Кольцевая электричка

– Гусениц и тараканов не жарят?  – задал беспокоивший его вопрос Жора.

– Такого нет, – уверил их Гена.

– Тогда поехали, – решил за всех Лев Николаевич.

«Джип» рыкнул, заводя свой многолитровый двигатель, и тронулся, посапывая  сотнями лошадок.

Дорога по городу пролегала без лишних пробок, поскольку час пик уже закончился. Для Жоры панорама родного города была необычно нова, поскольку он впервые видел ее сквозь тонированные стекла дорогого «джипа», вдыхая смесь хвойного освежителя воздуха, хорошо сочетавшегося с запахом кожаного салона и особо уместного в прохладе климат-контроля.

Поездка протекала в непринужденной беседе. Выяснилось, что оба выросли в соседних районах и ходили в школы, постоянно соперничавшие на олимпиадах по математике.

– А ты вообще, как учился? – интересовался Лев Николаевич.

– Я вообще-то легко учился, но мне неинтересно было. У меня такая учительница была в начальных классах, что, как я перешел в пятый класс и у нас стал не один учитель по всем предметам, а на каждый предмет свой преподаватель, я со своей первой учительницей даже не здоровался, – поделился Жора.

– А почему? – удивился Лев.

– Да что я! Почти весь наш класс делал вид, что ее не знает. Она только орать могла. Нервная, дерганая и неграмотная. Объясняла только доске, а чем в это время класс занимается, ей безразлично было. Ходила постоянно лохматая, большими шагами, крупная была тетка. Больше всего мне запомнилось, что она, как поворачивалась к классу от доски, говорила: «А ну ложьте руки на парты, шо вы ими махаете? Понарожали тут бездарей и оболтусов». И это говорил человек, который учил нас алфавиту. Надежда Анатольевна ее звали. Мы ее Безнадега Анатольевна называли, – поделился Жора нерадостными воспоминаниями о школе.

– А у меня учительница в младших классах отличная была. Лидия Ильинична. Я до десятого класса к ней ходил чай пить. У ее малышей уроки заканчивались, а у нас вторая смена была. Так многие наши пораньше приходили, чтобы возле нее посидеть, она нас всегда как родных встречала, всегда на нас время находила, хотя бы просто улыбнуться. Кстати, она мне любовь к математике привила, для меня цифры всегда понятными были, четкие, ясные. А формулы – это просто игры цифр, я всегда представлял, что цифры водят хороводы, прячутся, перепрыгивают друг через друга. Они у меня сами собой выстраивались в цепочку, и я видел ответ раньше, чем одноклассники высчитывали результат на калькуляторе, – расслабившись и глядя куда-то вдаль, с легкой улыбкой сказал Лев.

Жора смотрел на него с удивлением: он не ожидал, что этот человек-кремень способен на маломальские эмоции.

– А, я понял, нам всегда о вас как о гении в математике говорили. Наша школа начала вашу школу побеждать, когда вы уже отучились, – вспомнил Жора.

– Да, я помню эти олимпиады, мне всегда так смешно было, как другие напрягаются и считают в уме, – усмехнулся Лев. – А у вас тоже талантливый мальчик был, Герберг, помню, его фамилия была.

– Да, да, он у нас всегда на доске почета висел. В очках такой, худой и рыженький, – согласился Жора.

– Умный парень. Всегда такой эмоциональный, всегда сильно переживал, когда проигрывал, – одобрил былого соперника Лев.

– Умный был, а умер как дурак. В 9 классе с крыши 12-этажки возле школы спрыгнул, из-за неразделенной любви к Машке Луневой. Она его еще на год старше была. Кому что доказал, спрашивается? – с некоторым неприятием вспомнил Жора.

– Ну что ты так агрессивно? Просто молодость, – не желая расставаться с приятным воспоминанием о талантливом мальчике, возразил Лев.

– Ничего себе молодость! О других бы подумал. Я мимо этого дома в школу всегда ходил, а потом пришлось несколько лет за два квартала обходить двенадцатиэтажку, чтоб не видеть разбрызганные по стене до третьего этажа его мозги, – скривился Жора.

– Наверное, на отмывку не нашли средств, подъемник нанять, – как всегда, с практической точки зрения оценил ситуацию Лев.

– Наверно, – согласился Жора. – Вообще я считаю, что должны делать специальные центры для самоубийц. Приходит самоубийца, пишет заявление с просьбой предоставить возможность покончить с собой. Заявление принимают, назначают исполнение через три дня, за это время с ним работают психологи разные, а если он не передумает, решит, что он все же выкидыш из человеческого общества, дают таблетку, и он тихо-мирно дохнет. Отправляется гореть в аду, не доставляя окружающим неудобств. Потом его хоронят за счет государства. И родственникам затрат меньше, и улицы и стены домов чище.

– А что, в нашем обществе, где культивируется свобода выбора, думаю, это неплохая идея для социальной программы. Под это даже государство может деньги выделить, ведь осуществляется попытка помочь личности. А что делать, если решит не кончать с собой, отлежится и домой пойдет, а деньги государства потрачены? – поинтересовался Лев, давая Жоре возможность закончить мысль.

– А после отправлять на несколько месяцев в реабилитационный центр, на легкий труд, варежки, например, вязать, чтоб отрабатывал долги перед государством, – быстро нашелся Жора.

– Слушай, ты почему не пошел работать в медицину? Мог бы сейчас министром здравоохранения стать! – усмехнулся Лев.

– Нет, я добрый, я бы не смог людей резать, мне нравилось всегда в железках ковыряться: спокойно и понятно. Поэтому и пошел после восьмого класса в железнодорожный техникум. Начал хорошо учиться, а потом неинтересно стало. Думал, реально не пригодятся знания, которые дают в профессии. Теперь-то понимаю, что учиться надо было, – посетовал Жора.

– Почти приехали, – раздался голос с места водителя. Гена сидел бесшумно всю дорогу, поэтому о нем почти забыли.

Жора и Лев, как по команде, посмотрели в окна. Машина ехала вдоль известных своих прудов бульвара.

– Ну а что! Район вполне приличный. Самый центр. Отравить не должны, – сделал вывод Лев Николаевич.

Машина остановилась возле пристройки к старинной, но еще добротной двухэтажке. Над пристройкой была раскинута, как шатер китайских императоров, зеленая крыша, выполненная в восточном стиле. Вход с двух сторон окружали драконы, над дверью переплетающиеся с целью то ли поцеловать, то ли загрызть друг друга.

– Прикольно! – восхитился Жора.

– А что прикольного?  – удивился Лев Николаевич.

– Пристройка к старому дому смотрится, как мини-юбка на  старушке, – засмеялся Жора.

– Вот что значит дать взятку архитектору города! – глубокомысленно заметил Лев Николаевич, и оба направились вслед за Геной, уже открывшим дверь.

Но на пути возник грязный бомж, в пиджаке без рукавов поверх засаленной и порванной рубашки неопределенного цвета.

– Дай на опохмел, – прохрипел он, дыхнув перегаром и протягивая руку ко Льву.

Перед ним стеной вырос Гена. Бомж невольно испуганно отпрянул.

– Мужик, иди отсюда. Бог подаст, – не прикасаясь к бомжу, произнес телохранитель.

– Бухнуть мне надо, а то сдохну, – пояснил спазматическим голосом бомж, с тоской глядя на Льва.

– Ты и так сдохнешь, дело за временем, а я не собираюсь выступать спонсором порока, – равнодушно объяснил Царь и двинулся дальше, добавив, – кстати еще здороваться научись.

Жора в недоумении посмотрел на Льва и протянул бомжу мелкую банкноту. Тот с радостью схватил ее и, постанывая от предвкушения удовольствия, ринулся прочь, пока не отобрали.

Лев, услышав движение у себя за спиной, повернулся и увидел, как Жора отдает деньги алкашу.

– Мучается ведь человек, – объяснил Жора. – Деньги-то небольшие, не жалко на благое дело.

– На благое не жалко, – хмыкнул Царь, – но он ведь сейчас пойдет себя алкоголем убивать, за твой счет причем, значит, ты спонсор порока. Грех его на себя взял. Лучше бы ребенку на мороженое дал или бабушке на хлеб. Все бы так думали, и таких паразитов на теле общества меньше бы было.

Не дожидаясь ответа, Царь отвернулся от обескураженного Жоры и направился вверх по лестнице.

Глава 10. Истории жизни

У входа их встретил раскосый официант в ярких национальных одеждах, для неспециалиста неотличимых от китайских.

– Здравствуйте, уважаемые гости! Где желаете присесть – за столик или на топчан? – вежливо кланяясь, мягким говором, но совсем без акцента спросил официант.

То, что он видит перед собой двух совершенно одинаковых мужчин, его абсолютно не удивило: ведь никто не знал, что они не родственники, а близнецы ни в одной стране мира не являются редкостью.

– Топчаны, как я понимаю, вот это? – уточнил Лев Николаевич, показывая пальцем на подобие беседки с настилом из досок на высоте примерно 80 сантиметров и перилами с трех сторон.

Посередине беседки стояли маленькие столики с ножками сантиметров 50 от настила, чтобы есть, сидя за ними, нужно было сидеть по-турецки или полулежать на накиданных вокруг стола подушках. Пол из досок был застелен ярко расшитыми ватными одеяльцами. Над топчаном был прикреплен к потолку тканевый навес, ниспадающий до пола, функциональный на открытом воздухе, а здесь служащий частью интерьера.