Ван Гог: творчество – это проповедь

Танец природы порождает вихрь чувств в душе, или смятение мыслей выплескивается на картины? Где взять силы, волю к творчеству, поискам идей, ускользающих, как стыдливая дева бежит от преследователя? «Раньше была вера в Бога…но она осталась и сейчас. Именно вера, настоящая, подлинная, не фальшивая, не прогнившая, как у этих пастырей в Боринаже, а не ее субстрат – религия глупых, невежественных людей! Вера и Искусство…искусство, не перестающее просвещать народ, как и культура, отражающая глубинные черты и надежды» – с такими мыслями Винсент ежедневно пишет этюды.

Его не волнует слава сумасшедшего, в шарфе и шапке-ушанке, испачканном комбинезоне рабочего. Конечно, никуда не убежать от насмешливых взглядов детей, женщин, с сожалением смотрящих на экстравагантно одетого чудака, каждое утро спешащего на поля. Мужчины называют художника безумным. Но какое значение имеют эпитеты, прозвища, ярлыки, приклеиваемые обывателями? Толпе чуждо и непонятно Искусство. Их удел – копошиться в земле, как червям. Разве не о них сказано: суета сует и всяческая суета? Может быть, аскетизм и терпимость помогают Ван Гогу не обращать внимание на оскорбления и равнодушие общества? Прочь, прочь сомнения и препятствия! Взгляд творца должен быть устремлен в будущее, в Вечность.

Непрерывная напряженная работа и подорванное здоровье вызывают депрессию у измученного судьбой Винсента. Волнений добавляет петиция арльцев к мэру, с просьбой отправить художника на лечение в психиатрическую больницу. «Наверное, смерть – лучший выход для меня и всех? – навязчивая мысль подталкивает Винсента к покупке револьвера. – У кого-то спасательный круг – семья и дети, у других – работа, а у меня – револьвер – горько усмехается он.

Беспросветное будущее прорезает луч – приезд Поля Синьяка. Внимательно окинув взглядом Винсента, гость облегченно говорит:

– Честно говоря, думал, что ты действительно сошел с ума, как говорят наши знакомые.

– У меня бывают приступы депрессии и какой-то нервной болезни. Во время одного из таких приступов – ты, наверное, слышал – я поссорился с Гогеном. Не оправдывая себя…но с его стороны непорядочно бросать друга в беде. Если он действительно мой друг…

– Не будем о нем. Лучше поговорим о тебе. Пишешь? Или творческий перерыв?

– Пишу, и довольно много. Я вернулся к своей манере, которую критиковали многие…Синтез европейской техники рисования и японской палитры цветов – это разгадка тайны живописи.

За беседами и расспросами о новых течениях в искусстве, молодых художниках и писателях незаметно проходят два дня. Поль на прощание дарит натюрморт с селедками. Настает час расставания. Друзья крепко обнимаются. Синьяк, сделав несколько шагов в сторону, вдруг возвращается и снова обнимает озадаченного Винсента. Рей, видевший эту сцену, старается отогнать мысль о недоброй примете повторного прощания.

Винсент снова один. Спасение – в работе, в творчестве! Новые картины, создаваемые кистью «неистового голландца», отражают обычный стиль автора, но теперь тусклые цвета сменяются яркими. «Анри бы одобрил мою яркую палитру. Хочется увидеть его…Осенью поеду в Париж – думает Винсент, вспоминая друзей, Монмартр, художественные выставки, кафе «Гербуа»…».

Прилив сил сменяется тяжелыми припадками, «выключающие» его из творчества и жизни. В мае принято решение пройти курс лечения в больнице Сен-Реми. Мне нужно уединение…Старые мечты и дороги разрушены, новые не построены. Скажешь, что я всегда на перепутье?

Что же, таков удел художника…любого творческого человека – пишет Винсент в письме брату.

Лечение не мешает писать картины. Так появляются этюды с кипарисами, вид внутреннего дворика с гуляющими больными, анфилада коридора больницы. Отношение к полотнам у обитателей такое же, как и жителей Арля – недоуменно-ироничное. Больничный сторож высказался, что это не картины, а мазня. Несколько полотен отнесли местному художнику, который снял с них изображения, написав свои работы. К счастью, Винсент не узнал этого!

На третью неделю пребывания в больнице приходит письмо Лотрека, как всегда, бодро известившего о множестве заказов и кипучей ночной жизни в ресторанах и кабаре Парижа. Но веселый тон не обманул наблюдательного друга, прочитавшего между строк усталость и грусть человека, не часто видевшего радость в жизни. «Анри, надо бороться изо всех сил, стараться преодолеть любые трудности. Работа – это наилучший громоотвод у депрессии. Я всячески берегу себя и тщательно избегаю ссор с кем-бы то ни было. Мое затворничество идет только на пользу, дело подвигается, а это-то нам и нужно. Мне давно пора начать работать лучше, чем раньше! Отсюда я выйду другим человеком…– убеждает друга Винсент.

В том, что он совершенно здоров, нормально мыслит, Винсент пытается убедить и Рея. Тот, видя пугающий лихорадочный блеск в глазах, слушая рассуждения пациента об искусстве и жизни, думает: распад личности продолжается…и современная наука, увы, не в силах помочь этому страдальцу.

Но в безумии Винсента убеждены не все. Друзья и коллеги – Тулуз-Лотрек, Бернар, Писарро, Шоке, Рулен – восхищаются творчеством Мастера, продолжая уверять других в его могучем таланте. Сам же он весьма скептичен к себе.

Да и можно ли верить в собственную исключительность, если тебе 38 лет, подорванное здоровье, нет семьи и детей, вечно в нужде, осыпаемый насмешками общества? Мысль о самоубийстве все чаще посещает Винсента.

– Медицина не может помочь мне…Единственное спасение – обретение своего пути в живописи. Гоген, Сера, Лотрек счастливее меня. Они, по крайней мере, верят в свою судьбу, свои идеи – говорит он Рею, сидя в кафе.

– Это Ваши предположения…Творчество часто мучительно, и люди ищут свое всю жизнь. Я думаю, Вам нужна смена обстановки. Последние две недели нет приступов, поэтому можете вернуться в гостиницу. Кроме того, в случае ухудшения состояния есть возможность лечения у доктора Гаше, в Овер-сюр-Уазе. Наверняка Вы слышали о нем…Конечно, он эксцентрик, но дельный психиатр.

– Да, у него лечились Домье и Мане. Это хорошая идея…но если бы Вы знали, как я устал скитаться! Как бродяга, цыган, гонимый обществом, как лист, бросаемый ветром.

– Общество всегда отторгает непонятное, новое, странное для него. У Вас есть друзья, любящий брат, родители. Думайте о них, черпайте силы в их поддержке.

При упоминании родителей взгляд Винсента стал мучительным, потом – отсутствующим.

– Только мать любит меня, хотя, как и многие, считает странным и неудачником. Вот Тео сделал карьеру, стал управляющим картинной галереей, сестры вышли удачно замуж, родили детей. А я? По-прежнему скиталец, бедняк, выглядящий сумасшедшим в глазах окружающих…Приму Ваш совет, Рей. Завтра я уезжаю в Париж, а потом – в Овер-сюр-Уаз.

Молчание. Каждый погрузился в себя. Вскоре Рей тихо ушел, видя, что его собеседнику нужно уединение. Опустившаяся тьма скрыла одинокую фигуру художника.

– Месье, экипаж ждет Вас – бодро говорит кучер Винсенту на следующее утро. Спустя час, оставив попытки разговорить пассажира, кучер начинает напевать французскую песенку о дорогах. Песня служит своеобразным фоном мыслей Винсента о путях, заканчивающихся тупиками. Вот и сейчас он в тупике…или на перекрестке?

От мрачных размышлений Винсента отвлекает встреча с братом. Тео весел, радостен, но вид у него нездоровый, усталый. Болезнь, забирающая физические и моральные силы, вскоре может свести его в могилу. Эта мысль пронзает Винсента, омрачая радость от встречи.

– Ты похудел, синева под глазами. Ты чем-то болен? – встревоженно смотрит Винсент на брата.

– Ерунда, просто недосыпаю последние дни. К тому же много хлопот по работе. Сейчас поедем ко мне, познакомишься с женой и сыном. Ему уже три месяца! Есть и другая отличная новость – о тебе написана прекрасная статья в журнале. Альбер Орье – тебе это имя незнакомо – молодой критик и поклонник импрессионистов, вообще, всего нового в искусстве, написал отзыв о твоих картинах. Кстати, о твоем творчестве он узнал от Эмиля Бернара, а спустя пару дней посмотрел полотна в лавке Танги – возбужденно говорил Тео.

Пока они ехали в экипаже, Тео процитировал отрывок из статьи Орье: могучий, неподдельный и чистокровный художник с грубыми руками титана, мужественный, дерзновенный, с нервами истерической женщины и душой ясновидца.

Винсент одновременно обрадован и смущен. Еще больше он смутился, узнав, что Тео назвал сына Винсентом.

В квартире Тео дверь открыла невысокая, полноватая девушка с мягкими чертами лица и задумчивой улыбкой.

– Оливия, моя жена. Знакомься – Винсент.

Увидев девушку, Винсента охватило чувство доверия и нежности с ней. «Моему брату досталось сокровище! Дай-то Бог счастья, они заслужили это» – радостно думает он, поглядывая на семейную пару.

– Винсент, для Вас есть сюрприз – раздался приветливый голос хозяйки.

Поймав вопросительный взгляд, она рассмеялась:

– Пойдемте, покажу Вам.

В соседней комнате Винсент увидел свои полотна.

– Неожиданно…Тео, где ты раздобыл их? Некоторые картины я считал утерянными.

– Большую часть забрал у Танги. Условия их хранения были не очень хорошими. Потом, ты же оставил несколько полотен в гостинице, когда уезжал в Арль.

– Позже посмотрю их – Винсент обнял брата.

– А меня не обнимете? – лукаво посмотрела Оливия на смутившегося Винсента.

– Разрешаю! – напыщенно произнес Тео, и все рассмеялись. Винсент отвернулся к окну, чтобы скрыть охватившее волнение.

Во время ужина, слушая разговор братьев, девушка поймала себя на мысли, что ей нравится Винсент. Глядя на застенчивую фигуру брата Тео, она думала: он вовсе не производит впечатление сумасшедшего. Скорее, это несчастный, одинокий человек, не познавший любви женщины.

На следующий день Винсент съездил к Танги, искренне обрадовавшемуся гостю. Тот, после теплого приветствия, попенял хозяину лавки на небрежное хранение картин. Жюль оправдывался, говоря, что это жена свалила их в кучу в чулане. Обратно Винсент взял экипаж, чтобы отвезти картину на квартиру брата.

Неделя быстро пролетела, и, как ни уговаривали молодожены остаться, наш скиталец решил ехать в Овер. Стоявшим на перроне братьям казалось, что не было этих счастливых дней, проведенных вместе.

– Не забывай, пиши нам. Ты понравился Оливии, она всегда рада видеть тебя. Помни – у тебя есть семья, родные люди. Мы любим и переживаем за тебя.

– Вы единственно близкие мне люди…Правда, еще Анри – Винсент порывисто обнял брата.

Провожая из окна вагона Тео и Оливию, он подумал: увижу ли я их снова? Что же…по крайней мере, доктор Гаше близок к искусству, и, говорят, пишет картины, коллекционирует антиквариат.

Подъезжая к Овер-сюр-Уазу, в глаза бросается яркая природа, заливные луга, невысокие холмы, маленькие речушки. Привольно раскинулись городки и села, словно всегда существовавшие здесь. Это край кипарисов и олеандр, поэтов и художников. Здесь, в тишине и размеренности сельской жизни, время течет неторопливо, говоря: зачем спешить? Впитывай все краски жизни и слушай тихий говорок ручья, шум леса, уханье филина.

Винсента охватила радость творца, увидевшего красоту природы, не отравленную прогрессом или войной. Овер-сюр-Уаз оказался живописной деревушкой, расположенной вдоль дороги в Прованс. Немного в стороне стоял дом доктора Гаше, знакомый многим художникам, писателям и просто поклонникам искусства.

Позвонив, Винсент услышал торопливые шаги, дверь распахнулась, и перед ним предстал доктор, в халате, и причудливой шапочке. Эксцентричность и доброта бросались в глаза. С первых минут собеседники почувствовали расположение друг к другу, и вскоре оживленно общались на разные темы в гостиной.

Гаше повел гостя смотреть картины, висевшие в коридоре.

– Мой дом в некотором роде музей прикладных ремесел, и одновременно картинная галерея – рассказывал хозяин, проводя Винсента по комнатам.

Осмотрев дом, они выпили по чашке кофе и рюмочке коньяка, разговорившись о живописи.

– Знаете, мне нравится все новое в искусстве. Полотна Эдуара Мане и Клода Моне, Ренуара, Сезанна, Руссо великолепны. С Полем Сезанном я хорошо знаком, и считаю некоторые его картины шедеврами. Да-да, просто общество пока не готово это понять. Ваши работы, месье, тоже очень хороши. Такой экспресии, сочетания красок, измененной реальности, или воссозданной, я не встречал ни у кого. У Вас есть стиль и вкус.

– Спасибо, доктор. Если позволите, я напишу Ваш портрет.

– С удовольствием! Я не решился просить Вас об этом…Кстати, я тоже не чужд живописи…Хотите посмотреть офорты и гравюры?

– Конечно. Это интересно…

Винсент пристально всматривался в работы Гаше: любительски, но есть талант. Несомненно!

– Уверен, Вам не следует прекращать работу, несмотря на нервное расстройство. Это пройдет…а работа лечит и вдохновляет – дружески посоветовал Гаше.

Верил ли он в свои слова? Или пытался утешить измученного ударами судьбы странника, сидевшего перед ним? Это мы никогда не узнаем. Да и надо ли? Между этим людьми, сведенных случаем на короткое время, возникло родство душ.

Под влиянием нового товарища Винсент стал вести размеренный образ жизни. Он рано встает, ложится после девяти, много пишет. Пейзажи, крестьяне, этюды гор и полей, портреты – все занимает и радует!

Гуляя по Оверу, Винсент однажды увидел странный домик. Было что-то неестественное в этом месте, как будто хозяин решил построить временный сарай. Нарушенная геометрия, зажатость здания поражали. Гаше рассказал историю про самоубийство хозяина этого дома. Дом повешенного – так называли его местные жители.

Услышав историю, сердце Винсента сжалось.

– Знаете, судьба это несчастного похожа на мою. Одиночество и смерть…

– Бросьте грустить! Выше нос. Мы еще покажем миру Ваш талант – энергично махнул рукой Гаше.

Но с тех пор мысль о самоубийстве уже не покидала Ван Гога. Жарким июльским днем жители Овера видели, как этот «чудак» шел к полю. «Опять пошел малевать желтое небо и синюю траву с красными деревьями» – судачили две женщины, завидев бредущего художника.

Стоя за мольбертом, он быстро клал линию за линией, делая выпуклыми детали картины. Вдруг что-то щелкнуло в его голове. Небо стало заволакиваться тьмой, стремительно наползающей на новые и новые пространства. Над полем закружились вороны…одна из них села на край картины и подмигнула. «Это галлюцинация…я на поле, солнце, день, нет ворон – твердил себе Винсент. «Нет, я реальна. А потом, что такое галлюцинация и реальность? Это условные понятия, которые люди создают воображением» – каркнул ворон.

Пора прекратить безумие…ведь оно будет возвращаться вновь и вновь! Сейчас…где он у меня…Нащупав револьвер, Винсент выхватил его, приставил к груди, и выстрелил. Его ударило в грудь, небо покачнулось, мгновенно став красно-черным. Пустота.

Сквозь окружавший вакуум еле слышны голоса:

– Вряд ли выживет…

– Как глупо! Надо работать и работать, доказывая свою полезность…

– Тео в пути…Через час будет здесь.

Вынырнув из забытья, Винсент почувствовал, что его держат за руку.

– Это я, Тео. Ты поправишься! Поедем ко мне, будешь писать, устроим выставку…

– Нет. Я заплатил жизнью за свою работу и рассудок. Свой путь в искусстве не найден…Это логичный конец.

На большее его сил не хватило. Язык отяжелел, слова путались, наползая друг на друга. Голоса в комнате стали отдаляться, силуэты расплывались. Мелькает калейдоскоп событий: вот он дома, маленький, смотрит, как мама пишет что-то на клочке бумаги. Появляется отец, суровый и торжественный. Тут же Христина, Тео, какие-то люди…давно забытые.

Винсент смотрит на маму:

– Ты же умерла. Тебя нет.

Мама улыбается и кивает. «Мама…– он хочет кинуться и обнять маму, зарывшись, как в детстве, в ее пышные волосы, пахнущие мятой. Но тело не подчиняется. В комнате быстро темнеет. Мрак быстро покрывает предметы и людей. Полосок света все меньше и меньше. Наступает абсолютная тишина. Умиротворение и покой.

Примечания