Дружина
Следующие пять дней, мы отогревались и отъедались в Белоозере и устраивали мозговые штурмы, решая неразрешимые задачи. Олег с женщинами не покидали терема ярла, и о чём они там толковали всё это время, понятия не имею.
Сильно порадовало то, что в городе обитало сотни три служивых варягов, да шесть сотен находилось в резерве, да дважды по столько – в окрестных весях и воинских станах. В этих краях многие из варягов постарше женились на местных мерянках и завели хозяйство. Да и пришлые варяжские ватаги, не миновали Белоозеро, заскакивая сюда, то с купеческими караванами, то сами по себе. По моим прикидкам Рогволд мог поставить в строй сразу до десяти сотен бойцов, имея такой же резерв, что внушало определённый оптимизм. Именно здесь в Белоозере пришло ощущение, что наследница Рюрика и ярл Олег наконец то в безопасности, и, что, так или иначе, первая династия на Руси состоится.
С другой стороны, где мы, и, где Русь, а тем более Киев? Я вздохнул и поморщился, представив непочатый край предстоящей работы.
Однажды вечером мы сидели в казарме у очага, потягивали медовуху и болтали о разном. К нам подсел Олег. Он по-дружески втиснулся между Ставром и Стерхом и протянул руки к огню. Отблески огня бегали по его лицу, делая похожим на маску:
– Поздорову, варяги.
– И ты будь здрав ярл Олег, – я прищурился, догадываясь, что он сейчас предложит.
– Давеча баяли с ярлом Рогволдом, – проговорил Олег, уставившись на огонь, – пора силы сбирать.
«Слава богам, очнулись», – подумал я с некоторой иронией. А Олег продолжил:
– На вашу ватагу у меня великая надёга. О том, что вы и мы сделали там, – он махнул рукой на запад, – ещё гусловеры сказы сложат. Но кровь Скули взывает к отмщению. – И Олег громко скрипнул зубами.
– Ярл Олег, – я едва сдержался, чтобы не сказать, что и город Карела и дружина с ополчением погибли именно из-за твердолобости и высокомерия Скули. Я старался подобрать убедительные слова, чтобы Олег также не влез в преждевременную авантюру и не погубил всё дело, – время мести ещё не пришло. В моей земле говорят: месть – питща холодная.
– То моя боль, – проговорил он и вздохнул, – но ноне я об ином. Намедни в детинец явились гости ганзейские и много чего поведали, что творится за морем на землях закатных. Там сызнова разгорелась война за нурманский престол, и верх взял Харальд Лохматый. Сей Харальд назвался конунгом всего севера и заставил всех нурманов решать: либо с ним, либо голову долой, либо с глаз вон. Немало бондов, хёрсиров и вольных викингов бежало к инглянам, франкам и саксам, а иные повернули носы драккаров и кнорров сюда на восход. Мало нам Хальвдана, так новые головорезы вот-вот пожалуют. Ходят слухи, что много беглых посадных бондов заявится, а они ведь пожелают здесь жить и землёй нашей владеть.
– Не печалься, ярл Олег, – я всё время пытался подвести его к нужному решению, – ведь есть выход и из той беды. Бросить клич. Собрать варягов, призвать русов верховых и низовых, словен новоградских, корел заладожских, бьярмов двинских и беломорских, мерян, весян, да кривичей плесковских. Вот тебе и дружина, и войско исполчённое. Но на то надобно терпение и волю явить. Нурманов разбойных побьём, а бондов не страшись, то землеробы, народ мирный, им и здесь доля найдётся.
– Сколь можно о том толковать? – раздражённо ответил Олег, и встал, – я давно уж готов силы сбирать!
– Тогда пора клич кинуть.
– Выходим через день, – отрубил ярл и, не оглядываясь, исчез в потёмках.
– Эгей, варяг Бор, – в сером от вечернего света проёме двери казармы обозначилась мальчишечья фигурка в длинной рубахе, длинноватой толстой свитке с подвёрнутыми рукавами и в великоватой войлочной шапке с оторочкой из облезлой белки. Я встал ему навстречу. – Ты что ли Бор?
– Выходит, что я.
– Тебя гость торговый Брезг на пристань кличет. Пойдёшь, аль нет? Что ему баять? А то он мне за весть белку посулил.
– Пошли глянем что там за гость такой объявился, – я поднялся и поплотнее закутался в тёплый плащ. Рядом встал и собрался идти со мной Ромео.
Несмотря на вечер, на пристани сновало немало людей. Люди спешили пристроить свои товары и отовариться чужими по открытой воде, дабы успеть до близкой осенней непогоды со штормами и первыми морозами. Потом после непроезжего межсезонья, как только реки встанут, и земля застынет, товары перекинут на сани и по зимникам развезут по всей Руси.
Парнишка уверенно повёл меня к одной из лодий. Оттуда раздался крик. Поёживаясь от холодного ветра, я обернулся и присмотрелся. Там амбалы грузили тюки и бочки. Среди них выделялась крепкая фигура купчины, в котором отмечалось что-то знакомое. Вблизи я сразу его узнал. Это он подбросил нас с Олегом и варягами до Корелы, после нашего лесного похода. Интересно, почему Брезг позвал именно меня?
– Поздорову, гость торговый, мне сказали, что слово имеешь ко мне.
Он быстро пробежал глазами по пристани, кивнул и приглашающе махнул рукой. Мы отошли в сторонку.
– Во здраво, варяг Бор, помнишь меня?
– Как не помнить, Брезг. Выручил ты нас давеча, да и сам в накладе не остался.
– То так, – купец поскрёб под шапкой лоб и быстро оглянулся, – А, ведь не послушался я вас и сходил из Корелы в Альдейгью и оттуда в Новоград. Возвернулся и от нурман уведал, что пала Корела. Но всё одно я туда сызнова сходил.
– Постой, Брезг, почто со мной говоришь, на то есть ярл.
– Не спеши, варяг, не спеши, – и он отвёл меня дальше от пристани. – Так вот. В Альдейгье дела вовсе худые. Ярл Хальвдан изменил слову и восхотел объявить себя конунгом, да принудил к сожительству королеву Исгерд, а та возьми, да бросься на меч. Теперь он объявил себя вдовым конунгом и заправляет один. Клянётся всю Русь захватить, русов, да варягов извести. Много лихих людишек собрал. Торговли уж нет, а мы едва ноги унесли. А в Корелу меня брательник зазвал, и не зазря. Как только нурманы покинули град разорённый, люди корельские вновь собрались. Однажды волю почуяли и боле терять её не желают. Корела уж отстраиваться стала. Но я не о том. Зрил я волхвов Доброгоста и Вийо. Они предсказали большую войну на другой год, и полем станет Верхняя Русь. Поведали они, что как встанут реки, уйдут они в Русу и лишь тебе велели поведать, что пятеро будут ждать смиренно до Купалова дня.
Тепло попрощавшись с Брезгом, я поспешил к своей команде. Всё, что рассказал купец, заставляло торопиться. Время поджимало, а мы ещё и ухом не вели. Я невольно сравнивал ситуацию с прошлой экспедицией в Антанию, и понимал, что сейчас она намного сложнее и непредсказуемее. Здесь у нас ни власти, ни авторитета, ни средств. Впрочем, авторитет, кажется, всё-таки появился.
Вся наша команда, сидя возле огня, помирала от скуки и плохой погоды. Ничего, сейчас я вас расшевелю:
– Всё, братцы, хватит дурака валять. Сами слышали послезавтра выходим по последней воде. Похоже, Олег собрался в Сар-град. Но это ещё не всё. Помните купца со Свири, что до Корелы нас подкинул? Ага. Так вот. Он сообщил, что Хальвдан полностью захватил власть в Альдейгье, принудив королеву к браку, а та наложила на себя руки. Сейчас там со всех краёв собирается нурманская шваль, чтобы в следующем году напасть на Русь. Но и это ещё не всё. Корельская народная республика имени Скули начала восстанавливаться на принципах самоуправления, и народ туда потянулся за свободой и волей. А известные вам волхвы Доброгост и Вийо передали привет и велели готовиться к большим событиям, ибо… – я поднял палец, – намекнули, что зимой отправятся на Русь, чтобы объединиться там с тремя коллегами. Они будут ждать нас с Олегом и Ингегерд до дня летнего солнцестояния, чтобы провести ритуал создания державы. И напоследок предсказали в начале следующего лета большую войну с нурманами. Именно там и тогда произойдёт исторический выбор: быть русской Руси, или нурманской.
– Ты, Бор, как тот пострел, который везде поспел, – усмехнулся Хакас, – и когда только успеваешь?
– Какой там успеваешь. Всё на одном месте крутимся. И что толку от моего лая, если остальные только облизываются. Никак я не привыкну к здешней тягомотине. Всё неспешно, всё с оттяжкой, со смыслом.
– Так я не понял, собираться что ли? – спросил Хоттабыч, внимательно глядя на меня.
– Хоттабыч, дружище, – засмеялся Стерх, – что нам собираться? Только подпоясаться. Что на нас, то и наше. Пусть ярл Олег собирается.
– Кстати, Бор, намекни ему, чтобы харчей захватил побольше, – проворчал Хоттабыч. – Надоело подножный корм жрать.
– И пусть одежду потеплее организует, – вставил свои пять копеек Ополь, – а то опять кормщика простудим, – и мужики дружно засмеялись.
На этот раз обижаться на Олега не пришлось. Ярл Рогволд щедро одарил нас припасом. По его приказу в снеки загрузили и харчи, и овчины, и войлочные шатры. Вся дружина обрядилась в тёплые вещи, среди которых помимо толстых подбитых мехом плащей, шерстяных свиток, овчинных безрукавок и меховых унтов имелись длинные тулупы и полсотни полушубков. Из чего я сделал вывод, что уходим мы из Белоозера на всю зиму.
По русскому обычаю, все важные дела начинаются с утра. Вот и мы вышли на рассвете в конце ноября, когда все правоверные язычники молились Даждьбогу и задабривали Карачуна, прося избавить людей от мора, а скот от падежа.
В промозглом студёном воздухе явно чувствовалось приближение зимы, ветер хоть и не сильный, но противный и колкий так и норовил сдуть с лица тепло и выбивал слезу, изредка бросая в лицо снежную крупку. Одно радовало, что наш путь теперь лежал только по рекам, а все большие озёра, вздыбленные предзимними штормами, остались позади.
Для сугрева гребли в очередь по полчаса, и потому наши снеки шли ходко, не смотря на встречное течение. А шли мы на этот раз в загадочный город Сар, весьма известный в прошлом, но совсем неизвестный в нашем времени, ибо был до основания уничтожен во времена монгольского нашествия.
Этот самый Сар считался вторым по значимости варяжским городом, но, по сути, был первым, ибо богатство и население его многократно превышали белозёрские, а оживлённая торговля шла круглогодично. Этот город являлся крупнейшим перекрёстком торговых путей и самым большим торжищем на Руси.
Сар возник на самом краю остервега, но, как ни странно, помимо варяжского, и мерянско-муромско-мещерского населения в нём проживало более, чем в иных городах, мирных скандинавских бондов-земледельцев и ремесленников. Рядом с ними в слободах и на хуторах начали селиться кривичи и словены. Расположившийся между Волгой и Клязьмой Сар открывал путь из Северной Руси на Волгу, или, как её здесь называли, Итиль, или по-старому Ар. Все окрестности ближайших Неро-озера и Плещей-озера пестрели варяжскими городками, весями и станами. А более всего их находилось в устье Коросли, где она впадает в Волгу.
Мы с Олегом по очереди выстаивали свой час на носу передней снеки, что требовали традиция и здравый смысл. Те, кто двигал вёслами, тихо пыхтели, сидя на скамьях-румах, свободные от гребли теснились и кутались в плащи, а на корме разговаривали двое – Ополь и кормщик Хабор. Как ни странно, они поладили и частенько болтали о том, о сём.
– Вот ты, Ополь, вроде умный муж, – глубокомысленно рассуждал кормщик, – а ничего в жизни не смыслишь.
– Это чего ж такого я не смыслю? – удивился Ополь.
– Вот давеча ты вопрошал, отчего я, как встану к кормилу, так вонзаю в него свой топор? А ведь каждый малец ведает, что все мороки да чеморы до страсти боятся любимого Перуном железа. Вот нечисть чует мой топор и не липнет в походе к кормилу.
– Чушь собачья, – проворчал Ополь.
– Свиньи и собаки тут вовсе не к месту, – невозмутимо продолжил Хабор. – Вот в энтот раз ты беспощадно тыкал в моё измученное лихоманкой тело вострое железо. Тыкал? Вот. И ведь прогнал злодейку. А всё почему? Потому что железом в неё тыкал. Только досель я в ум не возьму, при чём тут моя задница, коль корчило меня в грудине? Ой, Ополь, чтой-то ты темнишь. И ведь как, паршивец, подкрался. Кабы не энти два бугая Хакас да Хотта, нипочём бы не дался. А так куда мне старому с вами тремя управиться, вот и пострадал.
Я поплотнее закутался в плащ и пробрался к стоящему на носу снеки Олегу:
– Ярл, мыслю, не впору мы отправились. Вон погода не задалась.
– Деваться нам некуда. Со дня на день реки встанут. А в Саре сейчас торг шумит. Что купцам холод, да непогода? Небось, бьярмы, весины и корелы рухляди навезли и товаров с Поморья, а бусурманам арамейским серебро девать некуда. Вот и куражатся. А коль торг в разгаре, так и варягов там полным полно. А то нам наруку.
На третий день мы добрались до места. Похолодало. В лицо ветер бросал злую спежную крупу, что бывает накануне мороза. Едва добрались, а уж и шуга по воде пошла. Как кормщикам удалось приткнуться к причалу, ума не приложу, ведь суда стояли аж в два ряда.
Сар-город отличался от иных, поскольку возник вокруг огромного торжища, ставшего его сердцем. Огромную торговую площадь версты на две заполняли лавки, навесы, шатры, коновязи, загоны для скота и великое множество крытых повозок и телег. Если бы можно было взглянуть на торжище сверху, то оно походило бы на огромный кочевой стан. По краям широким поясом расположились сотни, больших и малых харчевен, кузней, постоялых дворов и караван-сараев. Повсюду бурлило и перемешивалось людское море. Орали и торговались купцы, кряхтели под грузами амбалы, бегали мальчишки посыльные, зазывали приказчики, шныряли бродяги и воришки, глазели зеваки и возчики. А во все стороны от торга, как кривая паутина разбегались тропинки, дороги и дорожки.
Собственно, само городище пристроилось к торгу и состояло из трёх отдельных обширных посадов, или как их здесь называли – слобод. Каждая из них имела свой собственный совет старейшин, свои укрепления за рвом, валом и стеной с детинцами, то бишь цитаделями в центре. В средней самой большой слободе на холме за крепостными стенами возвышался терем. Из всех до сих пор виденных городов Сар и впрямь был наибольшим. Но вместе с тем и прежде всего он оставался грандиозным торжищем.
Наша небольшая дружина нырнула в эту бурлящую стихию и растворилась в ней, вынырнув вблизи дороги, ведущей к главной слободе. Там мы и нашли пристанище в местной казарме.
Как выяснилось, местный ярл Оногаст хорошо знал Олега, либо по родству, либо по боевым походам. Так или иначе, приняли нас радушно. Тёплая казарма, горячая похлёбка, тюфяк на топчане, что ещё надо честному варягу для счастья, когда нос уже прихватывает морозец, и с неба вот-вот полетят белые мухи.
Сказать по правде, обычно слегка заторможенный Олег меня сильно удивил, развив необычно бурную деятельность. Уже через день они с Оногастом ударили всполох, собирая большой сход.
Почти сутки, не смотря на скверную погоду, со всех окрестностей собирались конные, пешие и повозные варяги. На третий день с утра на площади перед теремом волновался большой варяжский сход. На мой взгляд, тут столпилось не меньше пяти тысяч человек, и не только воинов, но и купцов и ремесленников.
– Братья варяги, – разнёсся над площадью голос Олега, – я ярл Хелегов, или по-славянски Олег.
– Знаем, знаем! Говори! – раздалось со всех сторон.
– Ноне на Варяжскую Русь легло тяжкое бремя. Все ведают, что два лета назад нурманы подло погубили князя Хергейра Хрорека и захватили Альдейгью. Ано не все ведают, что по осени в жестоких сечах с нурманами пали грады Алаборг и Корела. Ноне вся Ладога захвачена, пали лучшие воины, седьмицу назад зверски казнён красным орлом ярл Скули. – В толпе раздался глухой гул. – По всей земле раздаются стоны и плач. На днях в Альдейгье, не стерпев насилия самозванца Хальвдана, убила себя мечом княгиня Исгерд, а проклятый Хальвдан объявил себя конунгом всех наших земель и заявил, что истребит на Руси всех варягов. – По площади опять прокатился гул. – Но жива дочь Хергейра Хрорека и она взывает варягов к долгу чести и справедливости. Нурманы расползаются по Руси, как зараза. И только мы воины Перуна можем их остановить. Давеча волхвы благословили варягов на честный бой и предсказали большую войну в грядущем году до Купалова дня. Не посрамим же оружия и славы пращуров. Дадим роту княжне Ингегерд наследнице Хергейра Хрорека.
Сначала над площадью пронёсся одобрительный шелест, потом раздались редкие нестройные крики, и, наконец, площадь взорвалась:
– Слава! Любо! Слава! – заорали со всех сторон, но я-то видел, что многие варяги помалкивали, а некоторые и вовсе тихонько попятились со схода.
По традиции варяжский сход проходил два дня. Обычно на первый говорили, спорили и обсуждали, потом хорошенько напивались пивом и брагой и опять спорили, а потом, оценив трезвые и пьяные высказывания, на другой день принимали решение.
Я задумчиво бродил по торжищу, в поисках выхода из, казалось бы, безнадёжной ситуации. Навскидку лишь половина варягов поддержали Олега, но надо добиться, чтобы поднялись все и даже более того. «Что делать?», – задал я сам себе вопрос. «Поговори с купцами с юга», – перед глазами появилась рыжая физиономия Фила. «Я что, спросил тебя?». «Нет, но сильно подумал, а это всё равно, что спросить. К югу от Руси происходит что-то бедовое, поговори с очевидцами, и у тебя появятся аргументы».
Днём после схода я созвал свою команду:
– Как вы слышали и видели, сход ещё не принял решения, – начал я, – но, к сожалению, есть ушедшие и много колеблющихся. Нужно срочно переломить ситуацию. И на этот счёт имеется одна мыслишка. Сейчас вы все разойдётесь по торгу. Постарайтесь до вечера найти и привести в ближайшую к казарме харчевню толковых и авторитетных купцов с юга: из Хазарии, Персии или Халифата. Это очень важно. Потом в процессе разговора скажу почему.
Вопрос решился буквально через пару часов. Мы с Ополем едва усидели по кружке пива, когда в сопровождении Ставра и Луня внутрь зашли два человека по виду арабы в толстых подбитых мехом халатах, меховых шапках и тёплых плащах, которые они сразу сняли. Зная обычаи и религиозные запреты азиатов, я ничего кроме горячего сбитня, сухофруктов и медовых сладостей не заказывал.
Восточные гости огляделись и по указке Ставра направились к нам. Поприветствовав нашу кампанию, они уселись напротив. Окинув взглядом стол, арабы незаметно усмехнулись, потом повернулись и кивнули Ставру и Луню, как самым старшим среди нас.
– Чем недостойные торговцы из священного Халифата заслужили особое внимание славных варягов? – начал тот, что был постарше.
Я сразу взял нити разговора в свои руки:
– Моё имя Бор. А это мои друзья из дружины ярла Олега.
– Слышал о сем славном ярле, – проговорил старший араб, – и о невзгодах его слышал. Я купец из Багдада, моё имя Харун-ибн-Йахья, а это мой друг из Дамаска Фарух Аль-Джани. Так чем же мы можем служить славным варягам.
– Уважаемый Харун-ибн-Йахья наш интерес не праздный. Кто лучше вас знает восточный торговый путь от Дамаска до Варяжского моря. Дошли до нас слухи, что неспокойно на том пути стало. Можно ли верить сим слухам?
– Слухи не летают сами по себе, – закрутил слова купец, – их несут люди. И скажу вам прямо, плохо стало на том пути. Этот наш караван будет последним. Мы так решили.
– А, не соблаговолит ли уважаемый Харун-ибн-Йахья, – я принял витиеватую манеру речи, – подробнее поведать о том, что на торговом пути творится.
Купец ослабил пояс халата и устроился поудобнее:
– Три лета назад с восхода из-за Итиля пришли дикие люди по имени пацинаки. Гордые и глупые хазары не обратили на них внимания, мало ли кочевников шастает по степи. Но те сразу принялись грабить, жечь и убивать. Добравшись до Оки-реки, пацинаки напали на племена мещер, мадьяр и хабаров и страшно их разорили. Бросив родные земли, мадьяры с боями ушли на полдень и в отчаянии осадили хазарскую крепость Сару-кала, что стоит на Дон-реке. Рассвирепевший каган послал аланов и савиров, те выбили мадьяров из Сару-кала и прогнали их на закат. Но следом за мадьярами и хабарами, как шакалы за стадом, пошли и пацинаки. Ныне вся степь пылает войной. Вот уж сто лет минуло, как хазары, савиры и аланы поставили двенадцать белых крепостей для охраны торговых путей по Дону-реке и по Итилю-реке. А ныне те твердыни все в руинах лежат. Теперь никто торговый путь не хранит, а потому наши купцы боле сюда не придут, а серебро уйдёт в Царьград.
– Благо тебе уважаемый Харун-ибн-Йахья и тебе уважаемый Фарух Аль-Джани. Мир вашим домам.
Купцы с удивлением окинули меня взглядами, поклонились и вышли. А я торжествовал, и пока слушал арабов, в голове стала складываться моя завтрашняя речь на сходе.
– Ты что такой довольный, Бор? – покосился на меня Ромео. Он жестом подозвал хозяина заведения, и велел убрать со стола сладости и принести нормальную еду.
– Дело в шляпе, братцы, – и я довольно потёр руки.
– Да, говори же прямо, чёрт тебя подери, – проворчал Хакас.
– Смотрите сюда, – и я, макая палец в лужицу сбитня, нарисовал на столе приблизительную карту Руси, – На юге война. Печенеги бьют мадьяр, а и тех, и других бьют хазары с аланами и савирами. Охранным крепостям на Волге и Дону пришёл конец. На торговых путях беспредел, и арабы северное направление закрыли. А это значит, что в ближайшие годы поступления серебра на Русь не будет. Вы видели сарское торжище? Будет ли оно процветать, или даже существовать без серебра? Не будет. Год, другой и все разбегутся, уйдут на другие площадки, и останется здесь мелкая меновая торговля. Куда разбегутся купцы понятно, а варяги? А они уйдут грабить. Собьются в ватаги, и начнётся повальный грабёж от Балтики до Волги. Жить, и даже бывать на Руси станет невозможно. Пострадают все, в том числе и местные оседлые варяги, кто кормится непосредственно с сарского торжища и торгового пути. Короче, всем без исключения станет плохо. Поскольку кризис серебра неизбежен, я хочу направить стихийные события в правильное русло, и предложить варягам организованный грабёж в составе княжеских дружин. Сначала открутим башки нурманам в Северной Руси и заберём награбленное ими добро и серебришко. А потом, спускаясь по Днепру, возьмём весь путь «из варяг в греки», а в завершении – киевский престол вместе с казной. А там Константинополь и Хазария не за горами. Но о том пусть думает Олег. А посему пора варягам соскрести ржавчину с мечей.
Моё предложение всех зацепило и заставило задуматься. Немного поспорив, мужики в целом одобрили мои доводы, и, уничтожив ужин, мы отправились на боковую.
Как всегда, утро принесло кому похмелье, кому заботу, кому путь восвояси по хрустящей после ночного мороза траве, но часам к десяти варяжский сход уже волновался на площади, в ожидании принятия решения. Как я и предполагал, варяги разделились примерно поровну. Конечно, и двухтысячное войско немалая сила, но не в этот раз. Я дождался, когда ярлы приготовились объявить голосование и начать запись в дружину, и решил взять слово. Олег был не против, Оногаст пожал плечами и тоже кивнул головой, ведь каждый варяг на сходе имел право голоса. Олег вышел на высокое крыльцо и поднял руку:
– Братья варяги, к вам имеет слово Бор Быстрый Меч. Со своими друзьями он явился издалека и плечо к плечу со мной бился с нурманами и в Алаборге, и в Кореле. Говори, Бор.
– Братья варяги, – с помощью Фила я старался говорить, как можно громче, – коль выпала мне честь, то дозвольте сказать не тем, кто готов биться за Правду, а тем, кто хочет снова залезть на печку, и даже тем, кто уже ушёл, позабыв о чести и славе варяжской, спрятавшись под бабью рубаху. Всё, что скажу – чистая правда, всеми богами клянусь. Ведомо стало мне и моим побратимам, и в том есть видаки, что уже два лета в полуденных землях идёт степная война. Разрушены все охранные крепости на торговых путях, и торговля там умерла. Сам я услышал от арабских торговых гостей, что нынче уходят они от нас навсегда, уходят тако же и персы, и бухарцы, и следующим летом не привезут они серебро и не станут мягкую рухлядь, воск, мёд, рыбью кость и ворвань скупать. Истинно вам говорю. И задохнётся Варяжская Русь без того серебра. А и ведаем, где взять серебро. У нурманов проклятых его отобрать, ибо наше оно по праву, а они присвоили подло. Вот и подумайте, что лучше, спрятаться за печки и с голоду пухнуть, или вспомнить заветы отцов, мечи наточить и выкрасить красным щиты. Я, Бор Быстрый Меч, и братья мои зовём вас варяжскую доблесть явить, нашу Правду и землю исконную вернуть.
Площадь сначала замерла, потом взорвалась оглушительным рёвом толпы, будто заорала тысяча мартовских котов, сотня медведей и десяток слонов. В воздух полетели шапки. Во многих глазах загорелись воинственные алчные огоньки. Не ожидавшие моей выходки ярлы смотрели на меня, как на пришельца с того света. Потом Олег опомнился и глухо произнёс:
– Ты точно знаешь, что говоришь?
– Всё так, ярл Олег и ты, ярл Оногаст, верьте мне. Вечером я баял с арабами торговыми Харуном-ибн-Йахья да Фарухом Аль-Джани, они и поведали. Всё истинно так.
