным обломком стены, прижимая к груди винтовку и моля Бога, чтобы стая «Рапторов» пошла в другую сторону!.. О, в такие мгновения воин снова чувствовал себя крохотным мальчиком, который больше всего на свете хотел оказаться в родном гнезде, подальше от царящего вокруг ужаса…
Но храбрец отличается от труса не тем, что не боится. Просто один теряет голову и сдается, а второй, стиснув зубы, идет вперед, невзирая на страх, превративший его душу в царство изо льда и снега. Танг – шел вперед, хоть и безумно хотел броситься назад, в бункер, и запереться изнутри на все замки. Он шел, и потому Лара с Ваном даже ничего не заподозрили: делиться с ними переживаниями вожак не стал – побоялся, что они разочаруются в нем и тут же утратят веру в свои силы.
И поначалу удача была на стороне Танга. С мелкими мутами они успешно расправлялись, от крупных убегали и прятались, в общем, успешно лавировали между следующей и предыдущей ступеньками причудливой пищевой цепочки.
До сего дня.
Впрочем, сегодня их одолел не био и даже не нео, а такой же хомо, как и сам Танг. И оттого, конечно же, было вдвойне обидно: как же так – столько времени избегали смерти в бою с куда более изощренными противниками, а тут спасовали перед собратом-человеком…
«Как говорил Совет: это все – лирика, – подумал Танг, с опаской косясь на рукокрыла, который снова притих. – Беда уже случилась, так чего тратить время на переживания? Надо придумывать, как из этого незавидного положения выбираться…»
Хотя что он может, пока лежит связанный по рукам и ногам в самодельный телеге? Вот когда угрюмый извозчик доставит его в свое логово, могут возникнуть варианты, а до той поры лучше не рыпаться…
– Агрх! – распахнув глаза, прорычал нетопырь.
«И молиться, чтобы эта паскуда не вырвалась на свободу», – угрюмо подумал Танг.
Рукокрыл на него смотрел, мягко говоря, недружелюбно.
* * *
Мужчина лет сорока, с коротко стриженными темными волосами и худым, но не болезненным лицом, недоуменно смотрел вверх большими зелеными глазами. Вверху был потолок, усеянный дырами самых разных размеров; через одну, самую большую, неизвестный взирал на серое неприветливое небо и ломал голову, кто же он такой и как очутился в этом странном месте.
Шевелиться мужчина не спешил. Он не помнил ничего из своего прошлого, но все еще способен был оценить обстановку – например, понять, что в жилом доме, даже самом поганом, такого безобразия с потолками не будет. Вывод? Там, где он оказался, люди живут вряд ли.
Кто живет?
А вот это уже вопрос…
Но, кто бы ни жил, хорошего от него (или них) ждать не стоит.
«Только сумасшедшие да отчаянные захотят ночевать в подобных развалинах», – констатировал мужчина.
Подумав еще немного, он пришел к выводу, что лежать без движения тоже небезопасно. Что, если прямо сейчас к нему крадется какой-нибудь… м-м-м… недоброжелатель с явным намерением навредить? Зачем ему вредить? Да черт его знает. Но то, что мужчина ничего не помнит, не значит, что он никого не обидел. Совершенно не значит.